Страница 48 из 103
Начал автор с познания мудрости, безумия и глупости, а также приобретения некоего «знания». Читателей к сожалению решили не посвящать в суть научных экспериментов и философских изысканий и даже не намекнули, каким образом и какие знания «видело сердце» автора. Предложили поверить на слово, что всё это — пустое «томление духа», ибо «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» (Еккл. 1:18). На первый взгляд звучит даже несколько возвышенно: «Во многой мудрости …» Да для эпиграфов ну просто незаменимая вещь. Главное первоисточник — то, какой солидный — «Книга книг» про суету сует. А на второй взгляд появляется догадка о том, кто явился инициатором уничтожения древних библиотек и кто расправлялся с теми, «кто умножает скорбь». Особенно это может быть созвучно тем, кого с детства отучили думать — не нужно стремиться к знаниям, а то скорбь умножится. Умный дядя Соломон попробовал, так скорбел потом всю свою оставшуюся царскую жизнь. Только «дядя» не уточнил, как узнать, что, вот столько мудрости — много, а вот столько — в самый раз? В чём он её измерял?
После интеллектуальных изысков, автор решил «испытать себя весельем и насладиться добром», а также немного попить винца. Как веселился автор, нам также неизвестно, поэтому ни возразить, ни поддержать его вывод, что смех есть глупость, не представляется возможным. Кроме того, автор так и не определился с весельем вообще, оставив вопрос: «что оно делает?» без ответа. Распивание спиртных напитков не совсем явно, но тоже отнесено в категорию глупых занятий. Далее автор пустился в «наслаждение добром». Вот этот аспект «познания» представлен самым подробным образом. Царь «занялся» постройкой домов; посадкой виноградников, разведением садов; завёл большое количество слуг и домочадцев, домашних певцов и певиц; собрал много серебра, золота и драгоценностей. Несмотря на то, что занятия эти приносили автору удовлетворение, всё — таки он делает знакомый нам вывод про суету и томление духа, добавив нечто новенькое — «и нет от них пользы под солнцем». Странно, что от домочадцев, садов и виноградников нет никакой пользы.
«И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня. И кто знает: мудрый ли будет он, или глупый? А он будет распоряжаться всем трудом моим, которым я трудился и которым показал себя мудрым под солнцем. И это — суета!» (Еккл. 2:18–19).
«Потому что иной человек трудится мудро, с знанием и успехом, и должен отдать все человеку, не трудившемуся в том, как бы часть его. И это — суета и зло великое!» (Еккл. 2:21).
Кто же этот человек, который якобы не трудился, но имеет права на всё имущество страдальца. Это может быть либо сын — первенец, либо, в случае бездетности, управляющий (Быт. 15:2 — Авраам боялся, что его добро достанется его управляющему Елиезеру). Сомнительно, что и один, и другой могли позволить себе «не трудиться». Странные какие — то чувства по отношению к близкому человеку — ревность или зависть, что ли. Мол, я надрывался, а ты — на всё готовенькое. Вот оно, оказывается, в чём дело. Жаба задавила «мудрого» царя: пашешь, пашешь, потом бац — умрёшь, и кто — то «после» будет пользоваться нажитым тобой добром, причём, неизвестно, приумножит или растранжирит. Кроме того, что наследничек готовится присвоить «всё нажитое непосильным трудом», есть опасность, что сразу набежит полчище не таких близких родственников — нахлебников. И чем богаче человек, тем больше «потребляющих его имущество».
Оказалось, что по мнению автора, наживание добра — дело хлопотное и бессмысленное. Тут он прав на всё 100 %. Творчество и накопительство — разные вещи. Ведь даже если сделать гроб с кладовкой, много добра туда не поместишь… В общем, куда ни кинь — везде клин. Будешь много трудиться, придёшь к успеху — зависти не оберёшься. Тяжёлый и кропотливый труд не гарантирует финансового успеха, в результате может оказаться, что человек, «как вышел нагим из утробы матери своей, таким и отходит, каким пришёл. Какая же польза ему, что он трудится на ветер?» (Еккл. 5:14–15).
Праведная жизнь (по уставу Иеговы), оказывается, совершенно ничего не гарантирует в жизни: «праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников» (Еккл. 8:14). Да и сама мудрость не имеет никаких преимуществ перед глупостью, ибо «мудрый умирает наравне с глупым» (Еккл. 2:16). Досталось и «венцу творения». По Екклесиасту люди «сами по себе животные, потому что участь сынов человеческих и участь животных — участь одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом; потому что все — суета! Все идет в одно место; все произошло из праха, и все возвратится в прах» (Еккл. 3:18–21).
Хотя Екклесиаст нашёл — таки одного достойного мужчину. Для этого дотошному исследователю пришлось ознакомится с 1000 личных дел претендентов. И как Вы думаете, кто оказался самым достойным? Об этом Библия умалчивает. Но, легко догадаться, что это, наверняка был сам автор исследования и председатель жюри. А вот среди женщин достойных не оказалось. Вообще женщина — «горче смерти», «она — сеть, и сердце ее — силки, руки ее — оковы» (Еккл. 7:26). Нет на свете и справедливости: «одна участь праведнику и нечестивому, доброму и (злому), чистому и нечистому» (Еккл. 9:2).
Пытаться что — либо изменить — бесполезно, потому что в мире нет и не может быть ничего нового: «что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» (Еккл. I:9). В итоге автор, страдающий острой формой хронической депрессии, делает вывод о никчемности и ненужности жизни. «И возненавидел я жизнь; потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо всё — суета и томление духа!» (Еккл. 2:17). Может сложиться ложное впечатление, что, несмотря на всю меланхолическую безнадёгу, эта книга лишена отличительных особенностей предыдущих «Соломоновых премудростей». Увы, стиль повествования и этой «жемчужины» остался неизменным. Сохранились и многочисленные противоречия, и непонятные частенько лишённые смысла высказывания, а также многочисленные банальности, выдаваемые за вершину еврейской философской мысли.
«Вот еще какую мудрость видел я под солнцем, и она показалась мне важною: Город небольшой, и людей в нем немного; к нему подступил великий царь и обложил его и произвел против него большие осадные работы; Но в нем нашелся мудрый бедняк, и он спас своею мудростью этот город; и однако же никто не вспоминал об этом бедном человеке. И сказал я: мудрость лучше силы, и однако же мудрость бедняка пренебрегается, и слов его не слушают» (Еккл. 9:13–16).
Ну, почему же не слушают — город — то спасли. Вот бронзовый бюст не соорудили, это да. На один и тот же вопрос эта книга, как всегда, даёт два противоположных ответа. Так, например, многократно утверждается бесполезность и бессмысленность человеческого труда: «Потому что все дни его — скорби, и его труды — беспокойство; даже и ночью сердце его не знает покоя. И это — суета!» (Еккл. 2:23). Однако, «Вот еще, что я нашел доброго и приятного: есть и пить и наслаждаться добром во всех трудах своих, какими кто трудится под солнцем во все дни жизни своей, которые дал ему Бог; потому что это его доля» (Еккл. 5:17, 3:22).
С одной стороны, женщина «горче смерти», с другой — «Наслаждайся жизнью с женою, которую любишь, во все дни суетной жизни твоей, и которую дал тебе Бог под солнцем на все суетные дни твои; потому что это — доля твоя в жизни и в трудах твоих, какими ты трудишься под солнцем» (Еккл. 9:9).
С одной стороны, веселье — суета, с другой — «И похвалил я веселье; потому что нет лучшего для человека под солнцем, как есть, пить и веселиться: это сопровождает его в трудах во дни жизни его, которые дал ему Бог под солнцем» (Еккл. 8:15).