Страница 117 из 120
Литературно-критические статьи Барбе д'Оревильи отличаются остро полемическим тоном и субъективностью позиции. Даже А. Франс, мэтр импрессионистической критики, считавший, что перед автором критического эссе стоит единственная задача — поведать о «приключениях своей души среди шедевров», отмечает крайне субъективный, прихотливый характер суждений и оценок Барбе д'Оревильи. «Двенадцать томов его критики — это самое экстравагантное из всего того, что может внушить каприз».[455] К тому же полемика Барбе д'Оревильи приобретала иногда агрессивный характер, что, естественно, порождало в его адрес обиды, недоброжелательность и даже ненависть. Неудивительно, что отношения с собратьями по перу складывались далеко не идиллически. С некоторыми из тех, кто считал себя оскорбленным, ему удается смягчить отношения, граничившие с враждебностью (с Т. де Банвилем, Э. Гонкуром, И. Теном, М. Ж. Эредиа). Но В. Гюго, Г. Флобер, Э. Золя остаются непримиримыми.
Одиночество скрадывают немногие друзья, такие, как Ф. Коппе, Л. Блуа, и небольшая группа молодых писателей, которые по своим литературным интересам тяготеют к Барбе д'Оревильи, — среди них П. Бурже, Р. Пеладан, Ж. Ришпен, М. Роллина, К. Ж. Гюисманс. Но и по отношению к ним писатель испытывает разочарование: «Друзей нет, есть люди, относительно которых мы пребываем в заблуждении». Этим обескураживающим выводом завершается история противостояния Барбе д'Оревильи своему времени, подводится итог судьбе неприкаянного человека и художника, оставшегося непонятым. «Too late»(«Слишком поздно») — девиз, украшавший его печатку, был не просто кокетством денди, а признанием своей отторженности от современников, живущих в упоении благами бездуховного «прогресса». Неприкаянным Барбе д'Оревильи остается до самой смерти, которая наступила 23 апреля 1889 г. в Париже.
Итак, период наиболее активного творчества Барбе д'Оревильи приходится на три десятилетия — с начала 50-х до начала 80-х гг. XIX в. Панорама литературной жизни Франции этого времени была достаточно пестрой и динамичной. Если первая половина столетия завершилась художественными открытиями Бальзака, то уже в 50-е гг. в литературе с достаточной четкостью обозначились тенденции, характерные для новых времен. Это прежде всего утрата исторического оптимизма, которым в известной мере компенсировалось критическое восприятие современности, свойственное романтизму и классическому реализму первой половины века. После революции 1848 г. и государственного переворота 1851 г. широко распространились настроения скептицизма во всем, что касалось возможностей совершенствования общества. Утрачивается вера в прогресс и чувство исторической перспективы, а романтический «энтузиазм» воспринимается как не обоснованная реально и чисто внешняя аффектация. Отсюда — атаки против романтического лиризма и противопоставление ему «объективной» поэзии (Т. Готье, Ш. Леконт де Лиль и движение «Современный Парнас») и «безличного» искусства (Г. Флобер).
Кризис идеализма становится плодотворной почвой для распространения позитивистской философии О. Конта и на ее основе — натурализма, который начиная с 60-х гг. проявляет себя в творчестве Э. и Ж. Гонкуров и Э. Золя как новое литературное направление. Уже в 50-е гг. в поэзии Ш. Бодлера ощутимо предвестие символизма, и скоро оно реализуется в творчестве П. Верлена, А. Рембо, С. Малларме и др.
Параллельно с этими важнейшими линиями литературного движения заявляет о себе «искренний реализм», развиваются социальный роман, фантастический роман и повесть, а исторический роман устремляется в русло приключенческого жанра. Эти и другие явления и составляют общий поток литературы, в котором развивается и творчество Барбе д'Оревильи.
Произведения Барбе д'Оревильи, предлагаемые читателю в настоящем сборнике, принадлежат к 60— 80-м гг. и отражают разные грани творчества писателя, а также многообразие его связей с традициями французской литературы, несмотря на кажущуюся абсолютную обособленность его жизненной и эстетической позиции.
«Шевалье Детуш» (1863) — самый известный из его «нормандских романов», благодаря которому за писателем закрепился неофициальный титул «нормандского Вальтера Скотта». Роман посвящен отцу писателя, в котором он видел воплощение нормандских традиций.
Роман повествует о событиях в Нормандии конца XVIII в. Это было роялистское движение, начало которому положило восстание 1791 г. в Вандее. Участников мятежа называли шуанами, по имени их предводителя — Жана Котро по прозвищу Шуан. Движение шуанов включало все события, связанные с борьбой роялистов 90-х гг. XVIII в. в западных провинциях Франции. К истории шуанства Барбе д'Оревильи проявляет глубокий и устойчивый интерес, что отражается в ряде его произведений, написанных и до и после «Шевалье Детуша». Первое упоминание о Детуше — в повести «Изнанка карт» (1849). В романе «Околдованная» все предвещает будущий исторический роман: характер некоторых персонажей (например, аббат Круа-Жюган), манера авторского повествования, вся атмосфера Нормандии, еще не остывшей от войны шуанов и синих (республиканцев), а имя шевалье Детуша упоминается, хотя и вскользь. В 1852 г., едва работа над «Околдованной» завершена, Барбе д'Оревильи уже во власти замысла романа о шевалье Детуше, а в предисловии 1858 г. к новому изданию «Околдованной» он говорит о создаваемой им серии произведений о войне шуанов, включающей также повести «Рыцарь большой дороги» и «Трагедия в Вобадоне». Он сетует на то, что официальная история несправедливо обошла вниманием это событие, которое все еще ждет своего летописца.
Обдумывая роман о безвестных героях шуанства, Барбе д'Оревильи размышляет об истории вообще и о смысле исторического движения. Понятию «история» в его концепции противопоставляется «время»: он трактует их как две противоборствующие силы: время «нивелирует» прошлое, стирает грани обстоятельств, приглушает яркость того, что было реальностью, покрывая все слоем «неосязаемой пыли», которая способна сгладить самые острые пики событий и поглотить всякое воспоминание о них. «Время уже обволокло своей нивелирующей пылью многое из того, что произошло в недавнем прошлом, чувства людей, живших тогда, доходят до нас искаженными», — пишет он в романе «Околдованная» (гл. VI). История же противостоит процессу забвения. История — это память и знание, без которых человек остался бы неприкаянной частицей в неумолимом потоке движения жизни.
Барбе д'Оревильи различает «реальную» историю и «возможную». Первая — это память о фактах, имевших место в действительности, а вторая служит дополнением реальных фактов другими событиями, отвечающими духу времени, а потому вполне вероятными. Эти потенциально возможные события конструируются авторским воображением и вводятся в роман наряду с фактами «реальной» истории. Более того, силой воображения настоящий писатель способен постичь и сказать больше, чем могут дать воспроизведенные с мелочной скрупулезностью реальные факты. Таким образом, Барбе д'Оревильи оправдывает вымысел в историческом романе.
Но еще больше, чем возможность вымысла, его занимает вопрос о полноте отражения «реальной» истории в романе, так как значительные пласты ее остаются за рамками официальной хроники, они сохраняются лишь в предании. Это «неписаная» история, богатая и способная восполнить лакуны официальных анналов. В ней таится немало выдающихся личностей — и тех, кто вершил события, и тех, кто запечатлел эти события в своих сказаниях. «Это безвестные и многоликие Гомеры, которые проходят, сея в сознании масс семена преданий. И еще долго сменяющие друг друга поколения с бесхитростным восхищением будут бродить в этих чудесных зарослях, пока не останется несорванным последний листок последнего воспоминания и пока все, что было поэтического и великого в жизни людей, не окажется навсегда во власти забвения», — говорится в романе «Околдованная» (гл. XV).
Особенно несправедливой официальную историю Барбе д'Оревильи считает к героям-шуанам. Их нельзя поставить в один ряд с такими историческими личностями, как Ришелье, Кромвель или Наполеон, они скромнее и как бы сливаются с породившим их массовым движением эпохи. Это требует от писателя более пристального внимания к нравоописанию, воспроизведению местного и исторического колорита, то есть воссозданию широкого живого «контекста» жизни и деяний исторического персонажа Безвестность героев шуанской войны дает автору и существенное преимущество: с этими героями не связаны никакие стереотипы и предубеждения, что делает возможным органично соединять в персонажах и событиях романа исторические факты и вымысел.
455
Франс А. Барбе д'Орвильи. Полн. собр. соч. Т. 20. М., 1931. С. 268.