Страница 2 из 13
После блужданий по распаханным полям Ястреб выбрался на доро-гу: две наезженные колеи не оставляли сомнений в ее существовании. Яст-реб страшно измучился: запинаясь о борозды, он непрерывно падал. Сей-час, выбравшись на дорогу, он озирался, машинально отирая покрытое грязью лицо и уже не соображая, куда ему идти и что делать. Послышался шум едущей телеги, он приближался, и Ястреб, сгорбившись, охрипшим голосом затянул:
— Люди-и… Помогите-е…Люди-и…
— Эй, что с тобой? — откликнулся грубый голос.
Иззябшими руками Ястреб нащупал мокрый борт телеги.
— Я слепой, потерялся, третий день блуждаю, доведите до жилья, не бросайте, Бога ради, — забормотал Ястреб, привычно горбясь, втягивая го-лову в плечи и стараясь принять вид по возможности более жалкий, не сознавая того, что и так он был и жалок, и страшен сверх всякой меры и что, любой, увидевший его, скорее побрезговал бы ему помогать.
От телеги пахло мокрым сеном.
— На телегу не посажу, а так — держись, — сказал, наконец, хозяин те-леги, — До города недалеко.
— Благослови вас Бог, — хрипло пробормотал Ястреб.
Он плелся за телегой, опустив голову, еле переставляя ноги, и в го-лове его было совсем пусто — как обычно бывает после долгого голода. День еще только приближался к полудню, а он уже так устал. Ноги, сту-павшие по ледяной грязи, совсем потеряли чувствительность. Ястреб слов-но дремал на ходу, ни о чем не думая, ничего не вспоминая, а дождь все шел, барабанил по плечам и спине, выстужая и без того замерзшее тело, но он все же приносил душе успокоение. Даже душе профессионального шпиона и диверсанта, о котором ходили легенды по всем северным преде-лам.
На воротах телегу остановили, но Ястреба никто не задерживал, и он медленно, стараясь никого не задевать, пошел по каменной мостовой. Го-рода ему не нравились, хотя работать приходилось, в основном, в городах. Слишком людно, слишком шумно — посторонние звуки мешали воспри-ятию. Да и не любил он бывать среди людей и людей не любил, не зря же с такой легкостью совершал он убийства, прославившие его имя. Люди ка-зались ему чем-то чуждым, так привык он к одиночеству, и общаться он привык в основном со своей душой, ибо кому придет в голову обращать внимание на какого-то грязного нищего…
Ястреб с ума сходил от голода: все вокруг что-то жевали, торговали съестным, из окон доносились запахи приготовляемой пищи, — и среди этой какофонии разнообразнейших запахов ему становилось просто плохо. Он и сам не помнил, когда ел в последний раз. В голове у него стучало, рот был переполнен кислой слюной, и одна-единственная мысль билась в его сознании: "только не сейчас, только не сейчас". Не хватало ему еще сва-литься в обморок от голода — сейчас, когда до назначенного часа остава-лось совсем немного. Его мутило. Ноги подгибались. Казалось, только бы немного посидеть и все пройдет, но Ястреб был уверен, что если сядет, то уже больше не встанет.
В столице запрещено было попрошайничать, и Ястреб об этом пре-красно знал: не раз попадался в прошлом. И он не мог сейчас украсть или попросить милостыню, не мог позволить себе оказаться в руках городской стражи. Сорвать выполнение заказа? — так самого уберут заказчики, это уж как пить дать.
Вскоре после того, как пробили восьмую стражу, стало многолюдно. Ждали принца Джуру, который по этим улицам должен был пройти во дворец. Шумная разноголосица раздражала Ястреба, он морщился от визг-ливых женских возгласов, голова скоро разболелась — то ли от шума, то ли от голода. Он протолкался сквозь толпу, наткнулся на низкое ограждение и остановился там. Его несколько раз прогоняли, но он снова возвращался на свое место, расспрашивал соседей, какой он из себя, этот принц.
Наконец, послышался шум идущей процессии.
— Вон он, видишь, впереди, в черном, — сказал сосед Ястребу.
Тот не видел, но все рано кивнул.
Чуткий слух уловил знакомую поступь, и в этот же миг гибкое тело перемахнуло через ограждение, рука нашла кинжал, спрятанный в лох-мотьях. Тонкое лезвие вошло в человеческое тело по самую рукоять, удар был быстр и точен, и принц умер сразу же, не успев ничего понять.
…Когда избитого, полумертвого Ястреба привели на допрос, на-чальник стражи, заметив какую-то странность, поднес факел к его лицу. Зрачки остановились неподвижными. Ястреб был слеп от рождения.
26-27 сентября 2000 г
4. Верховный Маг.
Верховный Маг Годар был стар, очень стар. С годами он все сильнее чувствовал, что зажился на этой земле, но замены ему не было, и он все жил — высокий седовласый старик в белых одеждах, почти не менявшийся со временем.
Была осень. В белесоватом высоком небе, перекликаясь, летели пти-цы — быстрые темные силуэты, словно вырезанные из бумаги. Тихо и пус-то было в саду: в академии шли занятия, и обычно шумный, звенящий раз-ноголосицей сад опустел и притих, дожидаясь студентов. Слышны были только резкие птичьи вскрики, да одинокий опадающий лист производил иногда тихий сухой шорох, ударяясь о ветви, да журчала мягкая струя ма-ленького фонтана.
Верховный Маг стоял в тени желтеющих деревьев и смотрел на че-ловека, сидевшего на скамье возле фонтана, на этой резной деревянной скамье сидели обычно абитуриенты, здесь Годар разговаривал с ними, прежде чем решить вопрос об их зачислении; в академию принимали с де-сяти лет, и Годар привык видеть на этой скамье легкие, подвижные дет-ские фигурки, горящие надеждой и испугом глаза, раскрасневшиеся от волнения лица, и вот на этой скамье сидел худощавый парень лет тридца-ти, темноволосый, темноглазый, с узким загорелым лицом с резкими складками у рта; одет он был в белое, как и Годар.
Верховный Маг провел рукой по покрытому испариной лбу: этот сентябрьский день оказался неожиданно жарким, — вздохнул и медленно пошел к фонтану, крепко сжимая волшебный посох и тяжело опираясь на него. Опавшие листья шуршали под его ногами. Сидевший у фонтана не шевелился, все так же смотрел куда-то мимо Годара. Не пошевелился он и тогда, когда Верховный Маг остановился прямо перед ним.
— Мне сказала, что ты принес мне письмо, — сказал Годар своим глу-боким голосом, так поражавшим всех, кто его слышал, многогранностью оттенков.
Парень повернул, наконец, голову. Их глаза встретились, и что-то странное почудилось Годару в этих темных безразличных глазах; он взял протянутый конверт и, распечатав его, стал читать письмо. Парень молчал, и глаза его не выражали ничего — абсолютно. Годар все посматривал на не-го, но, дочитав письмо до конца, он все понял.
— Здесь написано, что тебя зовут Ястреб. Ястреб из Хоана?
— Да.
Вот как.
— Так ты слепой?
Ястреб слегка улыбнулся, но промолчал. В нем чувствовалось дос-тоинство, бесконечно поразившее Годара. Так вот он какой, знаменитый хоанский шпион. Лицо не очень примечательное, самое обычное лицо, ху-дое, загорелое, тонкогубое, с почти незаметным шрамом на виске; глаза, правда, красивые, но слишком уж неподвижные… Странный человек: он походит скорее на принца крови, чем на безродного бродягу шпиона. Н-да. Но он уже далеко не мальчик, и выполнить просьбу божественного Идрая будет затруднительно.
— Кто учил тебя магии?
— Идрай.
— А до него? — спросил Годар, отметив про себя, что парень назвал живого бога и последнего императора просто по имени, даже не прибавив обычного эпитета. Что это было, неуважение или признак близкого зна-комства, Годар не мог решить.
— Никто, — сказал Ястреб.
— Вот как, — медленно проговорил Годар.
Значит, парень занимается этим меньше года. Но сила в нем чувству-ется, и великая сила. И если то, что пишет Идрай, правда, то, конечно, та-кую силу опасно оставлять в руках человека необученного. Ах, Великий Космос, маги такой мощи не рождались со времен Крома Могучего!.. Но Годар внутренне противился этой мысли и искал предлога, чтобы отказать. Этот человек… Да, он нравился Годару, но Верховному Магу невозможна была сама мысль: отдать магическое искусство в руки человека, просла-вившегося убийствами, — вся сущность Годара противилась этому.