Из тьмы веков

Помолившись, Калой снова лег.

Едва забрезжил рассвет, на свою половину прибежала Гота и увела Орци к Матас. Потом поднялась Дали, начала готовить завтрак. А немного погодя, послышался кашель гостя.

Калой вышел к лошадям. После дождя утро обещало быть ясным. Розовел восток.

Когда Калой вернулся, его ждал взволнованный Орци. Гость, умывшись, вытирался.

— Что случилось? — спросил Калой у брата, заметив его волнение.

— Матас стало хуже, и она просит прийти к ней.

— Можно, я пойду с вами? — попросил Георгий, когда узнал, кто такая Матас и что с нею. Калой разрешил. Он вкратце рассказал гостю о жизни этой женщины, о том, как после ссылки мужа болезнь подкосила ее.

— У меня есть доктор, друг мой. Хороший доктор. Если надо будет, он приедет сюда… — сказал Георгий, и они пошли.

Матас лежала против своего окна с закрытыми глазами. Не то она думала, не то находилась в забытьи. В башенной комнате еще царил полумрак.

Лицо ее было матовой белизны, черты его заострились. Оно было удивительно красиво. Длинные, темные ресницы… приподнятые брови… чуть приоткрытые губы…

Матас дышала часто, но неглубоко.

Георгий не двигался. Он не мог отвести от нее глаз. Он видел в ней печальные черты отрешенности. Рядом с больной на скамеечке лежало простое зеркальце в медной оправе и… рубиновое колье… Георгий чуть не вскрикнул. Он не поверил своим глазам.

В этом каменном мешке среди старинных предметов нищенского обихода простых горцев — драгоценная вещь, о которой могла бы мечтать любая дама высшего света.

Он сразу вспомнил слухи, которые долгое время ходили по городу Владикавказу после дерзкого ограбления магазина ювелирных изделии местного богача. Рассказывали, будто тот заявил, что он готов был бы пожертвовать в пользу полиции всем, что у него было украдено, лишь бы ему вернули одну только вещь — рубиновое ожерелье…

Ни подтвердить, ни опровергнуть этого слуха газетчикам не удалось. Но слух этот, как и сам налет, совершенный среди бела дня на центральной улице города, запомнился, как легенда. И вот это сказочное ожерелье, небрежно брошенное на старую деревянную скамью… Какое отношение оно имеет к этому дому, к больной? Может быть, его принесли сюда как талисман?

Георгий слишком долго задержался взглядом на этой вещи. Удивление его было замечено хозяином.

Калой и гость потихоньку вышли на терраску.

Гота сказала, что Матас почти всю ночь провела в бреду: разговаривала с мужем, смеялась… А перед рассветом кашель чуть не убил ее. Выбившись из сил, она послала за мужчинами и заснула.

Георгий видел: Матас погибала. Дни ее были сочтены. И он сказал об этом Калою.

Калой с грустью поведал ему, как все время он обманывал бедную женщину, обещая поехать с ней к Виты. Когда он, задумавшись, замолчал, Георгий не удержался и спросил, откуда у Матас ожерелье.

На мгновение в глазах Калоя мелькнула досада, недоверие. Он пристально посмотрел на Георгия, а потом на своем ломаном языке просто сказал:

— Я давал… Городе большой лавка, золотой лавка, знаешь?.. Это мы карабчил…[145] Это хороший женчин… Бедный… Яво любишь такой… разный чепуха… Пускай играйт…

Удивленный Георгий некоторое время не мог говорить. Перед ним стоял простой ингуш, хлебосольный хозяин, человек, убитый горем потому, что гибнет жена его друга, вчерашний рассказчик и он же участник одного из самых дерзких, нашумевших грабительских налетов, поднявших на ноги военную администрацию целого края. Значит, он абрек? А может быть, даже главарь абреков?.. Об этом Георгий и спросил Калоя, когда они снова заговорили.

— Да, — ответил Калой. — Теперь я эбарг…

И он рассказал, как начальники и нужда с самого раннего детства преследовали его, пока наконец, оставив плуг, он не взялся за оружие.

Георгий, не перебивая, слушал взволнованный рассказ Калоя.

Может, теперь этот человек счастлив? Ведь он, наверное, богат, если дарит вещь, которая стоит целого состояния!

Но оказалось, что у Калоя есть только одежда и еда. Все остальное он отдает тем, которые нуждаются больше него.

А таких много! Ой, как много!..

— Калой, но эта вещь не чепуха… — говорил Георгий. — Это как брильянт, знаешь?

Калой кивнул головой.

— За это тебе могут дать много денег… столько, что ты сможешь купить… Ну… целый табун!..

Нет, Георгий не заметил в глазах абрека алчного огня грабителя или хотя бы беспокойного волнения. Он только покачал головой и, соглашаясь с ним, неожиданно предложил:

— Бери себе… Яво это больше не надо… Яво земля хочет… Бери себе… Так в горах было всегда. Стоило гостю похвалить что-нибудь в доме хозяина, как тот обязательно старался подарить ему эту вещь. Но какой подарок мог пойти в сравнение с этим? Бурка? Лошадь? Кинжал?

Георгий замахал руками и наотрез отказался. Он только предупредил Калоя, что полиция ищет ожерелье по всем городам Кавказа и с ним надо быть осторожным.

Калой усмехнулся.

— Есть такой луди: ты гора карабчит — яво покупайт будит! Разный луди есть… Свой мат яво продавайт можно, если деньги даешь! — грустно заключил он.

Гота позвала мужчин. Орци остановился у дверей. Калой и Георгий подошли к постели. Увидев гостя, Матас долго смотрела на него, а потом едва слышно спросила:

— Кто это?..

Калой сказал. Георгий подсел к ней, взял за руку. Пульс бился слабо и очень часто… Рука Матас не шевелилась, но глаза по-прежнему пристально смотрели на незнакомца и, казалось, чего-то ждали от него… удивительно красивые, близкие и далекие глаза.

И, сам не зная почему, Георгий оживленно заговорил:

— Мы с Виты были вместе… Он жив и здоров… Меня раньше освободили. Но скоро выйдет и он. Приедет сюда… Он просил проведать тебя, передать тебе его салам…

И Калой серьезно переводил эту ложь, сам не зная зачем.

— Скажи ей, что уже недолго осталось ждать… И они больше никогда не будут разлучаться… — Георгий гладил ее исхудалую руку, Матас внимательно смотрела ему прямо в глаза. Наконец губы ее что-то зашептали.

— Даже, если не так… Он красиво рассказывает… Спасибо…

— Нет, Матас, я не обманываю тебя!.. Это все так… Мы оба были арестованы… Он скоро придет… — страстно повторил Георгий.

Матас закрыла глаза. Не то она утомилась, не то обдумывала что-то.

Шли долгие печальные минуты. Решив, что она уснула, Георгий хотел отпустить ее руку. Но она неожиданно с силой удержала ее, села. Широко открытыми глазами пристально посмотрела она в окно на тропинку… потом откинулась на подушки… затихла…

Наконец пальцы медленно разжались… она перестала дышать… Георгий осторожно закрыл ее остановившиеся удивленные глаза…

Орци вывел обессилевшую Готу на воздух.

Наступила тишина, которую никто не смел нарушить. Георгий встал. Казалось, Матас спала. Только с уголка ее губ сбежала на шею тоненькая алая полоска. «Рубиновое ожерелье!» — мелькнула у Георгия горькая мысль, и он отвернулся.

С суровым лицом строго стоял Калой перед святостью вечной минуты. Гость знал: мужчины этого народа не плачут. Может быть, потому, что они слишком часто встречаются с горем?!

Немного погодя, Калой четко отдавал распоряжения брату и невестке.

Георгий вышел, по лесенке вдоль наружной стены поднялся на плоскую крышу башни, снял лопух. Прохладный ветер кинулся в его волосы. Георгий поглядел вокруг.

Горы, камни, шнурочек воды на дне ущелья. Черные полоски пахотной земли, в который раз готовые родить все, что им удастся!.. И ему напомнились слова, явившиеся к нему в ином месте, при иных обстоятельствах. Но сейчас казалось, что они могли родиться только здесь, у изголовья этого несчастья, у колыбели этого народа.

145

Карабчил — украл (кавказ.).