Путь на юг

Тонкая рука легла на его плечо, и нить воспоминаний оборвалась.

Он ощутил исходивший от пальцев аромат сушеных трав и чего-то еще, пахнувшего непривычно, но приятно.

– Рахи! Очнись, Рахи! Что с тобой? – Голос был негромок, тверд и явно принадлежал мужчине. Одинцов открыл глаза. Над ним склонились двое; их лица озаряло пламя глиняного светильника, что мерно покачивался на цепочке у потолка. Старик с бритым подбородком – это его ладони пахли так странно – и скуластый рыжеватый парень лет двадцати пяти. Нос у скуластого был слегка свернут набок, пухлые губы приоткрыты, маленькие глазки хитро поблескивали.

– Гляди, бар Занкор, смотрит! Смотрит, клянусь пупком Лефури!

На лукавой физиономии скуластого расцвела улыбка.

– Смотрит, но что видит… – недовольно пробормотал старик, пристально всматриваясь в зрачки Одинцова. – Ну-ка, Чос, бездельник, не заслоняй мне свет! – Молодой отодвинулся, и сухие пальцы уверенно ощупали лоб лежащего. – Рахи, ты меня слышишь? Или эта крыса Рат вышиб тебе последние мозги?

Так, отметил Одинцов. Значит, тот сукин сын, врезавший ему под ребра, – Рат. Молодой и скуластый – Чос. Старик – бар Занкор. Внезапно в памяти всплыло его полное имя – Арток бар Занкор, целитель. И он совсем не стар… едва на шестом десятке… Скудный свет да игра теней добавили ему лет пятнадцать. Рахи? Видимо, Рахи – он сам. Странно! Странно, что его тут знают, но зовут чужим именем!

И этот Арток бар Занкор… Кажется, он, Одинцов, с ним неплохо знаком. Может быть, даже лучше, чем с Рахи, за которого его принимают… Видно, у этого парня неприятности с рыжим громилой Ратом. Серьезные неприятности, которые требуют вмешательства целителя… Врача? Нет, вряд ли тут есть настоящие врачи… Ну, ничего! Пусть этот туземный знахарь поставит его на ноги, и через пару дней Рат будет грызть палубу стагарта!

Слово выскочило неожиданно, как и полное имя целителя. Стагарт… Корабль, на котором он пустился в плавание… Нет, не корабль! Во всяком случае, не одно из тех судов, на которых когда-либо доводилось плавать Одинцову. Однако он прекрасно знал, что такое стагарт. Да, прекрасно! Это…

– Рахи, болван, да поразит тебя Шебрет бессилием от пупка до колена! – вдруг гаркнул целитель. – Я ведь вижу, что ты слышишь меня!

Одинцов слабо улыбнулся.

– Да, Арток.

– Темен путь богов, и для нашего Рахи он еще не свернул к Югу, – заметил Чос. Словно по волшебству, в руках у него возникла миска, над ней вздымался аппетитный парок. – Жрать хочешь? – прозаически осведомился скуластый.

Одинцов кивнул, приподнявшись на локте. Чос потянулся к поясу, тихо лязгнул металл, и у губ Одинцова возник ломоть мяса, наколотый на тускло блестевшее лезвие. С внезапной жадностью он рванул кусок, прожевал, сглотнул. Чос уже протягивал чашу с кислым прохладным вином – запить. Под одобрительные кивки Артока Одинцов быстро разделался с едой и, с облегченным вздохом, снова вытянулся на спине.

– Завтра нам в караул, – сказал Чос. – Ты лежи, октарх, мы обойдемся.

Внезапно Одинцов сообразил, что с ним говорят не на русском, испанском или английском и что на арабский, который он худо-бедно знал, язык тоже не похож. Но казалось, что он понимает его не хуже родного и даже думает на нем, вставляя русские слова, когда не хватало подходящих терминов. Скажем, вроде контузии и амнезии, о которых здесь не имели понятия… А вот с караулом все было ясно, как и со званием октарха. Невысокий чин! То ли сержант, то ли десятник…

– В этот раз обойдемся, – повторил скуластый. – Но если ты не оклемаешься за пару дней, Рат обещал скормить тебя саху.

Акулам, мысленно перевел Одинцов. Хотя эти саху не совсем акулы, поменьше и плавают стаями.

– Не болтай, глупец, – строго прервал Чоса целитель. Он поднялся и отступил к стене. Одинцов, глаза которого привыкли к полумраку, увидел, что лежит в каморке метров пять площадью и что его топчан находится против занавешенного темной тканью узкого проема. Арток чуть отодвинул занавес, прислушался – до Одинцова донеслись храп и сонное бормотанье.

Под мерное покачивание судна там спали люди; видимо, час был поздний.

– Ты начал лечить, ратник, я закончу, – усмехнулся Арток и повелительно кивнул Чосу в сторону проема. – Сходи-ка за этой девчонкой… как ее?.. Зия?..

Скуластый хихикнул и беззвучно исчез, прихватив миску и чашу.

Целитель покопался у пояса, вытащил крохотную бутылочку, заигравшую стеклянным блеском, и сунул ее под матрас, рядом с левой рукой Одинцова.

– Выпьешь… потом. – Он протяжно зевнул, прикрывая рот ладонью. – Выпьешь, чтобы спать крепко и видеть сладкие сны. Кости у тебя не сломаны, и духу жизни нет препятствий ни в груди, ни в животе. Но запомни, Рахи… запомни, Аррах бар Ригон, носитель тайны, наследник славного рода… если ты еще раз свяжешься с Ратом, я сам прикажу швырнуть тебя в море.

Задув светильник, он тихо, как тень, выскользнул из каморки. Одинцов нахмурился. Тайна? Какая еще тайна? Только этого ему не хватало! Может, дело в том, что его появление здесь столь же таинственно и непостижимо для окружающих, как для него самого? Нет, целитель имел в виду другое. Откуда-то он знал, был уверен, что тайна связана не с Георгием Одинцовым, а с Рахи, с этим Аррахом бар Ригоном. Поразительно! Похоже, что Одинцова тут никто не заметил. Есть Рахи, и этого вполне достаточно.

Силы вернулись к нему – силы, но не память. Сознание было по-прежнему затуманено, и временами происходящее казалось то ли сном, то ли театральным действом, в которое он попал не по своей воле. Если не считать этой продолжавшейся амнезии и странного ощущения раздвоенности, все остальное было в порядке. Чуть саднило ребра, слева, куда пришелся удар Рата, да на правой скуле он нащупал ссадину, покрытую слоем пахучей мази. Мелочь, ерунда! Глубоко вздохнув, Одинцов сел, спустил ноги с топчана, провел ладонью по обнаженной груди, животу, короткой набедренной повязке. Знакомое тело… сильное, мощное… чего-то, однако, не хватает… Он ощупал бедро, плечо, колено, которое собирали из осколков, дотянулся до спины. Ни рубцов, ни шрамов! Под пальцами гладкая кожа, упругая, как у юноши…

Одинцов снова вздохнул, заставив себя успокоиться. Не стоит торопить события; два-три дня или неделя, и он все вспомнит, как после той контузии. Разум и память снова станут ясными; они, в отличие от тела, способны восстановиться полностью. А с телом непорядок… Хотя как считать: он ведь дрался с Ратом, а в сердце не кололо, будто нет там никакого осколка. И теперь не колет…

Занавес у входа дрогнул, послышался шорох, и рука Одинцова непроизвольно метнулась к изголовью. Он знал, что ищет там, в углу, под досками топчана, – и почти не удивился, когда пальцы легли на рукоять клинка.

В полумраке раздался тихий журчащий смех.

– Отважный господин Аррах разрубит меня мечом? Я больше люблю, когда ты пускаешь в ход свой дротик. У тебя это неплохо получается.

Гибкое девичье тело опустилось к нему на колени, нетерпеливые руки дернули узел набедренной повязки, потом обвили его шею. Незнакомка пахла морем и ветром, а нежные, чуть шершавые губы хранили привкус соли.

Ладонь Одинцова скользнула к стройной талии, нащупала плоский живот, короткую юбочку, гладкую кожу бедра. Потом его пальцы пропутешествовали обратно, нырнув под тонкую ткань ее символического одеяния, пока не наткнулись на полную грудь.

Кем она приходится Арраху?.. – подумал Одинцов. – Возлюбленной? Случайной подругой? Женщиной, решившей утешить проигравшего схватку бойца?

Действовала она с умением и завидной быстротой – поджав коленку, повернулась и скрестила ноги на пояснице Одинцова. Ищущий язычок коснулся его губ, и он ответил поцелуем на поцелуй. Что бы ни случилось, не стоило отказываться от такого подарка судьбы. Впрочем, отказываться было поздно – обхватив его за плечи, незнакомка уже ритмично раскачивалась, испуская глубокие вздохи. Губы и пальцы девушки тоже не оставались без дела, пока мышцы ее не расслабились, и в этот миг теплая волна наслаждения накрыла Одинцова. Раздался слабый стон, и, содрогнувшись, она приникла к нему в последнем усилии.