Война Братьев

Мишра вздрогнул, а Токасия круглыми глазами уставилась на старшего брата.

– С вашего разрешения, госпожа, я хотел бы взять орнитоптер и все проверить, – сказал Урза. – А поскольку мой брат не желает составить мне компанию, я вполне смогу обойтись одним из тех, что поменьше…

– Кто сказал, что я не желаю? – резко оборвал его Мишра. – Наоборот, мне кажется, что я просто обязан отправиться с тобой – хотя бы для того, чтобы ты случайно не увидел в центре круга транские развалины, которых там нет.

Урза довольно кивнул и выскользнул из палатки, шагнув в надвигающиеся сумерки.

– Раз так, я должен все продумать, – бросил он через плечо. – Всем спокойной ночи!

Когда Урза ушел, за столом стало тихо. Никто из учеников не захотел обсуждать его теории, а Токасии требовалось время, чтобы переварить сказанное.

Беседа за столом приняла менее взрывоопасный характер. Один из учеников сообщил, что нашел в раскопе несколько интересных дисков с транскими цифрами. Другой пожаловался, что ему жутко мешает работать один юный ученик, который каждый поднятый с земли кусок камня считает транской машиной. Все рассмеялись, а Токасия рассказала, как несколько лет назад одна ученица с пеной у рта убеждала ее, что раскопки следует вести на горных вершинах, а главный ее аргумент звучал так: если бы она была траном, она бы прятала самые ценные предметы именно там.

Мишра тихо сидел у очага и теребил бородку. Несколько минут спустя он извинился перед остальными и вышел, но направился не в свою палатку, которую делил с Урзой, а вниз, туда, где раскинулся лагерь землекопов-фалладжи. Токасия заметила, что младший брат чем-то встревожен, но не придала этому значения.

Вечером того же дня Токасия сидела за своим столом и изучала конструкцию ноги су-чи. Оказалось, что строение ног у обнаруженного ими почти целого образца отличалось от того, что они с Урзой предполагали – колени машины были вывернуты назад. «Интересно, – подумала Токасия, – это хитрое конструкторское решение, или же у транов колени сгибались в обратную сторону и изобретатель просто взял за модель машины самого себя?»

Вдруг на стол легла тень. Подняв голову, Токасия встретилась глазами с Ахмалем. Молодежь называла его теперь «старик Ахмаль», – седые волосы украшали его голову, да к тому же он и сам в последнее время то и дело жаловался, что достиг преклонного возраста и уже не так бодр, как когда-то. Токасия знала, что у него давно есть внуки и что вскоре он собирается покинуть лагерь. Пожилая женщина подумала, что ей будет его не хватать – особенно потому, что он воплощал в себе все лучшее, что есть у фалладжи. Он был прям, честен и искренен.

По суровому выражению его лица Токасия поняла, что разговор будет не из приятных.

– Говорят, твоя молодежь завтра полетит в горы, – сказал он с сильным акцентом. Несмотря на то что последние несколько десятилетий Ахмаль провел в обществе аргивян, их язык так и остался для него чужим.

– Откуда ты… – начала было Токасия, но сразу же поняла, откуда Ахмаль узнал новость. Мишра наверняка рассказал землекопу о том, что его брат разглядел в цепи курганов дугу, рассчитал центр и решил туда слетать, и спросил, что он по этому поводу думает. Судя по всему, пожилой фалладжи не думал по этому поводу ничего хорошего. Кивнув, ученая указала вошедшему на стул. Старик опустился на него так аккуратно и осторожно, словно боялся, как бы что-нибудь не сломалось – то ли стул, то ли он сам.

– Урза думает, что там находятся развалины большого транского поселения, – сказала Токасия.

Ахмаль внимательно разглядывал старый вытертый ковер.

– Не нравится мне эта затея. Фалладжи посмотрят на это очень неодобрительно.

Токасия удивилась. Она впервые слышала, что у фалладжи есть запретные для чужестранцев земли. Более того, в большинстве поселений, где ей случалось бывать, местные с гордостью показывали ей найденные ими останки транских машин, а иные даже предлагали их купить.

– Не все фалладжи, – продолжал Ахмаль, словно прочитав ее мысли. – Мы, в общем, не такие уж отсталые, большинству хватает ума понять, что в горах нет ничего такого, чего не было бы в пустыне. Но есть и такие, кто боится тревожить духов давно умерших транов, кто боится трогать их сердце. Говорят, что у них есть тайное сердце, оно находится в горах, и поэтому мы, фалладжи, держимся от них подальше.

– Ахмаль, – сказала Токасия, – ты никогда раньше не говорил мне ничего подобного. Где бы мы ни копали, ты ни разу ни словом не обмолвился, что, мол, тут-то или там-то землю трогать нельзя.

– Это потому, что мы копали в пустыне, а пустыня принадлежит всем, кто способен вынести ее тяготы, – сказал Ахмаль. – Фалладжи считают эти земли своей собственностью, но готовы делиться ими со всеми, кто их уважает. Напротив же, высокие горы, те, что расположены в самом сердце нашей земли, считаются местом опасным, и не только потому, что там живут огромные птицы рух. Мы говорим, что горы – наша земля, но сами туда ни ногой. Да и другим там нечего делать.

Токасия хорошо знала, что эти земли считал своими и Аргив, но предпочла не упоминать об этом. В самом деле, большинство аргивян жили на побережье, а гигантские территории, помеченные на картах как аргивские, принадлежали столичной знати лишь номинально.

– Если мы нарушаем какое-то табу… – начала она.

Ахмаль понял руку:

– Не совсем табу, госпожа. Тут скорее просто традиция, древняя, из глубин веков идущая тревога. Большинство моих землекопов не верят в истории своих бабушек, но некоторые верят, и из-за них все осложняется. Вот мой помощник Хаджар, так он верит и в джиннов, и в упырей, и в огромных драконов – у нас их называют «мак фава», – которые вылезают ночью из-под земли.

– Ахмаль, – улыбаясь, сказала Токасия, – ты же знаешь – если Урза с Мишрой решили что-то сделать, то отговорить их не проще, чем заставить ветер дуть вспять Они все равно туда полетят. Конечно, раз ты говоришь, что фалладжи считают горы опасным местом, я сама отправлюсь с ними. Но меня вот что интересует – если мы там что-нибудь найдем и захотим провести раскопки, ты будешь нам помогать?

Ахмаль подскочил как ужаленный. Токасия точно подобрала слова – не обвинив старика в трусости прямо, она поставила вопрос так, что уйти от ответа тот не мог. На миг он зарделся, но затем снова посуровел.

– Я пойду за тобой куда угодно, – холодно сказал он. – Благодаря тебе я узнал о древних временах столько, сколько не узнал бы за всю жизнь, кочуй я просто так по пустыне. Мы с тобой перевернули слишком много земли, чтобы ссориться из-за каких-то бабкиных сказок.

Токасия тихо усмехнулась и взглянула старику в глаза.

– Тогда иди и выясни у своих землекопов, кто из них верит в бабкины сказки, а кто нет. Узнай, кто готов отправиться с нами, а кто нет. Только, будь добр, постарайся, чтобы твои слова не прозвучали вызовом их гордости и храбрости, потому что в этом случае в горы пойдут даже те, кто считает это святотатством, а я не хочу, чтобы из-за меня кто-то чувствовал себя преступником.

Ахмаль кивнул и поднялся на ноги.

– Я знал, Токасия, что нет такого вызова, который бы ты побоялась принять. В этом ты очень похожа на мужчину.

В знак уважения Токасия тоже поднялась.

– А я знала, что ты никогда не станешь скрывать от меня то, что мне следует знать. Спасибо.

Ахмаль поклонился и вышел. Глядя, как в сумерках исчезает его тень, Токасия покачала головой. «Ты похожа на мужчину», – сказал он, и сказал совершенно искренне. Такие вот у них в пустыне комплименты. Даже после стольких лет работы с ней он остался типичным фалладжи. И все же он не желал идти на поводу у тех, кто верит в сказки. Несмотря ни на что, он решил предупредить ее.

Токасия еще раз покачала головой и вернулась к изучению строения коленей су-чи.

Они отправились в путь на следующее утро, взяв с собой провизии на полтора дня. Ни один из братьев не стал возражать против того, чтобы Токасия летела с ними. На время своего отсутствия ученая назначила старшим Кантара, одного из самых многообещающих учеников, наказав ему ни в чем не перечить Ахмалю и Хаджару и не принимать никаких важных решений до ее возвращения.