Иванов.ru

— Мы с Ванюшкой — я так в честь деда сына назвала — остались одни на всём белом свете. А что я могла одна с больным ребёнком? Кто бы нас кормил? — через некоторое время снова заговорила Юля. — Друзья мужа помогли продать машину. Это были хоть какие-то деньги на первое время, а они были так нужны. А тут ещё эта история с маслобойней… Потом из-за границы вернулась подруга — Лариса. Стала помогать. Мы с ней ещё в школе очень сдружились. Нас так и звали — сёстрами. Лариса ведь настоящая — чёрная. Это она после стала волосы красить под блондинку. А так мы с ней очень похожи. Лариса предложила сотрудничать с одной «фирмой». А что мне оставалось? Тогда мы с Ваней из больниц не вылезали. Катастрофически не хватало денег. Я уже чуть было и библиотеку не продала. И покупатель сам меня нашёл и почти уговорил. Но в последний момент подумала, что родительский дом — святое. А Ваня вырастет, и не так одиноко ему будет на свете жить, когда меня не станет. Не стала продавать книги. Но надо было идти куда-нибудь работать. А я на себя в зеркало боялась смотреть — такая страхолюдина стала. Видел бы ты меня тогда: худая как швабра, вся облезлая с синяками под глазами. Краше в гроб кладут. Решила выйти на прежнее место — юристом в частную компанию. Хорошо, что один из начальников всегда ко мне был неравнодушен. Взяли по его просьбе. Пошла работать, а на сиделку для Ванечки всё равно не заработала. Понимала, что больного ребёнка в домашних условиях не потяну. Как я мучилась, прежде чем решиться отдать его в дом ребёнка. Все подушки проревела. И подружка моя хорошая Лариса — рядом. Вместе сидим и воем в два голоса. Лариса тогда вообще ко мне переехала. Нянчилась со мной, а у самой ещё муж был… Вот так и отдали мы Ванечку… Отдала, и как часть себя там оставила. Поначалу даже думала руки на себя наложить — сил моих совсем не осталось! Опять же Лариса уберегла от петли. А потом стала в церковь ходить. Может, чем-то прогневила я Бога, что он меня так наказывает? Молилась… Молилась… и снова помогла Лариса. В прокуратуру устроила… и на «фирме» хорошие деньги пошли. А Ванечка через год умер…

Они подъехали к кирпичному забору городского кладбища. Потрясённый Иванов молчал. Сразу с Юлей он не пошёл. Хотел дать ей время побыть наедине со своими близкими. Он остался в машине. Когда Юля скрылась за воротами, Иванов — офицер, прошедший две войны, не раз видевший смерть, не стесняясь, стирал крепко сжатыми кулаками наворачивающиеся на глаза тяжёлые слёзы.

Потом, вытерев насухо лицо носовым платком, Иванов пошёл за Юлей…

После той поездки они не виделись больше двух недель. Лариса уехала куда-то в командировку. А Иванов не звонил Юле. Неожиданно открывшаяся история жизни молодой женщины перевернула его душу, а главное, переломала все понятия, по которым он старался жить до этого. И ещё раз он убедился в том, что Юля дорога ему больше, чем друг. Он жалел её. Хотел приласкать, прижать к своей груди, защитить. А как раз этого он сделать не мог. И оставаться сторонним наблюдателем он тоже не мог. Конечно, порой жизнь была несправедливой и к Иванову. Но чтобы так изломать судьбу человека! А он сам выдержал бы такое? Вот сейчас, волею случая, он оказался рядом с этой сильной, красивой, умной женщиной. А достоин ли он её? А если бы всё сложилось по-другому, хватило бы у него сил, чтобы на длинном жизненном пути не предать и не бросить её с больным сыном — не сделать этих двух несчастных одиноких людей ещё более несчастными? И, оставаясь наедине с собой, признавался Иванов, что, возможно, и не выдержал бы он такую ношу — сломался бы. Но, слава Богу, всё сложилось так, как сложилось, и теперь у него есть нормальная семья, которую он любит и должен любить: жена Лена и дочь Наташка. И всё же, несмотря ни на что, его тянуло к Юле. Чтобы разобраться в себе, трезво осмыслить и оценить складывающуюся ситуацию, Иванов не спешил…

Юля сама отыскала его. Она позвонила на работу и попросила приехать. Он сразу же поехал, бросив все дела.

Они сидели на знакомой кухне в её квартире и, держась за руки, пили чай с печеньем. Говорили о пустяках. Вдруг Юля стала серьёзной. Посмотрев на Иванова и немного помолчав, она еле слышно, будто признаваясь в своих самых сокровенных чувствах, произнесла:

— Саша, ты в моей жизни как праздник какой-то: то появляешься, то исчезаешь. Я даже стала скучать без тебя. Где ты опять пропадал? Почему не звонил? Может, я тебя чем-то обидела?

— Что ты! Чем ты могла меня обидеть? — Иванов выглядел виноватым. — Прости, Юленька, надо было с кое-какими делами разобраться. — Он мягко сжал её руку и стал гладить красивые длинные пальцы. — Какая у тебя нежная кожа!

— Значит, дела могут заменить человека, который тебя ждёт? — она не опускала взгляда и ждала ответа.

— А ты меня ждала? — Иванов смотрел в её бездонные глаза, понимая, что снова тонет в них.

— В это так трудно поверить? — Юлин взгляд был чистым и открытым. — Но иногда мне кажется, что я тебе совсем не нужна. Или я тебя не знаю, или тебе, вообще, никто не нужен.

Иванов не знал, что ответить — Юля была права. И эта её правота беспощадно пробивала его глухую защиту, выстроенную за годы сознательной жизни. А чего он собственно испугался? Трудностей? Каких? Юля от него ничего не требовала. Она хотела лишь только, чтобы он иногда оказывался рядом. А он? Он чуть не предал женщину, доверившуюся ему! Неужели он так изменился за последнее время? Неужели страх потери любимых и близких людей сделал его заложником душевной закрытости и одиночества? Да, он терял друзей, но там — на войне. И там — на войне смерть отняла у него Наташу — женщину, поверившую ему. Боль этой потери останется с ним навсегда. Но это только его боль. И разве эта боль способна утолить жажду по настоящей жизни со слезами и радостями, с друзьями и женщинами, с самой простой человеческой любовью? Жажду по желанию быть счастливым? Иванов не знал, что ответить.

— Пойдём куда-нибудь? — она снова пришла ему на помощь.

— Куда ты хочешь?

Она, положив на стол красивые руки с длинными пальцами, игриво склонила на бок голову и изобразила капризного ребёнка:

— Вывези меня куда-нибудь, Саша.

— Куда?

— Поехали за город. Хочу сегодняшний вечер провести с тобой…

Юля попросила Иванова уступить ей место за рулём. Иванов, отдав ключи, сделал это с некоторым сомнением. Но, почувствовав уверенный старт, успокоился: за рулём сидел опытный водитель. Юля, вырвавшись из тесноты дворов на улицы города, вдавливая педаль газа почти до самого пола, выжимала из «девяносто девятой» всё возможное. Она гнала машину, отрешившись от всего. Не раз Иванов с затаённым трепетом вжимался в пассажирское кресло при резких перестроениях и экстремальных обгонах, но, собрав силу воли в кулак, молчал. Глядя на дорогу, молчала и Юля. Возмущённые водители, догнав на светофоре стоящего нарушителя спокойствия, замолкали на полуслове, разглядев за рулём женщину. Стиль Юлиного вождения не походил на женский. Скорее его можно было определить как жёсткий спортивный.

— Ты где научилась так водить? — поинтересовался Иванов уже за городом.

— Учителя хорошие были, — ответила Юля.

Потом, опьянённые чистым воздухом, они гуляли по осеннему лесу, где, казалось, жизнь неслышно приостанавливает свой бег, чтобы дать людям хоть немного отдохнуть. Толстый ковёр из жёлтых опавших листьев белоствольных красавиц-берёз мягко шелестел под ногами, озвучивая и тут же заглушая каждый их шаг…

Именно здесь Иванов смог рассказать Юле правду о своих чувствах к ней.

Потом Юля спала в машине, а он, стараясь не шуметь, бродил вокруг, заботливо охраняя её чуткий сон.

Прошла неделя, и в пятницу, как было заведено, Иванов с Есиным после работы ужинали в ресторане, в котором считались постоянными посетителями. Неожиданно к ним за столик подсела Лариса. Её-то Иванов меньше всего хотел здесь увидеть. Он уже слышал о том, что «Белая Акула» несколько дней назад вернулась из командировки, но не спешил своим звонком или посещением засвидетельствовать ей своё почтение.