Единорог

— Если я приду в четверг, ты меня пустишь?

— Да, — сказала я уже тише.

— Я больше ничего не хочу.

— Извини, что я на тебя накричала.

— Наверное, я заслужил.

— Валера! — сказала я. Мне показалось, он издевается.

— Лерка, я так хочу сесть возле тебя и голову на колени тебе положить.

— Как Гамлет? Приезжай сегодня.

— Ты меня пустишь?

— Нет, выгоню. Валера!

— Я постараюсь. Мне пора.

— Пока, — сказала я.

Потом я пошла в ванную и долго смотрела на себя в зеркало. Что мне делать, ес-ли он приедет? До сих пор он только один раз поцеловал меня — в щеку, нераскрытыми губами. Мне вспомнился разговор Левина с Кити. "Как руку у архиерея целуют". Вот именно что. Так можно дочь поцеловать, а вовсе не девушку, которая тебе нравится.

Я и не думала об этом, пока в запале не сказала ему про койку. А сейчас задума-лась. Ведь он взрослый мужчина. С ним у меня не выйдет как в школе с одноклассни-ком. Как оно происходит со взрослыми мужчинами? Может, четвертый день — это са-мое время укладываться в постель? Господи, до чего же я невинна! Валерка же испуга-ется, когда поймет! Решит, что я ненормальная, ведь мне уже девятнадцать, а я не знаю даже, как люди целуются. По-настоящему целуются.

Это, наверное, действительно ненормально, что эта сторона жизни никогда не интересовала меня. Я испытывала иногда смутное любопытство и все.

С другой стороны, судя по разговорам, нечастым откровенным разговорам, ко-торые я иногда слышу, немало найдется девушек в моем возрасте, у которых не было серьезных романов и даже половых отношений. Теперь ведь мы все взрослеем гораздо позже, чем взрослели когда-то наши родители. Конечно, по сравнению с остальными я слишком уж невинна.

Валерка так и не пришел. Не знаю, считать ли, что мне повезло. Я, и правда, уже скучаю. Я хочу снова взглянуть в его лицо. Я ловлю его черты, каждое его движение и вбираю в себя. В сущности, я могла бы нарисовать его портрет — если бы умела рисо-вать.

Волосы у него подстрижены коротко и не слишком хорошо. На затылке лежат неровно. Он очень часто стискивает зубы, в нем чувствуется постоянное напряжение, которое никогда не оставляет его. Он похож на гитарную струну, натянутую так, что она вот-вот порвется. И еще он очень мало улыбается.

Я стояла перед зеркалом и разглядывала себя. Я все еще не могу решить, краси-ва я или уродлива. С одной стороны, жаль, что я пошла не в маму. Она-то была на-стоящей красавицей. От нее невозможно было отвести глаз. Она была как молния. Не захочешь, а заметишь.

Я-то пошла в папу. Такая же черная, плотная и ничем не примечательная. Кудри разве что. Кстати, я решила постричься. А то с этой гривой никакого сладу нет, их же расчесать по утрам и то не меньше получаса уходит.

Боюсь только, вдруг Валерке не понравится. Говорят, мужчину больше любят, когда у девушки длинные волосы.

Господи, как глупо.

В общем, я сходила и подстриглась. Коротко. Просто жуть, по-моему, я на Пуш-кина стала похожа. Правда, у меня волосы покороче. Все мои кудряшки завились, я и не знала, что я такая кудрявая. Тут на беду Валерка позвонил. Я ему и сказала, что под-стриглась.

— Что ты сделала?

— Подстриглась. Коротко, под мальчика.

— Лерка, я тебя убью, — сказал он обречено.

— Я так и знала, что тебе не понравится.

— Откуда ты это, интересно, знала?

— Оттуда! Все мужчины консерваторы.

— Лерка, я приеду, отшлепаю тебя, ей-богу.

— Так ты что уже уехал?

— Ага. Я на трассе.

— Тогда не болтай, а веди машину.

— Ладно уж, — сказал он, — Пока.

— Пока.

А потом я уже ничего не делала, только ходила по квартире и смотрела на себя в зеркало. Без своей гривы я так изменилась, даже самой странно.

Лариса Самыкина, 19 лет, студентка 3-го курса географического факультета:

Это было просто ужасно. Вы не представляете, как это было ужасно. Грузовик буквально смял переднюю часть автобуса, ничего ужаснее я в жизни не видела.

Мы ведь тоже могли погибнуть. А сколько людей пострадало! Я пришла домой, и у меня сердце разболелось.

Александр Новоселов, 39 лет, бизнесмен:

Нет, Валера у меня во вторник не был. Да точно говорю, не был. Меня во втор-ник вообще дома не было, я уехал рано и вернулся уже за полночь.

Нет, я не знаю, куда он уезжал. Он звонил мне в среду, я думал, он в городе.

Инна Михайлова, 19 лет, студентка 3-го курса географического факультета:

Да, она подстриглась. Я так удивилась, когда ее увидела. Лера же всегда ходила с длинными волосами, сколько я ее помню, а мы еще в школе вместе учились.

С короткой стрижкой она стала такой необычной. Очень изменилась. Нет, ей очень шло. Она даже повзрослела, стала такой элегантной.

Да, аварию я помню, конечно. Такой ужас разве забудешь. Нет, мне не показа-лось, что Лера равнодушно к этому отнеслась. По-моему, она очень испугалась и рас-строилась.

Мария Печатникова, 19 лет, студентка 3-го курса географического факульте-та:

Когда Лера пришла в четверг, мы все просто упали. К тому же она опоздала на одну пару, и все сразу на нее внимание обратили, когда она появилась. Со стрижкой Лера изменилась невероятно, превратилась в настоящую красавицу. И макияж у нее в тот день был очень хороший. Она ведь, знаете, не тростинка, и длинные кудри ее пол-нили, а с короткой стрижкой она стала такой миниатюрно-аккуратной.

Она была в тот день вся в черном, брючки, пиджачок, водолазка тонкая. Сереж-ки маленькие такие, в виде колечек, серебренные, и цепочка тонкая серебренная. Чер-новолосая аккуратная голова, лицо бледное, подкрашено неброско, аккуратненько так. Да Леру узнать было нельзя! Совсем другой человек.

Четверг

Из дневника Валерии Щукиной. Четверг, 6 декабря.

"Все удивительнее и удивительнее", — как говаривала Алиса, а за ней и Макс Фрай. Я бы сказала: все хуже и хуже, или чем дальше в лес, тем больше дров. Или как у Рильке:

Как из трясины сновидений, сходу

Прорвав ночных кошмаров канитель,

Всплывает новый день — вот так по своду

Бегут гурты, оставив капитель

С ее запутавшеюся в клубок

Крылатой тварью, сбившеюся в кучу,

Загадочно трепещущей, прыгучей,

И мощною листвой, которой сок

Взвивается, как гнев, но в перехлесте

Свернувшись, как спираль, на полпути

Пружинит, разжимаясь в быстром росте

Всего, что купол соберет в горсти

И выронит во тьме, как ливня гроздья,

Чтоб жизнь могла на утро прорасти.

Впрочем, я ведь сама сказала: приходите и убивайте меня. Вот они и пришли.

На лекции мне было с полдевятого. Я вышла только в восемь, никак не могла решить, что мне надеть. Все из-за стрижки этой дурацкой. Может, со временем я и при-выкну.

В подъезде было темно. Я спустилась на этаж и еще на один пролет, и тут кто-то метнулся мне навстречу, тяжелый, большой, темный. Схватил меня, навалился, прижал к батарее. Сумка выпала из моих рук, и пакет тоже валялся где-то под ногами.

Я даже не помню, кричала ли я, но Сашка говорил потом, я кричала ужасно. Не знаю, когда это я успела, рот этот неведомый кто-то мне зажал сразу же. И чем-то хо-лодным по шее. Успел только прикоснуться и сразу куда-то делся. Что-то тяжелое по-катилось вниз по лестнице, я услышала мат, и Сашка мне крикнул:

— Иди домой, идиотка!

Я нашарила сумку и пакет, подхватила их в охапку и побежала наверх. Заперла дверь, бросила все, что держала на пол, и села на табурет в коридоре. И просто сидела. Не думала ни о чем, просто сидела, будто еще одна вещь в прихожей: вешалка, табурет, шкафчик с обувью, зеркало и Лера. Обычный набор вещей.

В дверь постучали.

— Лер, открой, это я.