Лазурные оковы

Когда я вернулся сюда ночью, ящер лежал на соломе, укрытый плащом Элии.

Она опустила его вниз и лечила его раны. Она пела ему колыбельную, как ребенок кукле.

Я поднялся наверх, чтобы взять меч, который приготовил для Элии, и лекарства для сауриала. Я нашел также его меч, который Кассана дала мне, потому что только я один мог взять его в руки без боли. Я не был уверен, что могу доверить меч Элии. Она была как маленький ребенок. Я дал ей лекарства и объяснил, что с ними делать. Когда ящер очнулся, я сказал, что освобожу его, если он поможет Элии бежать подальше от Вестгейта. Он согласился.

Я должен был остаться, чтобы скрыть их побег. За час до рассвета, когда все готовились принести сауриала в жертву, Кассана поняла, что я сделал.

Она могла убить меня сразу, но Фальш приказал пощадить меня. Он думал, что я знаю, куда они убежали, и допрашивал меня своими методами. Я надеялся, что обезопасил их, потому что не дал ящеру никаких точных указаний, но я оставил Элии ностальгию по Тенистому Долу. Я хотел, чтобы она пела там. Фальш узнал об этом и потому ждал вас там.

— Вот где ты его встретила, — накинулся на Оливию Акабар.

Хафлинг пожала плечами.

— Ты знал, что Элия не человек, но не говорил мне. Она повернулась к барду. Значит, Фальш сохранил тебе жизнь.

— Это было решение Кассаны. Она передумала убивать меня. Она оставила меня в этой камере, надеясь, что моя сила уменьшится и я стану более сговорчивым. Ей была нужна моя помощь и мое общество.

— Свинья, не правда ли? — спросила Оливия. — Только подумай, Акаш, ты мог бы иметь общую подругу — вместе с экс-арфером.

Акабар холодно посмотрел на нее.

— Хорошо, — сказала Оливия с улыбкой, — может, она и ведьма, но у нее хороший вкус в отношении мужчин. По крайней мере тех, которые еще живы.

Наверное, нам надо идти, если мы хотим остановить жертвоприношение сауриала.

— Мы подождем, пока зайдет луна. Чтобы не встретиться с патрулем Огненных Клинков, — уточнил бард.

— Ты здесь уже месяц. Откуда ты знаешь, когда зайдет луна? — спросила Оливия.

Искусник взял кусок мяса, прожевал его и проглотил, затем улыбнулся.

— Вы забыли, госпожа Раскеттл, певец никогда не теряет чувства ритма.

Глава 29. Жертвоприношение

Когда Дракон проснулся, то понял, что лежит на холодной каменной плите.

Хвост был неудобно вытянут под ним. Ящер сжал зубы, изо всех сил пытаясь порвать путы, растягивающие его конечности к четырем углам камня, но слабый металлический звук подсказал ему, что веревки не пеньковые и не ко-жаные, а сделаны из тонкой стальной проволоки. Любая попытка пошевелиться причиняла ему боль, потому что проволока, прорываясь сквозь чешуйки, врезалась в тело.

Дракон открыл глаза и увидел за огромными каменными клыками, окружавшими холм, розовеющие облака на востоке. Рядом с каменной плитой, в центре круга, образованного каменными зубами, было огромное кострище, полное вчерашней золы.

Он видел его вчера, сидя на шее Дымки, когда летел над холмом в окрестностях Вестгейта. Здесь поклонники Моандера ждали Элию. Древний потертый камень, к которому он был привязан, был окаймлен кровостоками, что не оставляло сомнений по поводу назначения каменной плиты.

Сконцентрировавшись, ящер вызвал свою силу шен. Дымка была очень близка к истине, когда распознала в Драконе паладина. Насколько ящер разбирался в этом мире, он и его братья имели много общего с паладинами, к тому же обладали той же данной богами силой. Но шен была не просто способностью обнаруживать зло, какой обладают паладины Королевств. С ней Дракон мог определить все многочисленные виды зла, которые терзают душу. Он также был способен видеть дух и оценивать его силу.

Дух человека-мага раньше был тускло-желтым шаром. Он был слаб, но без злобы или высокомерия, немного скуповат, но не жаден. Перемены, произошедшие в нем были изумительны. Битва с Моандером усилила его дух во сто крат. Его душа стала чище, хотя гармонии он еще не смог достичь.

Хафлинг изменилась немного — колеблющийся дух, окрашенный скупостью, себялюбием и мелочностью, а в глубине просто подлостью. Музыка помогала ей скрывать это, но недавно и музыка была испачкана чувством зависти.

Он не стал бы исследовать таких, как они, но Элия решила путешествовать с ними, а Дракон дал клятву защищать Элию, чего бы это не стоило. Ее дух часто был слаб, и это пугало. Сауриал видел в ее душе голубой цвет летнего неба, и он хотел сохранить это.

Хотя сейчас он сам очень ослаб. Холм вокруг него пульсировал злом. Скоро его убьют, дух женщины будет порабощен, и ее обратят ко злу.

Зло появилось в виде мужчин и женщин в плащах, их лица были укрыты капюшонами. Они образовали круг, в центре которого была каменная плита. Люди были одеты как последователи Моандера, на их вожде была безликая маска зла.

Но они очень неловко передвигались в своих длинных балахонах, а когда пели, то пропускали слова или искажали мелодию. Дракон узнал в этих самозванцах наемных убийц, с которыми сотрудничала Кассана. Огненные Клинки!

Когда две дюжины переодетых наемников окружили холм, четыре фигуры проследовали в центр живого кольца.

Первым был Фальш. Как всегда, он улыбался. Его одежда была голубого цвета, мерзко-голубого цвета гниющего мяса. Его голубо-голубые глаза светились ожиданием.

В свое время Фальш увидел сауриала в Тартаре. Псевдо-хафлинг захватил паладина и приволок на этот уровень, чтобы убить его и поработить Элию.

Зрай Пракис шел вторым, одетый в кроваво-красный балахон, отделанный кантом цвета слоновой кости. Он нес свой посох силы как церемониальное оружие, готовый сразить любого, кто откажется ему повиноваться. Его движения были полны энергии, хотя его иссохшие мышцы скрежетали по костям.

Безжизненность лича усугублялась близостью Кассаны, которая шагала позади него. Она была в платье без пояса мерцающего зеленого цвета, с разрезами по бокам. В руках она вертела тонкий жезл, которым контролировала своих питомцев.

На лице играла злая улыбка.

Последней в круг вошла Элия. Двигаясь более безжизненно, чем Пракис, она оставалась живым существом. Тело куклы было под полным контролем ее хозяйки.

Девушка была в кожаных штанах с разрезами по бокам, зашнурованных тонкими кожаными ремешками. Высокие блестящие черные сапоги на невероятно высоких каблуках закрывали ее ноги до колен. Вокруг талии был обмотан разноцветный пояс с выгравированным на пряжке черепом какого-то существа. Кольчуга с глубоким вырезом на груди представляла легкую мишень для любого меча. Щитки на плечах лаково-черного цвета, красная вельветовая накидка и черный с серебрянным ошейник завершали этот эффектный, но непрактичный наряд.

В руках она держала меч Дракона, сжимая его так сильно, что суставы на пальцах побелели. На ее лице была непроницаемая маска. На шее выступали кровеносные сосуды. Клеймо на правой руке светилось черным огнем, создавая сплошное зарево вокруг нее.

Дракон дернул свои металлические оковы, он не хотел дарить своим врагам радость увидеть его побежденным. Но проволока была крепкая, и на запястьях выступила кровь.

Зрай Пракис стоял около головы Дракона, Фальш — в ногах. Кассана находилась с правого края, Элия, борясь с силой сигилл, — напротив нее. Сауриал понимал все, что должно произойти. Они используют Камнеруб, собственный меч паладина, чтобы убить его. Если бы он был в состоянии дотянуться до него в» Парящем Вороне «, то смог бы противостоять любому волшебству Кассаны и повернуть ход боя вспять. Сейчас клинок должен будет пролить его кровь. И две силы добра будут уничтожены сразу, одним ударом. Нет, три, считая Элию. Если этого покажется ей мало, то Кассана заставит Элию саму совершить зло. Это абсолютно не нужно для ритуала. Ведьма сделает это только для того, чтобы причинить страдание и боль своей кукле.

Дракон всмотрелся в глаза Кассаны. Ему не следовало это делать, но странное любопытство заставило его, используя шен, взглянуть на нее перед смертью, только чтобы узнать, как такое зло выглядит. Огонь души колдуньи заставил сауриала вздрогнуть. Внутри была черная стена с просвечивающими красными пылающими трещинами. Ненависть горела глубоко внутри нее и потрескивала между ней, Зраем Пракисом и Фальшем. Мертвяк, как вакуум, всасывал эмоции и рядом с Кассаной казался вихрем ненависти и страха. Фальш пылал, как город, превращенный захватчиками в факел. Его злоба пересекалась линиями: желтой — жадностью, красной — ненавистью и бледно-зеленой — завистью.