Волчонок

— Или, быть может, ты забрала его в своей нечестивый дом, — он недоверчиво обвёл глазами комнату, — и скрываешь где-то здесь, чтобы вершить над ним свои дьявольские обряды?

Моя мать ещё больше побледнела. Один из мужчин, тот, что помоложе тут же приобнял её и поддержал. Она с благодарностью ему улыбнулась. А моё сердце обожгла жгучая ревность, на меня моя собственная мать никогда уже не будет смотреть с такой нежностью и любовью.

— Ребёнок родился мёртвым! — Упрямо повторила старуха, многозначительно посмотрев в глаза моей матери.

Та смутилась, убрала свой взгляд в сторону и неожиданно заговорила.

— Это великое горе для меня, святой отец, но старуха права, я ведь вам не раз уже говорила, что моё дитя было мертво при рождении.

— Где тело младенца? — Неожиданно звонко прокричал священник и все разом посмотрели на молодую мать.

Она, бледная и напуганная, в свою очередь посмотрела на каждого по отдельности.

— Я была настолько глупа и не могла выносить вида своего мёртвого малыша, что попросила старуху принявшую роды похоронить его самой. Я не могла… просто не могла вынести смерти своего собственного дитя. — Она громко зарыдала, уткнувшись лицом в хрупкие ладони. И горе её, по всей видимости, было искренним. Поди, ещё разбери, что хуже, родить мёртвого ребёнка или дитя оборотня, да ещё приказать убить его и быть уверенной, что смертный приговор приведён в исполнение.

Молодой мужчина, что стоял подле неё, тут же прижал её к груди, успокаивая и убаюкивая.

Священник презрительно фыркнул.

— Возможно, ведьма просто затмила тебе глаза своим нечестивым колдовством, дочь моя. — Не сдавался он.

— Я не ведьма. — Упорствовала Травка.

— Ребёнок был мёртв. — Выкрикнула моя мать.

Два высказывания слились воедино, что заставило всех на мгновение замолчать.

— Я не уйду отсюда, пока меня не убедят в том, что здесь нет дитя живого или мёртвого. И если это место преисполнено скверны….

Он принялся по-хозяйски расхаживать по комнате, раскидывать в разные стороны бабкино барахло, заглянул в каждую корзину, в каждый котёл, в печку и даже под стол, но ничего не обнаружил, кроме трав, мышиного помёта и грязного старухиного тряпья. Но это его, похоже, не очень-то убедило.

— А теперь давайте попробуем запустить сюда собаку, может животное что-то почувствует в этой обители зла. — Предложил он. — Ведьмы не очень-то жалуют этих тварей божьих, предпочитая им исчадий ада. — Он обличающе ткнул пальцем в Чёрную Кошку. Та на мгновение перестала вылизываться, осмотрела присутствующих, но так как на её честь больше никто не покушался, невозмутимо вернулась к прерванному было занятию.

Горбатый дед тем временем приволок упирающуюся псину со двора на длинной потрёпанной верёвке.

— И надо ж было мучить бедное животное, волочить его сюда через весь лес. — Прошамкала моя бабка, осуждающе качая головой и с сочувствием при этом глядя на несчастную собаку.

Наша Чёрная Кошка выгнулась дугой и зашипела, на какое-то время снова покончив с умыванием. Похоже, она была полностью солидарна с моей старухой. Мне, собственно говоря, тоже не очень-то понравилась идея с собакой, хотя я ещё и не понимал почему. Возможно, нелюбовь к ним была у меня в крови.

Оказавшись в незнакомом помещении, деревенская шавка первым делом всё тщательно обнюхала, чихнула, ей, по-видимому, был не очень-то приятен аромат, исходящий от бабкиных трав. Как я её понимаю, меня он тоже вначале донимал, но постепенно я начал мало того, что потихоньку привыкать к нему, но и отделять его, как бы выкидывать из собственной головы и своего же носа, так что меня он больше не тревожил и не дурманил голову, в отличие от неё.

Собака настороженно повела носом, за ним следовали умные коричневые глаза, а в том, что они умные, я нисколечко не сомневался, чай ведь не полностью человек, а только наполовину. Неожиданно её взгляд натолкнулся на то место, откуда секундой ранее долетел весьма необычный запах, а именно в половицу под которой, по сути дела, и лежал я. Она вперилась в неё внимательным взором и, мгновение поколебавшись, сделала один неуверенный шаг в мою сторону, затем второй, третий.

— Она что-то почувствовала! — Счастливо взвизгнул священник, глаза его фанатически заблестели.

Это сбило собаку с толку, она повернулась в его сторону, неуверенно повела ушами. Он, устыдившись своей детской радости, мгновенно стих.

Псинка снова посмотрела в мою сторону.

Я приподнял верхнюю губу в оскале и притом проделал это совершенно неосознанно, сам не до конца понимая, отчего так поступаю. Но, думаю, этого всё же было не вполне достаточно для того, чтобы произвести впечатление на матёрого цепного пса.

Тот между тем ещё разок принюхался, сделал замах для следующего шага, но, неожиданно для всех нас, над лесом вдруг раздался протяжный волчий вой, что казалось, длился бесконечно долго. Пёс тут же испуганно взвизгнул, заскулил и, выскочив вон из хаты, трусливо припустил в сторону родной деревни. Не знаю, что именно он услышал в этом заунывном пении, но то, что это произвело на него неизгладимое впечатление, было вполне очевидно. Не думаю, что его стоит винить за эту невольную слабость, в конце концов, обычный пёс стае волков не соперник.

Молодой мужчина попытался его поймать за обрывок верёвки, но собака увернулась и унеслась прочь, оставив хозяина или, быть может, не хозяина, лежать распластанным на провалившемся крыльце.

— Чёртова тварь! — Неожиданно выругался священник, непонятно к кому обращаясь. К самой собаке ли, что неслась сейчас домой вовсю прыть, к волку ли, что так некстати завыл, к бабке ли, что жила на отшибе и по мере возможности не общалась с добрыми людьми, к неуклюжему ли молодцу, что теперь вытирал окровавленный подбородок.

Но к кому бы на самом деле не относились эти слова, вздрогнули все без исключения. Даже моя нянька Чёрная Кошка, перестала вылизывать гладкую шёрстку, опустила изящно выгнутую ножку, обиженно подняла хвост трубой и покинула избу, отправившись вероятно на охоту, не желая и дальше иметь дела с всякими там священниками-грубиянами. Что ж, её можно было понять, она вполне могла принять эти слова и на свой счёт, ведь, кошки, особенно черные, ещё издавна были не в ладу с церковью.

— Как так случилось, ведьма, что тебя в твоей жалкой лачуге посреди леса, ещё до сих пор не задрали волки? — С едва сдерживаемой ненавистью прошипел священник, оборачиваясь к Травке.

— Так на кой я им нужно? — Притворно удивилась бабка. — Одни жилы, да старческие кости. Как помру, от меня видать и черви добровольно откажутся.

— Твоя корова, куры? — Не сдавался святой отец.

— Так ведь стерегу, с божьей-то помощью. — С иронией в голосе произнесла моя Травка.

— Не богохульствуй, ведьма. Бог тебе не помощник. Адское пламя съест твоё тело и душу, а не черви. — Протяжно взвизгнул священник.

— Нам надо идти, святой отец, лучше бы нам вернуться в деревню дотемна. — Напомнил сгорбившийся старик, что до этого времени всё больше помалкивал, прислушивался, да беспокойно осматривался по сторонам, стоя на пороге.

— Мы ещё вернёмся, ведьма! — Радостно сообщил священник, щедро окропил всё в помещении святой водой, в том числе и саму его хозяйку, и яростно блеснул в сумерках избы своими фанатичными глазищами. — И тогда уже предадим праведному огню и тебя саму, и твоё проклятое жилище, и бесовских животных коими ты управляешь.

Бабка тяжело вздохнула, но в очередной раз не стала отказываться от ведьмовского клейма.

Священник тем временем перекрестил избу напоследок и удалился горделивой походкой высшего существа. Его спутники, молча, последовали за ним.

— Больше мне таких гостей не намывай, хотя лучше быть предупреждённой заранее, а не застанной врасплох. — Прошамкала бабка на вернувшуюся после ухода гостей кошку. Но та её слова проигнорировала, прошествовала мимо и взобралась на тёплую печь.

Меня Травка из подпола достала не сразу. Вначале попыталась немного прибраться, но быстро оставила это занятие и беспорядок, учинённый святым отцом, остался по большей части нетронутым.