Неспособный к белизне

Как-то всё вдруг потеряло смысл. А, может, смысла вообще никогда не было? Какой смысл, скажите, заключается в денежных знаках, оттягивающих карман, в продуваемом зимними ветрами Фитире, во всей этой, подобной Земле и столь же отличной от нее Белведи? Что-то непонятное случилось в душой Кондрахина, словно он очнулся от долгого болезненного сна, и теперь вынужден смотреть на окружающее непонимающее. Или, наоборот, он вернулся в явь?

Сопровождаемый двумя охранниками, Кондрахин зашел в продуктовый магазин и купил две бутыли самого дорогого местного пьянящего напитка. Он не знал, как тот называется — он и в земной жизни был чужд этому пристрастию — но, наверное, Квану понравится. Покупку он передал в руки своих охранников, как само собой разумеющееся. Для себя он не выбрал ничего.

Во всей необозримо огромной Вселенной у Юрия не осталось ни одной души, которую он смог бы, хотя бы с натяжкой, назвать родной. Москва образца 38-года осталась пожелтевшей черно-белой картинкой в фотоальбоме его памяти. Несостоявшаяся жена Марина, неродившееся тогда еще дитя, родители… Как все они далеко — не во времени и не в пространстве, а… в смысле жизни! Потому и бесконечно одинок бывший человек по имени Юрий Николаевич Кондрахин. Он — один по определению. Избранник демиургов. Спаситель мира.

Почему раньше осознание этого не вползало в душу холодным липким страхом? Нет, не страхом — ознобом. Постарел, что ли? Биологически ему всего тридцать четыре года. Гляди-кось, пережил Христа! Какой год сейчас на Земле? Пожалуй, что-то близко к семидесятому. Если перед войной у него родился ребенок, то они, пожалуй, теперь почти ровесники. Да, вот она — разница, границей пролегшая между ним и прошлым: он уже никогда не сможет туда вернуться.

Утром, когда занкарская группа с присоединившимся к ней Ноисце поездом двигалась в Хевек, эти мысли вернулись. Пользуясь тем, что сидящий напротив его Кван Туум откровенно клевал носом (накануне ученый прилично перебрал), Юрий тоже изобразил дремоту.

Итак, он один. Вроде бы стоящий на стороне добра, но при этом сеявший смерть во всех мирах, куда его посылали. Не белый ангел и не черный. Серый.

"Погоди, дружок, — тихим колокольчиком прозвучало с высот подсознания, — а как же твой Предначертанный Враг? Ведь он тоже один. И он — твой антипод. Противоположность серого. Как это будет выглядеть в цвете, интересно?".

Откровение свершилось, но еще не стало знанием.

Из физического оцепенения Кондрахина вывел голос охранника:

— Ган, тут молодой белвед, с которым ты вчера разминался, добивается разговора с тобой.

— Ну, так пусть подойдет, — отозвался Юрий, приоткрыв глаза.

К скамье, которую занимал Кондрахин, протиснулся Треог. Транспорт белведов, в отличие от жилья, всегда оборудовался сиденьями. Юрий жестом велел охранникам освободить место рядом с собой.

— Юрен, ты вчера так стремительно исчез, — с ноткой обиды в голосе начал Треог, — а мне сейчас необходимо посоветоваться с тобой. Ты знаешь, что мне тоже придется драться в Хевеке?

Юрий машинально кивнул, хотя слышал об этом впервые.

— Поздравляю.

— С чем? — возмущенно воскликнул молодой боец. — Мой противник в полтора раза тяжелее меня! По нему поезд проедет — он ничего не заметит. Вот если бы ты научил меня своим невидимым ударам… Не отпирайся: мы все прекрасно видели. Точнее, именно не видели. Тогда, в предыдущий свой приезд, ты непонятно как оказался за спиной у противника, и — ударил так быстро, что никто и не заметил.

Ага, смекнул Кондрахин, о подставе в минувшем поединке никто и не подумал. В упомянутом Треогом бою он, действительно, потряс белведских болельщиков доселе невиданным приемом. Но заключительный сокрушающий удар увидели все, ибо он и на самом деле был таковым. Раз боец способен к таким необъяснимым перемещениям, почему бы ему не обладать аналогичным ударом? Железная логика, которой в полной мере воспользовался хитроумный Ноисце, устраивая договорный поединок.

— Ноисце предлагал тебе какие-нибудь варианты? — спросил Юрий.

Треог поднял на него непонимающие невинные глаза.

— Ноисце — не тренер, что он может предложить? Пока был жив старый Соку… А правда, что ты вернешься в команду тренером?

На этот вопрос Юрий не ответил. Вместо этого он сказал:

— Проигрыш, мой друг, порой важнее победы. Если хочешь стать великим бойцом, то тренируйся не только в спортивных залах, но и в читальнях. Да-да, и не делай удивленных глаз. Необходимо изучать биомеханику тела, анатомию и психологию. Недурно бы еще выступить на родине погла.

Треог недоверчиво засмеялся:

— Когда я изучу всё это, то стану таким старым, что поздно будет обвязывать руки ремнями. Да и когда мне этим заниматься? Это ты выходишь на бой пару раз в месяц, а мне приходится биться в четыре раза чаще, чтобы прокормиться.

— Об этом я и толкую, — насмешливо ответил Кондрахин. — Чем больше ты будешь знать и уметь, тем выше твой заработок, тем реже придется подставлять затылок под чужие кулаки. А деньги… вот, возьми на первое время, — он вытащил из нагрудного кармана и протянул Треогу увесистую пачку сиглов, — отдашь, когда заработаешь.

Как ни сопротивлялся белвед, Юрий заставил его принять деньги.

Серия поединков — а Ноисце захватил в Хевек не только Треога — была назначена на вечер, когда наступающая темнота сгоняет с горных склонов последних любителей адреналина. Нынешняя зима выдалась на славу: снега достаточно, трассы накатаны, и вот уже которую неделю подряд стояла великолепная погода с лёгким морозцем. Город был переполнен иностранцами и, если бы Ноисце заранее не обеспокоился зарезервировать несколько номеров в отеле, найти ночлег было бы проблематично.

Юрена Островитянина со свитой поселили отдельно от команды в номере, рассчитанном на восьмерых. Впрочем, трое приезжих так и не появились там. С увесистым грузом за плечами они сразу же с вокзала направились в горы. Наверное, то были скалолазы.

Незадолго до начала выступлений, во время короткой разогревающей разминки, Ноисце улучил момент, чтобы оказаться наедине с Кондрахиным.

— Сегодня ты должен проиграть, — негромко сказал он.

— С какой стати?

— Иначе мы ничего не заработаем. Ни в этом бою, ни в следующем.

— Нет, Ноисце-ган, сегодня мне как раз нужна победа.

— Мы потеряем около тридцати тысяч…

— Не жадничай. Я оставлю свою карточку в шкафчике для переодевания. На ней как раз столько и есть. Тхан подскажет, как ею воспользоваться в мое отсутствие.

Имя Тхана Альфена Кондрахин вставил неожиданно для себя, но попал в точку: Ноисце всецело доверял промышленнику. Однако, маневры Островитянина для него остались непонятными. Вздохнув, он отошел к другому бойцу.

Вскоре начались сами поединки. Вначале выступали менее титулованные; бой Юрена Островитянина, по замыслам организаторов, должен был стать кульминацией представления.

Треог свой бой проиграл, к счастью, не нокаутом. Сразу за ним на площадку вышел Кондрахин. Публика ревела, предвкушая кровь, и Юрий не стал ее разочаровывать. Своего противника он отделывал по полной программе, не оставляя тому ни единого шанса. Вероятно, это был его самый мощный бой, проведенный на Белведи. Полная победа была достигнута уже на седьмой минуте и без всяких подставок.

Завершив бой, Кондрахин прошел в отведенную для него душевую кабину. Прежде чем залезть в ванну-бочку, он подтянулся и заглянул в маленькую форточку, служившую вытяжкой. Грузовой автомобиль стоял под самым окном. Потолок так же оказался не привинчен. Да, противная сторона готовилась по-серьёзному.

Юрий забрался в ванну и задумался. Разумеется, зарубежные хозяева Тхана Альфена предполагают, что их осведомитель, то бишь Юрен Островитянин, проявит горячую готовность помочь своему похищению. Но было невероятно предпологать, что их планы целиком базируются на этом. Стало быть, если Юрий заартачится, его умыкнут силой. Это в намерения Кондрахина не входило.