Страница 19 из 115
– Я-то с этим согласен, – ответил Ахмаль. – И, думаю, многие другие тоже. Но люди видят, что машины и их останки, которые нам продают, да и те, что мы сами раскапываем, отправляются на восток в Аргив, на юго-восток в Корлис и на юг в Иотию. Им не нравится, что великие, удивительные вещи покидают нашу страну.
– А сувварди играют на их страхах, – закончила за землекопа Токасия. – Они набирают силу, объединяя племена перед лицом внешней угрозы – пусть даже воображаемой.
Ахмаль кивнул и сухо сказал:
– Вижу, тебе такие вещи не в новинку. Токасия рассмеялась и отпила набиза.
– Старинная аргивская политика. Уже многие столетия короли Аргива выживают именно благодаря этому принципу, играя на стороне одних против других. В Пенрегоне делают такое, что голова идет кругом. Фалладжи, по крайней мере, если выбирают кого-то себе во враги, то делают это от чистого сердца и идут до конца.
– Вот поэтому-то нам и не стоит переносить базовый лагерь в Койлос, – сказал Ахмаль.
– Единственная дорога в каньон, где мы нашли пещеры, ведет через пустыню… – начала Токасия.
– Удаленные области пустыни находятся под жестким контролем сувварди и их союзников. Они во всеуслышание заявили, что всякий чужестранец, который ступает на те земли, должен уважать собственность сувварди. Иначе с ним покончат.
Токасия развела руками и побарабанила пальцами по деревянной столешнице. Пустыня выиграла сражение с аргивским столом. Он уже шатался, а остатки перламутра капитулировали перед перепадами температуры и ветром. Скоро придется пустить его на дрова. Токасия не хотела даже думать, как ей будет не хватать стола, служившего ей и рабочим местом, и памятью о далеком Пенрегоне.
Интересно, были бы у них эти проблемы с кочевниками, если бы Урза не оказался столь точен в расчетах, а Мишра не слушал так внимательно сказки землекопов? Токасия покачала головой. Прошлое ушло в прошлое, изменить его было не проще, чем сдвинуть горы, из которых она и ее сподвижники извлекали транские машины, или расплавить металл, из которого они были сделаны.
Было очень тихо, только гудели угли в жаровне.
– Ты думаешь не о пустынных племенах и раскопках, – нарушил молчание Ахмаль. – Ты думаешь о двух братьях.
Токасия ответила не сразу.
– Они снова ссорятся, – сказала она наконец.
– С тех пор как вы побывали в Тайном сердце Древних, – сказал Ахмаль, – они ссорятся каждый день.
Токасия бросила взгляд на предводителя землекопов, но он поднял руку:
– Нет, они не рассказывали мне, что у вас там произошло. Никто ничего не говорил старому землекопу. Но и мне, и всем остальным ясно как день – произошла крупная ссора. Своего рода поединок, от которого братья не оправились. На прошлой неделе они едва не подрались у раскопа. – Он искоса посмотрел на нее. – Ты знаешь об этом?
Токасия кивнула:
– Урза пенял Мишре, что тот зарылся глубже, чем нужно, только чтобы отыскать какие-либо детали онулета. А когда землекопы в самом деле извлекли из-под земли эти детали, Урза лишь чудом сдержался и не обвинил Мишру прилюдно в том, что тот своими руками закопал найденные им предметы в том месте, где их нашли.
– Мишра, конечно, ничего такого не делал, – сказал Ахмаль. – Но намек брата он распознал и на следующий день погнал землекопов на работу в полдень. У него был вид человека, который не остановится, пока из раскопа не вынут целого онулета в рабочем состоянии. И все это лишь для того, чтобы доказать: старший брат не прав.
Токасия кивнула:
– С каждым днем они ведут себя все хуже и хуже, ни один не хочет поговорить с другим, разобраться, в чем дело, и помириться. Едва они сходятся в одном месте, как начинается спор. Потом каждый из них по очереди бегает за мной и доказывает, что другой был не прав. А если я пытаюсь возразить, показать, что и он сам не прав, он сразу обвиняет меня в том, что я просто приняла сторону другого. За все годы, что я их знаю, мне никогда не было с ними так трудно, как сейчас.
Ахмаль наклонился вперед.
– Фалладжи верят, что человек сделан из камня, огня, воздуха и воды. В совершенном человеке эти элементы находятся в равновесии. В тот день, когда я впервые увидел младшего брата, в нем было куда больше огня, нежели следует, и с тех пор мало что изменилось. В старшем же брате преобладает камень – холодный и твердый. Кончится тем, что он или треснет, или сотрется в пыль.
– Аргивяне верили когда-то в нечто подобное, хотя в нынешние дни мало кто про это помнит, – сказала Токасия. – Есть мир реальности, а есть мир мечты, снов. Старики священники из аргивских храмов сказали бы, что братья живут в своих мечтах или снах и забывают о реальности.
Ахмаль хмыкнул:
– Урза не рассказывал тебе, что ему снится? Токасия покачала головой:
– Урза больше никому ничего не рассказывает. Ни мне, ни брату. – Она подняла глаза на предводителя землекопов. – А Мишра?
Ахмаль кивнул:
– Мне он тоже ничего не рассказывал, но вот Хаджару, одному из моих молодых помощников, кое-что говорил. Тот ему ближе по возрасту и характеру, его тоже пожирает огонь, он мечтает стать великим воином. Боюсь, еще немного – и он уйдет от нас к сувварди. Короче, Мишра говорил с Хаджаром, а тот говорил со мной, а я говорю с тобой. Так вот, Мишра видит сны.
– И что ему снится? – спросила Токасия, наливая себе еще набиза.
– Тьма, – сказал Ахмаль и протянул руки к жаровне, пытаясь согреть ладони. – Ему снится, что вокруг него тьма, она зовет его и пытается затянуть, тащит его, как шакал, вцепившийся в ногу добыче. И он ее боится.
– Он прямо так и говорил? – удивленно спросила Токасия.
Ахмаль пожал плечами:
– Мишра говорил с Хаджаром. Хаджар говорил со мной. Я говорю с тобой. Все говорят друг с другом, что-то добавляется, что-то забывается. Может быть, тебе самой следует у него спросить. Скорее всего он не сказал прямо: «Знаешь, Хаджар, мне снится тьма и я ее боюсь». Однако Мишра ночует в лагере землекопов, и все знают, что иногда он просыпается среди ночи и кричит, будто отбивается от каких-то врагов, которых никто, кроме него, не видит.
Токасия немного помолчала. Она не могла сказать, случалось ли это с Мишрой до Койлоса, когда Мишра и Урза жили вместе. Урза никогда ни о чем подобном не говорил. Впрочем, Урза и о своих снах ей не рассказывал, даже если они ему снились.
– Ты знаешь, что каждый из них унес кое-что из Койлоса? – осведомилась Токасия.
– Силовые камни, – ответил Ахмаль. – Они похожи на те, которые, как ты говоришь, питают машины Древних. У каждого из молодых господ есть по одному. И каждый из них все время держит камень при себе.
– Могут ли камни быть причиной всего этого? – спросила землекопа Токасия. – Может ли их энергия заставлять братьев так себя вести?
Ахмаль пожал плечами, и Токасия продолжила:
– Ты знаешь, на что способны эти камни?
– Мишра не рассказывал мне, что было в Койлосе, – решительно ответил Ахмаль. – Может быть, Хаджару, но…
Некоторое время в темноте был слышен лишь треск горящих угольев.
– Камень Урзы делает машины мощнее, – нарушила тишину ученая. – Поэтому он называет его Камень Силы. Камень Мишры, по всей видимости, обладает противоположным свойством. Урза назвал его Камнем Слабости.
Ахмаль фыркнул:
– Может быть, младшему обидно, что у него более слабый камень.
– Так и есть, – сказала Токасия. – Поэтому Урза и повторяет эти названия Мишре в лицо.
– А как их называет Мишра? – спросил Ахмаль. Токасия на мгновение задумалась.
– Я ни разу не слышала, чтобы он говорил о них как о самостоятельных предметах. Один камень – «его», Мишры, а другой камень – тоже «его», Урзы.
– Это похоже на правду, – заметил Ахмаль. – Старший брат всегда имел склонность называть вещи и определять их. Думаю, он таким образом как бы присваивает их, делает их своей собственностью.
Токасия вздохнула.
– Сколько лет они живут с нами, – сказала она, – а остались такой же загадкой, как и энергия внутри силовых кристаллов. Как траны.