Страница 14 из 32
Женщина начала было:
— Эр будет составлять квоты… — но осеклась, увидев проходящего мимо Марсдена.
Оба искоса смотрели на него, пока он не удалился на достаточное расстояние. Звук его шагов по мраморному полу гулко отдавался в пустом коридоре. В огромном многоэтажном здании — собственности Эр — было как-то неуютно, и, лишь выйдя на улицу и увидев сияющее над столицей солнце, он немного приободрился.
«Похоже, ягода здесь ослабла», — решил Дуглас, ощущая какую-то необычную вялость. Может быть, просто плохая форма из-за прекращения тренировок? Да нет. Несмотря на обилие работы, он всегда выкраивал часок-другой для занятий в спортзале. А за последние несколько дней принял и пару хороших Дримов.
IX
АСТРОЛОРИЯ
Паула вернулась из Гартерсфорда.
Мать Глена Лейдена умерла, несмотря на сверхчеловеческие усилия медиков. Как было сказано: «Что поделать — иссяк ее собственный, персональный Папа-Рад».
Паула оставила Глена совершать скорбный обряд в одиночестве, и оправдываясь беспокойством, заразившим теперь каждого на Планете Парсло, улетела в Тропет. Сейчас этот город был расположен на крайнем юго-западе, за экватором. Дуглас Марсден получил вызов Паулы, и теперь выжимал максимум скорости из своего флайера «Мах-три».
Пальцы его охватила знакомая мелкая дрожь. Болели суставы. С трудом удавалось удерживать сжимающиеся в судороге челюсти и кулаки. Значит, она его не бросила! Радость была так велика, что кружилась голова.
Шари Арруза была недовольна. С тех пор как Марсден повесил на своих дверях табличку астролориста, Шари проводила долгие часы за компьютером и системами файлов и еще столько же времени тратила на прием посетителей. Роботы, сказал ей Марсден, хороши, но они не для него. Может быть, со временем они и смогут приобрести этот знаменитый электроплазменный компьютер, который, по слухам, изобрели в Галактике, но это случится лишь в том случае, если торговые пути станут более открытыми.
— Вот как!.. — вспыхнула Шари. — Да это еще вилами по воде писано! Славные порядки мы завели — поражаюсь, как я только выдерживаю. Что же я — всякой дырке затычка — что ли? Стив так и сказал, и, по-моему, он прав. А вы, вместо того чтобы заниматься делом, бегаете за этой бабой, как собачка за…
— Шари! Пожалуйста…
Видя, как расстроена его секретарша, Марсден расстроился сам. Он ласково потрепал ее по плечу, но она вывернулась из-под руки.
— Я буду работать дальше. — Девушка тяжело вздохнула. — Еще один день выдержу. Но — не больше.
— Я вернусь, Шари, обещаю.
— А как же проблема Русса?..
— Потом, потом!
Она улыбнулась:
— Другого я от вас не ожидала. — Ее улыбка была похожа на солнце, просвечивающее сквозь дождь, она обезоруживала и смущала привыкшего ко всему Марсдена. Он не мог понять — как это Шари Арруза так сильно вошла в его жизнь? Разве она — не девушка Стива Уинкэма?
Выходя к своему флайеру, он обдумывал ситуацию с Руссом. Один клиент попросил Марсдена сфальсифицировать гороскоп, который Дуглас составлял для друга этого клиента. Дело пахло деньгами. Был затронут также и престиж, ибо этот клиент хотел устроить жизнь своего друга по образцу, который он давал Дугласу. У Марсдена не было никакого желания сталкиваться с Руссом. Этот человек не имел никакого представления о морали — он даже не предполагал, что нравственные правила нельзя менять по своему усмотрению, что они едины для всех. Конечно, с тех пор как люди оставили Солтерру, мораль сильно изменилась — пусть это и не признано официально. Даже брак теперь подвергается атаке. Но ведь какие-то основные принципы сохранились и продолжают играть очень важную роль, — что не способен видеть этот Русс.
И, подумал он со снисходительным смешком, Русс слишком практичен, слишком здравомыслящ, чтоб выслушивать предсказания. Так что пусть Русс отправляется к дьяволу.
Впереди была Паула Лейден — жена его друга, так что неразрешимых моральных проблем у него самого хватает.
Предвкушая бурное и страстное свидание, он предоставил роботам запарковать свой флайер и вошел в лифт первоклассного отеля. Апартаменты, выбранные Паулой, отвечали ее вкусу: гладкие шелковые портьеры медового цвета, мебель обтянута мехом, широкие окна беспрепятственно открывали вид на окружающие пустоши и дальше — на сплошную пустыню.
— Паула, дорогая! — приветствовал он ее, врываясь в комнату с раскрытыми для объятия руками. В одной руке у него был неловко зажат подарок для нее — большой опал в античной броши, он купил его по чудовищной цене в универмаге «Спейсфэрерс-маркет» — «Рынок для космонавтов». Глупым легендам об «опасности» опалов Дуглас не верил. Астролория лучше разбирается в этом.
Она не поднялась с формфита — дивана, принимающего форму тела, — а лишь подставила свою безупречную щечку для поцелуя. Ее сдержанность удивила Марсдена, эта странная самоуглубленность подействовала на него как-то усыпляюще, как медвяная роса на деревьях в жаркий день. Он неловко присел рядом с ней. Она откинулась назад.
— Глен был страшно потрясен, когда мать умерла. Она была ужасная женщина — я от нее… Но она умерла, и не будем плохо говорить о покойниках.
— Это им не может повредить, — возразил Марсден, кладя руку на ее талию. На Пауле был траурный наряд модного фасона — желтый с черным, с глубоким вырезом и кружевной оборкой. Дуглас повел руку вверх.
— Нет, Дугги? Потом. Глена не будет до вечера — мы поужинаем в восемь.
— Как я рад, что снова вижу тебя, Паула.
— Что там за ерунда у тебя с Руссом, дорогой?
— С Руссом?
— Я хочу сказать: никто не ждет, чтобы астролористы говорили стопроцентную правду. Впрочем, и восьмидесятипроцентную тоже. Я, во всяком случае, не жду. А ты не захотел даже изменить гороскоп.
— Паула!
— Ну!.. — она подмакнула глаз листочком папиросной бумаги, — я хочу сказать… конечно, я ничего в этом не понимаю. Но простая услуга для друга… Ты не любишь меня, Дугги.
— Ты знаешь — я тебя люблю, Паула. А Русс мне вовсе не друг.
— Легко тебе так говорить!
Он попытался на деле показать ей свою любовь. Но в разгар их короткой схватки формфит принял свою первоначальную форму; Марсден, выброшенный толчком, шлепнулся на пол. Паула устояла на ногах. Падение Дугласа не согнало с ее лица хмурую гримаску.
— Ох, Паула!
— Русс говорил…
— Пошли этого Русса к… Послушай, Паула, дорогая: это — дело этики. Морали, если хочешь. Нельзя просто так менять полученный гороскоп. Я умею интерпретировать его, и мои дела идут все лучше с каждым днем. Но если я хоть раз умышленно сфальсифицирую то, что вижу, то уже на другой день у меня в глазах замутится. Что я вкладываю, то и вынимаю. И если я злоупотреблю своей силой…
— Так у тебя есть особая сила?
— Да, я уверен в этом. Мне уже давным-давно надо было заняться астролорией.
Они обсудили проекты на будущее и составили перечень перспективных клиентов. Паула обещала связаться с Марсденом, как только сможет:
— Только, Дугги, мне придется быть очень осторожной. Если Глен… нужно будет сдерживаться.
— Скажи только слово. Ты же знаешь… Ты добра ко мне, Паула.
— Конечно, дорогой, как же иначе. А ты любишь меня, правда?
На этот раз доказательству не помешали ни формфит, ни упреки.
Алого цвета «Max-три» вспорхнул с крыши отеля Паулы еще до возвращения Глена Лейдена. Марсден чувствовал приятную расслабленность. Жизнь улыбалась ему. Теперь он должен окунуться с головой в свой новый бизнес и стать лучшим астролористом на Планете Парсло.
Весь остаток этого жаркого лета Дуглас Марсден добросовестно занимался получением гороскопов и их интерпретацией, прилагая все свое умение и таинственную силу. Он чувствовал, что с каждым днем эта сила росла. Но необходимо было признать, что без постоянной помощи Шари Аррузы он мало преуспел бы в своих стараниях. Когда Стив Уинкэм или Флора Вальдесей ехидно замечали, что дружба шефа и секретарши все крепнет, Дугласа и Шари охватывало смущение. Марсден редко видел Паулу; она втянулась в движение суфражисток — работала в местном женском отделении партии «Регнанси», требующем равного избирательного права для женщин. Марсден не вмешивался в политику Парсло, мало интересовался галактическими делами. Но он достаточно ясно видел, что Паула просто развлекается своим участием в «Регнанси» — этой галактической организации мистиков, что на самом деле она тоскует по какому-нибудь серьезному делу здесь. К Шари же он оставался по-прежнему любезен, ценя ее и вклад ее в свое дело.