Страница 3 из 38
— Знаю, знаю. Послушайте, Джордж, мы опаздываем на ленч…
— Разумеется, мой дорогой друг, неужели из-за такой мелочи у вас может пропасть аппетит? Это было бы настоящей трагедией: свежая лососина с соусом — Монтегю специально раздобыл рецепт у главного киберповара самого Чэнселлора Зангвилла, чтобы порадовать вас. Ну, и в конце концов — отличная вода…
— Я все понимаю, Джордж, спасибо. Надеюсь, свежий лосось понравится мне больше, чем копченая селедка.
Геликоптер Помфрета ожидал нас с тем слегка лукавым и презрительным видом, который вы можете нередко наблюдать у интегральных роботов. Это особенно раздражало меня сейчас, вдалеке от моего дома, где большинство роботов были гуманоидными. Те, по крайней мере, более открыты и предсказуемы в своих реакциях.
Мы забрались в кабину, лопасти винтов завертелись, и голос из динамика спросил:
— Куда, сэр?
— Домой, Джеймс, — проговорил Джордж и, поскольку он был настоящим Помфретом, добавил: — Не щади лошадей!
Я думал о мертвой девушке и о моем исчезнувшем двойнике.
Я, конечно, не упомянул о нем полицейским, прекрасно понимая, что они либо не обратят на это внимания, либо потащат меня в участок и попытаются пришить мне убийство. Ни тот, ни другой вариант меня не устраивали, так что я решил разобраться во всем самостоятельно.
Геликоптер взлетел в напоенный солнцем воздух, и усадьба Ганнетов, с голубыми крышами, серыми и желтыми стенами и огромными окнами, быстро растворилась в море зелени.
Прекрасное место. Спокойное. Ужасное событие, случившееся здесь, не вязалось с ролью, уготованной этому дому историей. Усадьба, дом, семейный приют — я снова вспомнил о многочисленных историях, которыми обросло имя Лестера Нортропа. Прежде чем мне удалось завязать с Помфретом разговор — с тем чтобы он рассказал какую-нибудь такую историйку, — в кабине затрещал телефон. Звонил Бененсон.
— Слушай, Джордж! Какого черта ты здесь торчишь? Ты уже заполучил Бернини?
Помфрет коротко глянул на меня.
— Нет, Пол, нет еще. Произошел… произошел несчастный случай…
С экрана на Помфрета взирала широкая, топорного вида физиономия — лицо Настоящего Мужчины! Мне, конечно, совершенно наплевать на Пола Бененсона. Он из тех неудобоваримых типов, которые не могут спокойно разговаривать с людьми, — нет, им постоянно хочется орать и спорить без повода, им нужно сокрушить собеседников до основания — только так они чувствуют себя личностью. И теперь этот тип хмуро уставился на Джорджа Помфрета.
— Это возмутительно, Джордж! Я знаю, мы все согласились с тем, что, раз ты живешь неподалеку, то ты и будешь представлять наш синдикат на аукционе, но, кажется, мне следовало бы приехать самому. Я, конечно, хорошо знаю, как сложно сейчас отыскать надежных партнеров…
Я перестал слушать, отметив про себя, что Джордж, очевидно, по своей вине влип в это дело. Меня позабавила мысль о том, что он водит компанию с такими занудами, как Бененсон. С тех пор как цены на предметы искусства и антиквариат подскочили настолько, что оказались не по карману даже зажиточным людям, среди коллекционеров стало модно объединяться в так называемые синдикаты, чтобы совместно покупать подобные вещи, которые потом либо разыгрывались, либо выставлялись в какой-нибудь частной галерее. В таких случаях Бененсон говаривал так: «Я чертовски хочу заполучить Афродиту и не возражаю против того, чтобы разделить ее с вами; но я не желаю, чтобы на бесценную статую пялилась толпа грязных оборванцев». Он и на этот раз повторил то же самое.
Помфрет кивнул.
— Аукцион возобновляется завтра утром. Я уверен, что мы сможем купить вещь Бернини, несмотря на то что у нас очень сильные конкуренты.
— Гмм… Ну, пожалуй, так. Ты можешь поднять планку еще на полмиллиона. Марсель Лекануэ присоединился к нашей компании. Мне нет до него никакого дела, но он внес пятьсот зелененьких. — Лицо Бененсона на экране исказила гримаса жадности. — Я завтра тоже появлюсь на аукционе. Мы должны получить ее, Джордж!
Когда экран погас, я вопросительно посмотрел на Помфрета.
— Мы должны получить ее, Джордж! С каких это пор Бененсон стал таким любителем искусства?
— Да нет, с ним все в порядке, — невпопад ответил старина Джордж.
Мы спустились к его вилле, выглядевшей по сравнению с домом Ганнетов довольно скромно, но наполненной всевозможными механизмами, позволяющими сделать жизнь более приятной. Роботы подали ленч — и лососина оказалась действительно превосходной. Остаток вечера мы провели за разговором, основной темой которого оставался обезглавленный труп девушки.
Кроме того, я продолжал прикидывать про себя, как сумел этот парень — мой двойник — раствориться прямо в воздухе.
К сожалению, чем больше я размышлял по этому поводу, тем быстрее ускользала от меня суть дела. Тем не менее я попытался придумать разумное объяснение для увиденного.
На следующее утро — а это был мой третий день с Джорджем Помфретом — я бился над той же проблемой. За завтраком я очень спешил и, сделав Помфрету несколько весьма прозрачных намеков на это обстоятельство, заставил поторопиться и его, так что мы успели отбыть в поместье Ганнетов до того, как Бененсон принялся обрывать телефон.
Пока геликоптер подлетал к усадьбе, я с удивлением размышлял о том, что должно произойти сегодня.
Со стороны все выглядело таким же, как и раньше, — это послужило для меня добрым знаком. Ведь дом Ганнетов стоял здесь почти тысячу лет, и за это время автотрассы и монорельсовые дороги окружили его со всех сторон, шум от пролетающих самолетов сотрясал воздух над ним, а туннели межконтинентальных коммуникаций подкатывались под него снизу. И каким бы мрачным и ужасающим ни выглядело убийство молодой девушки, старый дом за свою долгую жизнь наверняка был свидетелем гораздо более неприятных сцен.
К моему удивлению, Помфрет отказался отвечать на вопросы о Лестере Нортропе.
— Это не тот человек, который вам нужен, он только жил здесь, — сказал Джордж. — На самом деле вас интересует старый Вэзил Станнард.
— Вэзил Станнард?
— Ну да, вы же видели его вчера. Тот портрет у Ганнетов — помните? Художник, нарисовавший его, жил здесь в специально отведенных комнатах вместе со своими роботами, которым не разрешалось болтаться по дому. — Помфрет закудахтал от смеха. — Признаюсь, я посетил бы аукцион, даже если бы синдикат не поручил мне покупку Бернини, просто так, из бескорыстного любопытства. Этот дом, знаете ли, хранит столько тайн!
Мы выбрались из геликоптера — на посадочной площадке стояли только две машины — и прошествовали по хрустящему гравию дорожки мимо аккуратно подстриженных живых изгородей, среди которых возвышались древние статуи — без носов, рук и прочих частей тела; время хорошо поработало над ними. Воздух светился той чистой шафрановой ясностью, которую можно ощутить только ранним летним утром, когда весь мир кажется заключенным в себе самом, томным, ожидающим, наблюдающим, впитывающим и концентрирующим заманчивое обещание будущего. И это обещание — обещание чего-то наступающего, ожидаемого — оказывается много приятнее, чем его исполнение в обыденности вечерних часов.
Я поднял голову. Казалось, что голубая крыша особняка плывет куда-то по утреннему небу. Раньше я никогда не задумывался о цвете крыш, и если кто-то захотел бы узнать мое мнение по этому поводу, то я, наверное, промямлил бы что-нибудь о приятной теплоте красной кровли, веселящем румянце оранжевой и о достоинствах черепичной. Однако сегодня, осторожно пробираясь между спящими бутонами первых летних цветов, — настоящий праздник ярких красок и ароматов — я не мог не заметить, что здесь, как ни в одном другом месте, сочетание голубой крыши и желто-серых стен являет собой великолепный образец архитектурного решения. Все это напоминало мой родной дом под далеким серебристым небом.
Может быть, в другое время и в другом месте я предпочел бы красный кирпич и красную черепицу, но не здесь, не у Ганнетов.
Миновав застекленную галерею и несколько передних коридоров, мы вошли прямо в танцевальный зал. Помфрету уже не терпелось полюбоваться на Афродиту. За ночь к обычным охранникам в коричневой форме с зачехленным оружием на ремнях добавились полицейские; они стояли во дворе и выглядели гораздо мрачнее. Пожалуй, теперь никому не удалось бы поживиться чем-то существенным из знаменитой коллекции дома Ганнетов.