Страница 6 из 59
— Крайнева сказала, что завтра повезет свою корову на заготпункт. Так что, думаю, вопрос уладится,—сказал я солидно.
— Вообще эта Ледешиха — дурная женщина…
— Читробуй кадэ тэпэнэс пэмануш[7],— перебил сына Денисов.— У каждого свои заботы. Худо это или добро — судить не нам. Я часто видел таких, которые много красивых слов говорили, а сами думали только о своем кармане… Ты тоже хорош! Зачем грубишь Ледешихе? Она тебе в бабки годится.
Говорил он так, словно сидел сейчас перед ним не участковый инспектор, который приехал расследовать неприятное для его сына дело, а добрый приятель.
— Нужна она мне! — Чава сделал резкий жест рукой.
Денисов-старший повернулся ко мне: — У меня Ледешко тоже была. Я ведь в нашем хуторе как бы штатный советчик и мировой судья — депутат сельского Совета. (Я взглянул на него с удивлением и любопытством, которых не мог скрыть.) Да-да,— засмеялся цыган,— сам не ведал, что на старости лет сделаюсь властью…— Он погладил бороду, усмехнулся чему-то своему и продолжал: — Ну, я сказал ей, что не стоит затевать ссору с соседями из-за чепухи. Не послушалась… А Выстрел — действительно редкий бугай. Товарищ Нассонов, председатель наш, уговаривал Ледешко продать Выстрела колхозу. Хорошие деньги предлагал. Но она уперлась. «Мне, говорит, не резон от своей выгоды отказываться…»
— А как же у вас получается — в колхозном стаде частная скотина? — спросил я.
— Вот баба Вера сдаст свою Бабочку, как вы говорите,— ответил Чава.
— Ну, а ваша корова?
Сергей смутился. Но Денисов-старший весело подмигнул:
— По блату. Как-никак своя рука в стаде.— И серьезно добавил: — А если без шуток, сами подумайте: одну частную корову куда девать?
Я кивнул головой. И подосадовал на себя за то, что поспешил выказать свою осведомленность.
— А что, эта Бабочка сильно поранила бугая? —перешел я на другое.
— Ерунда! — сказал Чава.— Похромал один день.
— Ясно,— кивнул я.— Насчет увечья быка вы можете подтвердить?
— Конечно,— ответил Сергей.—Хоть на бумаге.
— Ну этого пока не требуется,— сказал я.
— А вообще Выстрел все стадо держит вот так.— Сергей показал сжатый кулак.— Можно спать, гулять, отдыхать — все будет в порядке. Волка, а то и двух одолеет.
— Водятся?
— Были. Но давно что-то не появлялись. Теперь охотников больше, чем зверья.— Чава поднялся.— Я вам еще нужен?
— Нет. Спасибо.— Я тоже встал.
— Э,— остановил меня хозяин,— чайку попьем. Небось не завтракали?
Батюшки, еще нет и восьми. А мне казалось, что уже середина дня.
Я покорно сел. Как-никак Денисов был человеком в известном смысле своим. Сельсоветский. Помня наставления преподавателей, что надо сколачивать актив, без которого участковый да еще в деревне ни туда ни сюда, я подумал: хорошо бы привлечь себе в помощь старшего Денисова, он подошел бы.
Сергей лихо взлетел в седло и взял с места в карьер. Сегодня он казался не таким ярким и необычным, как вчера. Что в нем нашла Лариса? Необразованный парень. Пастух. И даже не в этом дело. Как он говорил: «Долбал, долбал…» Да может быть, и сама Лариса тоже не такая, какой мне кажется… Надо приглядеться получше.
…Стол быстро оброс простенькими блюдечками, тарелочками, гранеными стаканами. Зара внесла пузатый самовар, начищенный до блеска, с резными, витиевато сделанными ручками и краником. За такими вещами охотятся в городе любители старины.
Сладковато пахло дымом, горячим хлебом и свежесбитым сливочным маслом.
Хозяйка разрезала неправдоподобной вышины каравай с взрывающейся под ножом корочкой.
Хозяину и мне чай налили в тонкие стаканы, болтающиеся в старинных подстаканниках, массивных, из серебра. Но Денисов наливал в блюдечко и пил из него.
Я обратил внимание, что чайные ложки, потертые и деформированные, тоже были из серебра, старинные.
Мне пододвигали то тарелочку с кусками белого со слезкой сливочного масла, то вазочку с вареньем.
— Я смотрю, у вас любят фотографироваться,— обратился я к хозяину, прихлебывая чай.
— Это Сережка,— ответил Денисов. — Сам фотографирует?
— Нет,— усмехнулся цыган.— Раньше, сразу после армии, он работал в райпромкомбинате, в фотоателье. Ходил по хуторам, заказы принимал. Вот и нам настряпал. По-свойски.
Я считал своим долгом продолжить беседу. Гость, которого угощают, должен отрабатывать харч. От этой мысли мне стало весело. Что ж, будем отрабатывать.
— Все хочу спросить: обезьяна у вас откуда? Хозяин снова усмехнулся:
— Зара ее нашла, пусть и расскажет. Его жена только этого и ждала:
— Весной, когда война заканчивалась, мы где были, Арефа?
— Не знаю, где была ты, а я был в Польше. В войсках Второго Белорусского фронта.
— А, забыла! — Она засмеялась.— Где-то там.— Цыганка неопределенно махнула рукой.— Стали мы табором возле одной деревни. Пошли, это самое, в общем, посмотреть… Кушать же надо было.— Она бросила на меня извинительный взгляд.— Мама у меня хорошо гадала…— Зара спохватилась: все-таки представитель закона:
— Рассказывай, рассказывай.— Денисов спокойно сложил руки на коленях. Слушай, мол, младший лейтенант, у нас все открыто.
Мне все больше нравился этот человек с непривычным именем Арефа.
— Пришли в деревню, старушка навстречу бежит. «Вы, говорит, цыгане, вам все нипочем и черт не страшен». А мы ведь тоже крещеные, в церковь ходим…
— Ты про всех не говори,— сказал ей муж.
— Я про своих родителей говорю. Значит, сует нам старушка яйца, кус мяса, деньги. «Выгоните, говорит, из избы черта». Ой-ей, смех, да и только! Такого страху понарассказала. Хорошо, с нами братишка был. Вот он.— Зара показала на один из портретов, на котором был изображен человек с большими усами.— Заглянули мы в хату, а из печи выглядывает что-то черное, лохматое, глаза сверкают… Моя мать и я подхватили свои юбки и тикать… Старуха кричит: «Отдайте яйца…» А братишка не испугался, зашел в хату. И вытащил Ганса… Старый он уж теперь, все к теплу.тянется. Зимой с печи не слезает, летом — с утра на солнце… Любит в степь ходить. А раньше задиристый был, ни одной собаки не пропустит…
— А почему — Ганс? — Я посмотрел через окно на обезьянку, дремавшую во дворе на своей подстилке.
— Потом мы узнали, что его держал немецкий офицер. Фрица пристукнули, а обезьянка осталась… Так и пошло — Ганс да Ганс. Мы с ним везде ходили. Интересно людям, Он вино пил.
— Неужели?
— Да. Конечно, немного, вот столечко. Хлоп — и нет рюмочки. И такой веселый делается. Сразу нам всего надают — и денег, и яиц, и колбасы. Кушать же надо было…
Я невинно спросил:
— А вы гадали?
— Как все…— смутилась цыганка.— Кушать же надо было…
— А вы сами верили в то, что говорили? Зара засмеялась:
— Да как сказать…
— А мне скажите что-нибудь.
— Нет, неудобно…— Она снова посмотрела на мужа.
— Это ты брось! — сказал он строго.
— Отчего же, мне очень интересно,— обернулся я к нему.— Одни говорят — гадалки обманывают, другие — все правда.
— Ерунда это,— махнул рукой Денисов. Меня распирало любопытство:
— Я прошу, пожалуйста.
Зара снова засмеялась и, чтобы как-то обойти мою настойчивую просьбу, сказала:
— Вы молодой, симпатичный. Все ваши желания исполнятся…
…Когда я возвращался в станицу, когда проезжал по ее полудремотным улочкам, размышляя об отношениях Чавы и Ларисы, ко мне все время возвращался открытый, красивый смех Зары, ее слова: «Все ваши желания исполнятся…» Оказались бы они пророческими. Потому что мои мечты все больше и больше были заняты беленькой стройной девушкой с синими глазами..»
7
Нельзя так говорить о людях (цыганск.).