Круг Осени

Дело было летом, день был жаркий и душный, и под вечер Годри решила поплавать в бассейне. Увидев проходящего мимо Орда, стала звать его. Годри никогда не стеснялась мужчин: польститься на нее мог разве что смертник, — и уж тем более она не стеснялась Орда, так привыкла к не-му. К тому же Годри никогда не смотрела на него, как на мужчину. Между ними всегда стояло нечто большее, чем двадцать семь лет разницы: он был — ее Учителем. Учитель, он не мог быть мужчиной, которого следовала стесняться или чей страсти следовала остерегаться, Учитель — он мог быть только Учителем.

Годри звала его в бассейн, потому что день был очень жарким и по-тому что им уже приходилось купаться вместе. Но он отказался, и Годри не слишком удивилась этому. Орд был родом с крайнего юга, из пустын-ных областей Ротана и не слишком любил купаться в открытых водоемах. Орд отказался и присел возле бассейна, и что-то в его взгляде заставило ее подплыть поближе. Одной рукой она схватилась за бортик, другую поло-жила ему на колено, вгляделась в его лицо:

— Ты что? Что с тобой?

Ничего не было особенного во взгляде его серых, совсем светлых, почти бесцветных глаз, в выражении его лица, он был совершенно такой же, как всегда, но… она все равно почувствовала что-то неладное. Их глаза встретились, и в этот миг — с непостижимой ясностью — Годри все поняла.

— Ты… Нет! Нет!

Она сорвалась с бортика и поплыла прочь. Она чувствовала себя ос-корбленной: так всегда бывает, когда вдруг обнаружишь в лучшем друге — влюбленного. Она вылезла с другого края бассейна и завернулась в поло-тенце.

— Какая же я дура! — говорила она со злостью и обидой в голосе, — Но как же ты… Орд?!

— Ничего, — сказал он устало, — Забудь обо всем.

И казалось, что это так и забудется. Две недели все шло по-прежнему. Орд не отстранялся от нее, ничего не говорил, был все так же насмешлив и требователен, но что-то все равно изменилось. Изменилось в ней.

Она долго не могла свыкнуться с мыслью о его любви. Но, однажды поняв и увидев в нем мужчину, Годри не могла вернуться к прежним чув-ствам к нему. Не могла снова успокоиться. Теперь за каждым его словом, за каждым его действием она видела — его любовь к ней. А, может быть, кровь Хардна наконец заговорила в ней, и Годри не только в нем увидела мужчину, но и в себе увидела — женщину?

Две недели Годри старалась не думать о произошедшем, но не могла. Через две недели она не выдержала. Ночью Годри вошла в его комнату и, опустившись на колени рядом с низеньким ложем, тихо позвала:

— Орд.

Он поднял голову и взглянул в ее бледное напряженное лицо. Ее гла-за блестели в полутьме.

— Смотри, — сказала Годри, поднимая руку на уровень лица и стаски-вая золотое кольцо с безымянного пальца, — смотри, я снимаю его. Ты лю-бишь меня? Ты будешь любить меня такой, какой я стану без него?

— Годри, не делай этого.

Но она положила палец ему на губы: молчи.

— Я не хочу, чтобы ты мучился, — шептала она.

Орд отстранил ее.

— Не рискуй так, Годри. Я уеду.

— И что я буду делать — без тебя?

— Ты слишком много потеряешь… — сказал он, не понимая глаз.

Но она была так близко, и тихо-тихо она говорила: "не отталкивай меня", — и Орд не стал больше противиться. Но в ту ночь ничего не случи-лось между ними, и не случилось больше никогда. Через минуту по дворцу разнесся сигнал тревоги, и они вскочили с узкого солдатского ложа, хвата-ясь за мечи.

Скоро они были в покоях Идрая, где кипел бой. Годри была как вихрь, но, научив многому, ее не научили еще одному — убивать. Первая же жертва ее меча, бородатый мужчина, рухнувший с разрубленным пле-чом, заставил ее согнуться пополам от внезапной тошноты. Годри получи-ла секирой в бок, и работу телохранителя за нее выполнял Орд, которому и впрямь не было равных.

Бой кончился. Идрай поднял девочку на руки, отнес на свою кровать. Он мог исцелять прикосновением и в ту ночь показал свое искусство. Рана скоро затянулась. Но взгляд Идрая скользнул по ее руке — кольца не было. Идрай встал и обернулся.

Орд стоял прямо перед ним, в старенькой своей тунике, босой, блед-ный, как смерть. Когда-то они так же стояли в этой комнате, божественный Идрай и Орд, выходец из крестьянской семьи, бывший легионер, а ныне бунтовщик. Неприязненные взгляды столкнулись.

— Где ее кольцо? — резко спросил Идрай.

— В моей комнате.

— Ты… — от бешенства Идрай не находил слов, — Ты сделал ее — жен-щиной?!

— Нет.

— Встань на колени, — сказал Идрай тихо.

Орд опустился на колени, спокойный и какой-то безразличный: он прекрасно сознавал свою вину.

— Вытяни руку.

Идрай коротко замахнулся мечом. Годри закричала, но было уже поздно.

Обезумевшая от ужаса, Годри слетела с кровати и упала перед Ор-дом на колени. Она рыдала, а Орд не шевелился и словно не чувствовал боли. Кровь хлестала на дорогой ковер.

Годри схватила меч, лезвие которого было в крови ее учителя, и обернулась к Идраю.

— Я тебя убью, — закричала она.

Идрай только усмехнулся.

— Убьешь? Того, кому ты предназначена в защитники? Ну, убивай.

Годри смотрела на него, потом вдруг задрожала и опустила меч.

— Перевяжи его, он сейчас сознание потеряет, — сказал Идрай, — И ра-дуйся, что я отрубил ему руку, а не голову.

Дрожащими руками Годри стала накладывать жгут.

Через два дня Орд уехал в деревню. Там все еще жила семья его бра-та. И только спустя год, в день своего четырнадцатилетия, Годри посмела навестить его. Как она корила себя, что не сделала этого раньше!

Безрукий калека, не способный работать, никому не нужен в дерев-не, и нахлебников здесь не терпят. Скоро дошло до того, что его отправили просить подаяние. Брат ранним утром увозил его на дорогу и оставлял там до ночи…

Бледная от бешенства, Годри выслушал сбивчивые объяснения мно-гочисленной семьи, и потребовала, чтобы ее отвели туда. Она готова была убить главу семейства, и только присутствие детей остановило ее.

И сбежавшиеся со своей деревни крестьяне стали свидетелями того, как Стаж божественного Идрая опустилась на колени перед жалким ни-щим — прямо в ледяную осеннюю грязь. Склонив перед ним голову, вся дрожа, Годри повторяла тихо:

— Прости меня, Учитель… Прости меня… — извиняясь не перед сво-им несостоявшимся любовником, но перед своим наставником.

Она увезла его в Хардн, свой родовой замок. Там он прожил почти двадцать лет и умер уже после ее смерти. Она не дожила до тридцати че-тырех, ему только должно было исполниться шестьдесят. Те, кто знал его, говорили, что он был совсем еще не стар: такие, как он, старятся гораздо позже.

Годри погибла в Битве за Кольца. Ее хоронили в родовом поместье, и Орд шел за гробом своей воспитанницы, поседевший за одну ночь. А че-рез три дня уже хоронили его.

27-28 сентября 2000 г.

6. Любовь-2.

1

Божественный Идрай

Мне эта история была очень неприятна. Годри никогда не забывала ее, и я всегда это чувствовал. Фактически я сломал Орду жизнь, и она ни-когда не могла мне этого простить. Я знал, что он живет в ее замке и что они часто видятся. Годри так никого и не любила в жизни, кроме Орда.

Я жалею о том, что именно его дал Годри в учителя. Тогда это каза-лось мне верным решением: Орд был лучшим бойцом в Империи, лучше его не было. А потом… Как могла полюбить его эта легкомысленная, вет-реная девчонка? Вот какой вопрос не дает мне покоя. Конечно, рано или поздно это должно было случиться, Годри была нормальной девушкой с нормальным сердцем. И если бы она полюбила обыкновенного юнца, я бы справился с ситуацией… Но она полюбила Орда, а с ним мне было не справиться.

Я очень хорошо помню тот день, когда увидел его впервые. Ему не было еще и двадцати, он отличился в боях на границе, и его перевели в дворцовую стражу. Впервые я увидел его, когда вечером возвращался в свою спальню. У моих дверей обычно стоят двое часовых; одного я хоро-шо знал, это был пожилой полный легионер, состарившийся в дворцовой охране, — почти тридцать лет стоял он в карауле у моих дверей. Второй был высокий угловатый парнишка, опиравшийся на пику. Ничего в нем не бы-ло примечательного, обычный парнишка, коротко стриженный, очень ху-дой, туника на нем висела; но весь он был в синяках и кровоподтеках, ли-цо, руки, ноги — все. Синяки были не свежие и уже отливали желтизной. И тут я вспомнил, что командир авесты, охраняющей дворец, что-то мне рас-сказывал про этого новичка, чем-то он там отличился на границе, но я ни-как не мог вспомнить — чем. Я кивнул им и зашел в спальню, и думал ли я тогда, что так запросто прошел мимо самого страшного своего противни-ка?