Страница 33 из 65
Он сделал неопределенный жест рукой, заговорщически подмигнул Солу и вышел. Аксель понял, что остался один, но не смог удержаться от непроизвольного желания оглядеться, словно всерьез опасался, что где-то под столом прячется еще несколько психов. Как и следовало ожидать, никого в библиотеке не оказалось. Тем не менее он встал и прошелся по залу. На всякий случай оглядел стены и полки. Проверил, не прячется ли кто-нибудь за спинками кресел. Невольно ему припомнились слова Годдарда: «Здесь не то, что не вылечишься, психом станешь»… М-да, очень похоже на правду. Остановившись у ближайшего стеллажа, он машинально посмотрел на роскошные переплеты. На первый взгляд, книги производили впечатление очень старых: кожаные корешки с золотым тиснением, пожелтевшая от времени бумага, но значок производителя на последней странице уведомлял, что в руках у Акселя всего лишь факсимиле, на пластике, прекрасно имитирующем давно вышедшую из употребления бумагу.
Аксель прочитал некоторые из оттиснутых на корешках названий. На полке рядом с ним стояли труды величайших философов античности, чуть дальше — работы мыслителей эпохи Возрождения и так далее. Ницше мирно уживался с Конфуцием, а Библия — с Махабхаратой.
На столе, за которым сидел Цезарь Оптимус Плиний, остался лежать открытый примерно на середине толстый том. Машинально взяв его в руки, Хук прочел на обложке: «Роджер Желязны. Хроники Амбера». На полях и между строками он увидел сделанные от руки карандашные пометки. «Полнейшая чушь! Годится только для сказочного романа!» «Не лишено практического смысла. Стоит на досуге попробовать». «Изумительное предвидение! Жаль, доступно лишь счастливому обладателю развитого художественного таланта». Создавалось впечатление, что Цезарь настойчиво искал путей возвращения в свой иллюзорный мир.
Аксель неспешно прошелся вдоль стеллажей. Кроме уже названной философии, он нашел великолепную подборку, изданий по оккультизму, магии, экстрасенсорике, прекрасную библиотеку фантастики и другим, не менее экзотическим дисциплинам, отличительной особенностью которых являлась попытка увести читателя от реальности.
И вновь Акселю показалось странным, что в библиотеке собраны исключительно те издания, что способны не излечить от опасных фантазий, а, наоборот, подбросить пищи пораженному недугом мозгу. В который уже раз Аксель задался вопросом, зачем Фуджи поощряет уход пациентов от реальности, но ответа вновь не нашел. Тем не менее, факт оказался налицо: метод доктора Фуджи не просто работал, а гарантированно ставил пациентов на ноги, чем не могли похвастать остальные коллеги доктора.
Поудобнее устроившись в дальнем углу странной библиотеки, Аксель вставил в ухо микротелефон электронного секретаря и на минуту задумался. Ни Тимоти Мэтисон, ни Цезарь Оптимус Плиний, ни Тревор Годдард не интересовали его. Все трое полностью находятся во власти заболевания и поглощены собственными бредовыми фантазиями. Возможно, каждый из троих и знает нечто, интересующее Акселя, но как добиться нужного ответа от человека, живущего в мире иллюзий, Сол не знал. Пожалуй, Юл Лундстрем единственный из четверки местных обитателей, кто по крайней мере часть времени осознает реалии окружающей действительности. Аксель нашел начало его досье, но, чуть поколебавшись набрал на клавиатуре имена всех четверых и принялся слушать все без разбора, краем глаза присматривая за входной дверью.
Что касается Юла Лундстрема, то все оказалось предельно ясным. Информация досье полностью подтверждала выводы Акселя, как, впрочем, и слова самого Юла. Сын богатых родителей, он не пожелал лениво прожигать жизнь, а предпочел заняться делом. Приведший к психической травме случай в ресторане полностью соответствовал действительности, и Аксель вновь подивился той смеси комичного и трагического, которая предстала в рассказанной Юлом истории. Его диагноз в медицинской карте имел следующую формулировку: «Идентификационное расстройство, приводящее к истерическому чувству страха». По первоначальному прогнозу доктора Фуджи, Юл должен был поправиться после первого же курса лечения, но ситуация осложнилась тем, что Лундстрем женился. Видно, мозги его к моменту свадьбы не полностью излечились от болезни. Движимый несбыточной мечтой вернуть столь дорогой его сердцу образ, он женился на скандинавке, как на грех обладавшей удивительным сходством с приведшей к заболеванию роковой красоткой. Похоже, облик девушки будил неприятные воспоминания, те накапливались в подкорке и периодически приводили к нервным срывам, примерно раз в год возвращавшим его в клинику. Сам Юл остроумно называл эти вояжи «профилактическим отдыхом от жены, от тещи, от их собачек, капризов и модных курортов…» Тем не менее ситуация медленно, но верно исправлялась и в его случае. Поначалу он нападал даже на старых знакомых, да еще не единожды, а, если разговор неосторожно переводили на связанные с его прежней работой темы, его умственное расстройство усиливалось. После первого же курса лечения Лундстрем начал считать роботами только новых знакомых, что всего лишь накладывало на круг его общения некоторые ограничения. После повторного курса рецидивы начали повторяться раз в год, и с каждым последующим курсом длительность их все уменьшалась. Сейчас всерьез ведется разговор о полном и скором выздоровлении.
Что касается Тимоти Мэтисона, то и его история полностью соответствовала действительности, за исключением того факта, что никакой физической травмы он не получал. Имело место лишь совпадение момента начала недуга с круизом. С равным успехом он мог «пострадать» и от космических излучений неизвестной природы при путешествии на пассажирском лайнере, или от чего-то еще.
С Цезарем Оптимусом Плинием история повторилась с той лишь разницей, что в его случае истине соответствовал не его собственный рассказ, а история, поведанная Акселю Юлом. Что же касается Тревора Годдарда, то тут Аксель оказался бессилен. Он знал, что к моменту его приезда в клинике останется всего пять пациентов, но Мтомба «на всякий случай» снабдил его историями доброй сотни наиболее вероятных претендентов на «замещение вакантных должностей». Не найдя в списке нужной фамилии, секретарь вышел в режим ожидания, Аксель же просто не знал, кто конкретно скрывается под именем Тревора Годдарда. Ничего не поделаешь, с этим фактом ему придется смириться. Пожав плечами, он освободился от наушника и спрятал его в карман пиджака.
Прослушав три досье и примирившись с недоступностью четвертого, Соломон еще раз нарисовал мысленный портрет каждого из четверки своих новых товарищей. Единственным вопросом, который ему предстояло решить — на чьи слова можно положиться? На первый взгляд, ответ прост, но Аксель не торопился с выводами. Здравый смысл подсказывал ему, что псих, живущий в вымышленном мире, вполне может оказаться правдивее и наблюдательнее кажущегося относительно здоровым Юла. Как говорится, свежий взгляд со стороны. Он скептически хмыкнул. Ну и свидетели…
Размышления Акселя прервал приход санитара, сообщившего, что «кушать подано», а, стало быть, пришло время возвращаться в свою комнату, поскольку рационы составляются индивидуально и, в силу последней причины, порции разносятся по номерам. Сол не стал спорить и вернулся в комнату, обнаружив на столе сытный обед и телеграмму, мгновенно приковавшую к себе внимание Соломона. На первый взгляд, ничего особенного — всего лишь поздравления по поводу рождения племянника и информация о том, что «мама чувствует себя превосходно». Первая часть телеграммы означала, что после отъезда Акселя события на рынке развиваются по предсказанному им сценарию, в то время как вторая ставила Хука в известность о том, что их собственное расследование продвигается вполне успешно. Все. Никакой конкретики. Как говорится, подробности при личной встрече. Ну и Бог с ним. «В конце концов, о том, на что не в силах повлиять, ни к чему и знать», — решил он, с аппетитом принимаясь за еду.
До заседания Совета оставалась еще достаточно времени, но он не мог себе позволить провести его здесь, в тихом болоте посреди пустыни, среди мающихся мозговыми дисфункциями людей. Как только он выяснит для себя круг общения находившегося здесь Токадо и судьбу прибывшей накануне Анны, мгновенно пошлет сигнал вызова и вернется в мир нормальных людей. Придя к такому выводу, Хук не удержался от ироничной усмешки. Если происходящее сейчас в «большом мире» он всерьез называет нормой, значит, он серьезно болен, а, стало быть, тут ему самое место. Бред… В любом случае для начала не мешает подвести промежуточный итог.