Ду Фу

В своих стихах Ду Фу нередко пишет о поэзии. Иногда это краткие, афористические суждения, иногда - пространные высказывания, но во всех случаях поэт ограничивается наиболее общим, философским определением сути поэтического творчества. Конкретных рассуждений о поэтическом ремесле, работе над стихом, вдохновении поэта у Ду Фу гораздо меньше, и исследователям обычно не составляет труда их перечислить. Однако это не означает, что у Ду Фу не было определенных взглядов на свое ремесло: молчание в данном, случае красноречивее слов. Ду Фу - это не только поэт жизненной правды, но и поэт жизни в том ее понимании, которое сложилось в средневековом Китае. Поэтому саженец сосны или связка лука - для него более возвышенный и достойный описания предмет, чем само поэтическое вдохновение. Не случайно это слово (по-китайски «шэнъ») - одно из самых редких в словаре Ду Фу, и он употребляет его как бы не в основном, а во второстепенном значении. Вдохновение поэта не абсолют для Ду Фу, а его одухотворенность - лишь отблеск одухотворенности самой жизни. Именно жизнь, природа, космос, с точки зрения Ду Фу, наполнены высшей духовной энергией, и задача поэта - подключиться к этому источнику. Поэт - лишь сотворец собственных стихов; говоря языком Конфуция, он «излагает, но не создает». Поэт словно считывав! небесные письмена «вэнъ» и заносит их на бумагу. Он - посредник, передаточное звено, поэтому технология собственного творчества - для него пустая, иллюзорная тема, не имеющая самостоятельного значения. Для Ду Фу всегда важно не то, как он пишет, а то, как он живет, и в своем творчестве он выносит себе оценку не как поэту, а как человеку.

Многие западные исследователи говорят о спиритуальной (от английского слова «spirit» - «дух») сущности средневековой китайской культуры, считая ее наиболее характерной метафорой - застывшую фигуру монаха, погруженного в медитацию. При этом они как бы разделяют понятия жизни и духовной практики, рассматривая любую творческую деятельность как одну из спиритуальных дисциплин. Для Ду Фу подобный метод совершенно непригоден: этого поэта невозможно понять через отвлеченную духовность, выделив в его творчестве ключевые философские понятия и выстроив по ним мировоззренческую схему. Спиритуальная сущность Ду Фу растворена в жизни, и поэт настолько верен своему призванию, насколько правдив и честен в конкретных жизненных поступках. Лозунг «Не выходя со двора, познать мир» - не лозунг Ду Фу. Поэт стремится именно к выходу во все сферы жизни, будь то государственная служба или возделывание риса, путешествия или сочинение стихов. В этом смысле Ду Фу, может быть, самый не во ст очный поэт, потому что за ним стоит не метафора «недеяния», а метафора действия. Неспроста мы так много знаем о его жизни - хотя бы по сравнению с другими поэтами тайской эпохи. Даже биография Ли Бо - это наполовину легенда, вымысел, исторический анекдот, не говоря уже о таких загадочных фигурах, как буддийский монах Хань-шань, Мастер с Холодной Горы, и его друг Ши-дэ - Подкидыш. Биография Ду Фу, напротив, удивительно реальна и достоверна, словно он сам изобразил свою жизнь с такой отчетливостью, с какой китайский художник изображал бытовые сценки. Мы видим Ду Фу вплоть до мельчайших черточек его внешности - худого лица, бороды, редких седых волос, и зримость этого образа как бы совпадает с предметной рельефностью всей его биографии.

Именно с творчеством Ду Фу связана формула средневековой китайской эстетики: страдания и невзгоды чеканят стих поэта, а ведь эта формула - тоже одна из самых невосточных. Для буддийского монаха, сочинявшего стихи, вдохновение наступало тогда, когда он «забывал» о житейских невзгодах, очищался от страдания, но Ду Фу всем своим опытом противоречит этой посылке. В его стихах - и боль, и тоска, и гнев, и радость - все человеческие чувства. Вот он вместе с женой и детьми спасается от мятежников Ань Лушаня, вот выращивает цыплят в пригородах Куйчжоу, вот преследует дичь с охотничьим соколом на нарукавнике - эти картины так далеки от иконописных изображений буддийских «просветленных» или даосских отшельников! В то же время - и это не парадокс - Ду Фу подлинно китайский поэт, чьи стихи, словно корни цветущего дерева, вскормлены соками национальной почвы. Ду Фу гордится своими корнями (корень и ствол - исконно китайская метафора), своей принадлежностью к одной из древнейших наций, но при этом он трезво оценивает не только ее взлеты, но и ее падения,. Ду Фу - патриот в высшем смысле слова, хотя его патриотизм ограничен историческим сознанием эпохи. Китай для него - «Срединное государство», император - «Сын Неба», поэт - слуга императора. Ду Фу унаследовал эти понятия от многовековой традиции, но поэтически сумел объединить их в едином значении Отечества и Народа. Стихи Ду Фу удивительно богаты по этническим характеристикам, недаром они служат незаменимым источником для тех, кто изучает историю китайской нации. Поэт воссоздает полнокровный этнический тип китайца танской эпохи: обычаи, нравы, бытовой уклад, религиозные верования и обряды. Его стихи - компедиум исторических сведений, мифов и легенд, фольклорных традиций. Поэзия Ду Фу - подлинное зеркало нации, отразившее ее прошлое, настоящее и будущее.

Вот почему Ду Фу - поэт универсальный. Плотная, терпеливо проработанная материя его стиха способна принимать любые формы, словно раскаленная стеклянная масса у опытного стеклодува, и творчество поэта органично соединяет то, что в дальнейшем стало знаменем враждующих поэтических группировок. Разве не удивительно, что Ду Фу называли своим учителем и сторонники Бо Цзюйи (772-846), призывавшего к упрощению поэтического языка, к использованию в поэзии разговорных оборотов, и последователи Ханъ Юя (768-824), выступавшего за «возврат к древности», за усложненную языковую архаику! Между тем сам Ду Фу в равной степени далек от Бо Цзюйи и Ханъ Юя и в равной мере близок им обоим. Он чужд теоретической односторонности школы, но как поэт-практик одинаково приемлет самые разные методы. Недаром его собственным поэтическим вкусам отвечают и простой, классически-строгий стих «трех Цао», и изощренная, стилистически сложная поэзия эпохи Северных и Южных династий. Творческая практика Ду Фу - пример широкого культурного синтеза, а сам поэт - созидатель духовных ценностей. Нет ничего более чуждого Ду Фу, чем отрицание накопленных традиций - хотя бы в пределах, поставленных китайским средневековьем. Хорошо известны парадоксальные жесты чанъских монахов или даосских отшельников, символизирующие отказ от накопленного опыта, ниспровержение авторитетов («Встретишь будду - убей будду»). Для Ду Фу такие жесты неприемлемы. Миссия поэта - именно в культурном накоплении, собирании разрозненных элементов в единое целое.

Гармоничность и уравновешенность делают поэзию Ду Фу классической и образцовой. Образцовость, соответствие канонизированным нормам - одно из основных требований средневековой китайской эстетики, по которому поэтам часто присваивали заранее установленные разряды. Нормы оценки были самыми строгими, и если поэт претендовал на первый разряд, он должен был продемонстрировать виртуозное владение техникой стихосложения, безупречный вкус, благородную сдержанность в выражениях, искренность чувств и мыслей и т.д. Поэзия Ду Фу полностью удовлетворяла этим требованиям и всегда относилась к самому высшему разряду. Если оценки других великих поэтов (например, Тао Юанъмина) менялись на протяжении веков, то репутация Ду Фу как величайшего классика оставалась неизменной. Стихотворные посвящения Ду Фу - корифею, мастеру, учителю - могли бы составить целую антологию, в которую вошли бы произведения и больших, и малых поэтов. Все они с восхищением повторяли его строки, цитировали эпизоды его биографии, посещали места, связанные с его именем. Если Ду Фу случалось написать стихи на стене буддийского храма, почтовой станции или горной беседки, то его отдаленный потомок оставлял рядом свои стихи, сочиненные в той же манере. «Отвечаю на стихи Ду Фу...», «Вторю стихам Ду Фу...», «Подражаю стихам Ду Фу...» - эти заголовки звучат, словно тысячекратное эхо, вызванное великой поэзией. Это эхо не умолкает и по сей день, и стихи Ду Фу находят новых читателей не только в Китае, но и во всем мире.