Найти человека

А вслед за последним письмом вновь приходит чье-то первое, печальное, с которого начинается новый поиск.

Сегодня, седьмого апреля тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, я могу записать число 330.

За три с половиной года соединено 330 семейств, разлученных войной. Матери и дети, сестры и братья больше четверти века ждали минуты, когда они увидят друг друга. 330 таких встреч… Нет, встреч гораздо больше: ведь иногда находят сразу четверых братьев или двух сестер. Но если представить себе, сколько матерей еще не нашли своих детей, то трехзначное число 330 сразу становится маленьким.

НЕПРЕДВИДЕННОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ

Телеграмма: «Бельцы — Москва

Прочла в журнале «Знамя» вашу повесть «Найти человека». Мать Королева ищет свою дочь Шуру с клеймом на руке у меня есть это клеймо на левой руке но первая цифра не совсем ясна остальные четыре сходятся. Имя мое Шура фамилии своей не знала очень прошу сообщите что делать сил нет ждать.

А. Смышникова»

Неужели Шура Королева все-таки нашлась? Первый поиск был неудачным, привел к ошибке, и казалось, надеяться не на что (смотрите страницу 110).

Я перечитала телеграмму. Надо сообщить матери, ведь четыре цифры сходятся. Но первая-то не ясна! Нет, наученная прошлой неудачей, я и Шуре не решалась дать адрес Анастасии Ивановны Королевой. Нужны были дополнительные доказательства, и я стала расспрашивать Шуру по телефону: что она помнит об Освенциме? Увы, она забыла все, никаких воспоминаний! А как они были бы важны теперь! Но она помнила себя только с той поры, как попала к своим приемным родителям, взявшим ее из детского дома в Бельцах, С трудом удалось уговорить Шуру подождать еще день-два. Я знала, что Анастасия Ивановна была в Освенциме с тремя дочерьми, одна из них там погибла, другую мать ищет все эти годы, а старшая, Люда, нашлась после войны. Ее-то я и вызвала на переговорную Витебска.

— Это наша, наша девочка! — закричала Люда в трубку, как только я стала говорить о первой, неясной цифре на руке. — Мама помнит, что когда Шурочке выжигали номер, то она вырывала ручку, и одна из цифр получилась неясно.

Тут мои сомнения почти отпали, и мы уговорились — Люда осторожно подготовит мать к встрече о новой Шурой. Вот как «осторожно» Люда это сделала: «Когда я прибежала с телеграфа и рассказала матери весь наш разговор, ей стало плохо, мы ей и капли валерьяновые, и воды, а она голосит, как по покойнику, дрожит вся».

Люда прислала мне фотографию: худые, угрюмые дети лет трех — пяти выходят из-за колючей проволоки в момент освобождения Освенцима. Они еще не понимают, что пришел конец их страданиям, смотрят недоверчиво, исподлобья. Впереди отмечена крестиком черноглазая, насупившаяся маленькая Шура. Как попал зтот снимок к Анастасии Ивановне? Случилось так, что через несколько лет после войны мать увидела кинохронику «Освобождение Освенцима» и узнала на экране свою дочь.

Люда просила: фотографию верните, может быть, все-таки это не Шурочка наша и карточка нужна будет для дальнейших поисков.

Стало быть; у нее еще не было полной уверенности в том, что найдена настоящая Шура. Только личное свидание, живая встреча матери и дочери могла прояснить все до конца. Боюсь, что в последующие дни телефонные линии Москва — Бельцы — Витебск были перегружены. В течение одного вечера сестры несколько раз перезванивались, но они не столько говорили, сколько плакали в телефон. Поэтому я тоже соединялась с каждой из них по два-три раза, чтобы они могли договориться хоть через меня, как через переводчика.

Удивительно, до чего у сестер похожи голоса, интонации. Хотя они друг друга не видели и Шура даже не знала, что у нее есть сестра, они совершенно одинаково восклицали: «Ой, не могу!», «Ой, не могу!»

И вот Анастасия Ивановна с Людмилой сели в поезд и поехали в Бельцы. Нетерпение их было так велико, что в Кишиневе они пересели в такси. А у меня уже возникла повая тревога: как обернется на этот раз сложная проблема усыновленных? Ведь Шура искренне привязана к своим приемным родителям: «Никогда я папе и маме не задавала вопросов, родная ли я им. Но когда я поступила на работу, моя мама мне рассказала обо. всем и посоветовала искать родную мать… А теперь я не знала, как сообщить эту новость родителям… Папа стал очень плакать и мама тоже. Я их уговариваю, что между нами все останется по-прежнему».

Наконец настал день, когда все собрались вместе в Бельцах и наперебой рассказывали мне по телефону, что Шура — копия матери, что и без страшного клейма они тотчас узнали бы ее. А сама Шура, видимо, еще не совсем освоилась и говорила родной матери «вы»:

— Вы, мама, не плачьте…

Потом трубку взял приемный отец, Семен Ананьевич.

— У нас сегодня мировая встреча, — сказал он. — Мы с женой счастливы, что наша дочь нашла свою родную мать. Мы очень любим Шуру и очень хвалим ее. Но нам всегда хотелось, чтобы ее мать узнала, что Шура жива.

Вот что сказала Люда:

— Обязательно нужно, чтобы сестра поехала на встречу бывших узников Освенцима. В прошлом году приезжала та Шура, у которой номер не сошелся, и бывшие узники так ей сочувствовали.

Все прояснилось, одно оставалось непонятным: каким образом девочка, отмеченная крестиком на фотографии, попала из Освенцима в Бельцы? Позднее выяснилось и это.

«Мы с мужем были участниками освобождения Освенцима, — написала Шуре медицинская сестра Любовь Алексеевна Хозяина. — Вас взял один солдат. Такими глазами смотрели вы на нас и просили вас не оставлять, что никто не мог устоять против этого… Вы остались со мной в части… Окончилась война, и нашу часть направили в Молдавию, в Бельцы. Фамилию вашу никто не знал, и, когда мы вас устраивали в детский дом, вам дали фамилию Победа».

Так Шура узнала о себе и то, чего не сохранила ее детская память.

Не только этот поиск завершился по-иному, изменились и другие судьбы, потому книжка «Найти человека» потребовала послесловия. Вернемся к «Сюжету для короткой новеллы» (смотрите страницу 256).

Немолодая женщина, шофер такси, работает в Аска-ния-Нова. Ей важно колесить по дорогам, по городу. Сюда съезжаются молодые экскурсанты со всей страны. Сюда приедет и ее дочь, потерянная в начале войны, — так думает мать. Часто она везет пассажира, внезапно останавливает машину, подбегает к девушке с пушистыми волосами и, помрачнев, возвращается обратно…

Нашлась ее дочь! Правда, не среди экскурсантов. Нашлась она благодаря тому, что в момент передачи у радиоприемника оказалась бывшая воспитанница детского дома Анна Егорова. Услышав, что мать ищет свою дочь по фамилии Кучерова, она тут же написала в «Маяк», что рассказ матери напомнил ей подружку по детдому с похожей фамилией — Кучеренко. Мы пошли по этому давнему, неясному следу, и в конце концов мать с помощью многих людей нашла дочь. А в придачу зятя и восьмимесячного внука.

Много лет искали друг друга сестры Алла и Бэла, а жили-то они все эти годы почти что рядом — одна в Днепропетровске, другая в Днепродзержинске, сорок пять минут езды электричкой (страница 32). И еще удивительнее то, что все это время совсем недалеко от них, в Донецке, жила их мать. Откуда же вдруг стало это известно? Нина Журавлева, недавно прочитавшая «Знамя», узнала своих двоюродных сестер и тотчас сообщила мне, что их мать жива, но уже полгода находится в больнице. Как быть? Такая внезапная радость не окажется ли опасной для сердечной больной?

На другой же день Нина Журавлева вылетела на самолете к сестрам, и все вместе они помчались на машине в Донецк. Профессор, приняв все меры предосторожности, разрешил свидание. Добавлю только одно: к общей радости, кардиограмма, снятая после встречи матери с дочерьми, оказалась значительно лучше предыдущей.

И еще одна поправка к книге. Изменилось число найденных. Их — 384.