Страница 9 из 170
И доме у генерала Мусы званый обед подходил к концу. Среди гостей по преимуществу были офицеры — русские и кавказцы. Многие из них даже не владели родным языком, потому что были из аманатов[24], взятых в детском возрасте и получивших образование и воспитание в России.
Вряд ли военные сейчас отдавали себе отчет в той политике, которая преследовалась выселением горцев в Турцию. С одной стороны, кавказская администрация как будто противилась этому мероприятию, с другой — генерал-майор Муса и его помощники имели широкую возможность беспрепятственно организовывать переселенческие партии и тратить на это подозрительно большие средства.
Здесь лилось шампанское, вальсы под клавикорды сменялись бурной лезгинкой под гармонь, на которой играли родственницы Мусы, ученицы владикавказской женской гимназии. Они по-прежнему были верны прелести своей народной музыки, танцев, а также изумительному по красоте и элегантности наряду. Вихрем носились пары. Захмелевшие офицеры пожирали девушек глазами и расточали комплименты, от которых у гимназисток розовели уши.
Разъезжались поздно. Последним хозяин отпустил корнета, пригласившего к нему Турса и Гойтемира. Он выразил ему большую благодарность за это.
— Лед тронулся! — сказал он. — И благодаря вашей сообразительность. Ингуши-горцы очень недоверчивы и связаны родственными узами. В то же время среди них сильно развито чувство подражательства. И очень может быть, что за этими первыми ласточками потянутся и остальные. А это будет благим событием для отечества!
Позднее, сидя за своим письменным столом, освещенным веселым огнем жирандолей, под которыми сверкал полировкой чернильный прибор карельской березы, генерал, облаченный в домашний халат и любимую турецкую феску, задумчиво поглядывал на портрет царя-освободителя и, часто обмакивая гусиное перо в чернила, писал по начальству:
«Милостивый государь Михаил Ториэлович![25] Спешу донести о том, что намеченное Высочайшим предприятие получает все большее распространение. Вслед за непокорными орстхойцами и чеченцами изъявили желание многие жители Ингушевского округа. Сегодня удалось приобщить к партии, готовой к отправке, две ингушские семьи из горского участка.
Но должен предупредить: крайняя бедность переселенцев создает для некоторых из них невозможность отправиться в путь без получения существенного денежного пособия, по крайней мере на покупку лошадей или быков для упряжки. Это вынуждает меня выдавать им пособие, и таким образом мною превышены размеры ассигнованной на это суммы. Сие прошу доложить его превосходительству генералу Карцеву и учесть в дальнейшей субсидии.
Он написал число, 1865 год и, сделав замысловатый вензель, расписался.
Отложив письмо, генерал потянулся, сладко зевнул и, комкая слова, пробасил:
— Сла-в-а Ал-Ла-ху!..
На другое утро Гойтемир по дороге в Джарах продал Турсу лошадь и отдал взаймы одну из своих арб с условием, что тот в Турции вернет ее.
Турс был очень доволен, потому что у него оставались деньги, выданные на покупку подводы.
Весть об отъезде Гойтемира и Турса в Истмале[26] пронеслась над аулами, взбудоражила всех. Чтобы взглянуть на мухаджиров[27], узнать условия отъезда, многие пустились по тропам и напрямик через горы к аулам Гойтемира и Турса. Родственники торопились повидаться, попрощаться с ними. Остальных подгоняло любопытство и подозрительность. Равнодушных не было.
Доули и Гарак с Докки от этой новости не могли прийти в себя. Они попытались отговорить Турса. Почувствовав, что он в центре всеобщего внимания, Турс стал неузнаваем. Всякое возражение против отъезда вызывало в нем негодование. Доули, зная его характер, раньше всех поняла, что уговоры не помогут, и начала собираться в дорогу. Брали с собой самое необходимое. Очажная цепь, котел, сито и деревянное блюдо для теста всегда принадлежали старшему сыну в роду. Однако Турс распорядился оставить их в башне, потому что, видимо, надеялся когда-нибудь вернуться.
Многие родные и соседи были по-настоящему огорчены решением Турса.
Поздно вечером жрец сельского святилища белобородый Конахальг собрал стариков, женщин и детей на холм бога охоты Елты, чтобы помолиться за отъезжающих. Во внутренних и наружных нишах молельни вспыхнули свечи. Конахальг надел белую одежду, обнажил голову, вышел на открытое место, воздел руки к небу и воскликнул:
Долго еще молился жрец, а люди стояли под ореховым деревом, слушали его, обнажив головы, и набожно подхватывали: «Очи! Очи![28] Да-алай, да-алай!»[29]
Долго из аула были видны на горе мерцавшие огоньки свечей. Но потом взошла золотая луна, и все померкло в ее ровном свете.
Соседи Турса еще с вечера пригнали к нему во двор своих осликов, чтобы чуть свет он мог нагрузить их и отправиться в путь к Джараху, где начиналась широкая дорога и ждала его арба с лошадью.
Еще до восхода солнца Турс навьючил животных. Доули и заплаканная Докки погнали их. А сам… Он то заходил в дом, то бродил по двору, дотрагивался до каких-то предметов, не зная зачем. Нарубил дров, снес их в дом и бросил у очага.
Гарак молча следил за ним. Турс сел к огню, подложил несколько поленьев и, когда они разгорелись, встал, выпил ковш воды, снял со стены чондыр и сказал:
— Огонь отцов никогда не должен погаснуть. Ты не покидай этих мест. А я, как обживусь, пришлю тебе денег на шесть коров. Выкупишь у Гойтемировых землю… Тогда, может быть, и встретимся… С соседями живи мирно. Пошли. — И, засунув смычок за пояс, он пошел со двора.
На окраине аула его поджидали односельчане.
— Не уходил бы! — искренне сказал Пхарказ. — Я отдал бы тебе полпашни. Не зря, при людях говорю!
Но Турс покачал головой:
— Камень, который тронулся с горы, остановится только на дне ущелья! Не сокрушайтесь. Я ухожу по воле Аллаха, и, может быть, вам тоже придется последовать за мной.
Он хотел здесь же распрощаться с ними, но люди пошли за ним до конца аульской земли.
Поравнявшись с тем местом, где еще недавно был клочок его пашни, Турс остановился и, поглядев на него, громко, с надрывом воскликнул:
— Есть еще у меня здесь земля!..
Он вырвал с корнем росшую у тропинки молоденькую сосну и направился с ней на вершину скалы Сеска-Солсы. Кинжалом выкопав ямку, посадил деревцо в центре каменной глыбы, куда тысячелетиями ветер по песчинке переносил землю, и спустился вниз.
24
Аманат — заложник (кавказ.).
25
Михаил Ториэлович — граф Лорис-Меликов, начальник Терской области.
26
Истмале — Стамбул (инг.).
27
Мухаджир — изгнанник (араб.).
28
Очи — отче. Отголосок далекого христианства.
29
Дала — бог (инг.).