Неспособный к белизне

Юрия еще легко можно было уничтожить, стереть его следы во всех мирах. Но Он был слишком занят началом мировой войны. Поэтому ограничился наложением нестираемого заклятия на камень в Холмах Воплощений. Этого должно было с лихвой хватить. Не хватило. Вторая попытка была предпринята на Земле. Кондрахин, несомненно, вырос к этому времени, но не настолько, чтобы мог противопоставить что-то смертельному удару из астрала. Тогда не хватило времени, и Просветленные спасли Юрия. На Тегле Он был представлен всего лишь своей проекцией, но без посторонней помощи Кондрахину не хватило бы сил справиться и с ней. Но даже свое поражение Он сумел превратить в победу, впитав в себя всю энергию нестабильного вариантного мира.

И вдруг Враг достал его неведомым способом. Неужели он познал что-то такое, что неведомо никому? Другого объяснения просто не существовало.

И второй вопрос, над которым размышлял Форс, была причина их вражды. Допустим, Кондрахин служит Просветленным. Но смешно, когда с противником воюет не барин, а его слуга. Он, даже в обличье Сэмюэля Форса, знал себе цену. Нет, за этим противостоянием крылось нечто другое. Что-то, до сути чего во что бы то ни стало надо докапаться.

Он всегда больше ценил свою свободу, чем власть. Просветленные ему мешали, и, чтобы не рисковать, он старался действовать чужими руками, оставаясь в тени. Впрочем, не будь Просветленных, Он бы способа действий не изменил. Самой его сути были глубоко чужды поклонение, слава, вообще известность. Однако, само существование Предначертанного Врага ограничивало его свободу больше, чем назойливый контроль кучки старцев, вообразивших себя благодетелями всего сущего. Что мог противопоставить предначертанности Он?

Проще всего казалось победить навязанного врага и тем получить свободу. Но Он быстро понял, что Предначертанный Враг не может быть повержен в результате быстротечной схватки. Для победы над ним — а она вовсе не была гарантирована — необходимо потратить массу времени и сил. Все чаще Он подумывал, что, вступив в противоборство с Кондрахиным, невольно спляшет под дудку Просветленных. Может, в этом и заключалась ловушка? Проиграет он Кондрахину — потеряет жизнь. Выиграет — потеряет ту свободу, какую сейчас имеет.

Теперь, зная местонахождение Кондрахина во Вселенной, Он попытался дотянуться до него щупальцами астрала — без гнева и пристрастия, просто почувствовать присутствие. Не получилось, как и следовало ожидать. Форс даже не смог отыскать Белведь. А ведь совсем недавно, растворившись во Вселенной, он легко сумел это сделать. И раньше, в других мирах, легко отыскивал Кондрахина. Нет, сначала нелегко, но потом это удавалось всё проще и, если бы не опека Просветленных, Он давно бы уничтожил своего Врага. Выходит, их обоих связывает нечто, о чем даже не упоминается в тех старинных монастырских манускриптах, написанных задолго до того, как человечеству пришла в голову сама идея письменности.

Тогда почему они — враги? Кто и зачем предначертал это? Не будет ли разумным заключить временное перемирие и вдвоем подумать над этим вопросом? А вдруг Кондрахин уже знает ответ?

Нарочитое покашливание за спиной заставило его недовольно оглянуться.

— Сеньор, Вас у дома дожидается какой-то господин, — переминаясь с ноги на ногу, произнес слуга.

Форсу хотелось послать к чертям и слугу, и незваного гостя, но он заставил себя подняться, на ходу надел халат, оставленный на берегу, и быстро взбежал по каменным ступеням лестницы, вырубленной в обрыве. Слуга здорово отстал.

Гость дожидался его на террасе, по-хозяйски развалившись в плетеном кресле. Несмотря на февральскую жару, он был в черном костюме и при галстуке, позволив себе лишь чуть-чуть распустить узел. Такую же черную шляпу он положил на столик, стоявший перед ним. "Хорошо еще, что ноги туда не задрал", — с неудовольствием подумал Форс, с первого взгляда признав в визитере американца.

— Господин Форс? — янки встал, словно сделал одолжение. — Я представляю правительство Соединенных Штатов Америки. И у нашего правительства накопилось к Вам несколько вопросов. Где мы можем побеседовать?

Государства, правительства — как всё было Ему смешно! Наглеца, занявшего хозяйское кресло, Он, к примеру, мог испепелить, как сделал это в Гетеборге с ослушником Фрицем Раунбахом. Но сейчас следовало сдерживать себя. Просветленные не дремлют, и любая его паранормальная активность будет мгновенно засечена. В том, что Просветленные нанесут по нему удар, Форс не сомневался. На их месте он бы так и поступил.

— Пройдем в кабинет, — сухо предложил он гостю, тихо злорадствуя про себя. Уходя, он закрыл окно, и сейчас в кабинете влажная жара быстро собьет спесь с молодого наглеца. Молодыми Он именовал практически всех и по полному праву. Но американец и на самом деле был молод — не старше сорока.

— Итак, чем могу служить? — спросил Форс, усаживая посетителя так, что солнце безжалостно слепило его. Если американец и заметил преднамеренность поступка Форса, то не подал вида, просто водрузил на нос тёмные зеркальные очки.

Общайся он с обычным человеком, это был бы беспроигрышный жест. Но Ему не требовалось заглядывать в глаза собеседнику — мысли он читал и так, возмущения информационного поля это практически не вызывало. А мысли американца были нехорошие. Форс всё же позволил своему гостю высказаться самостоятельно.

— Дело в том, мистер Форс, что департамент занимается сейчас расследованием незаконной выдачи американских паспортов в нескольких наших консульствах в разных странах мира. Вы ведь свой недавно получили в Парагвае, не так ли? Не знаю, сколько Вы выложили за него, не это самое главное. Главное — в Вашей липовой анкете. Мы проверили сведения, которые Вы указали, самым тщательнейшим образом. И ни одно из них не нашло своего подтверждения. Так кто Вы, мистер Форс?

— А какое Вам, собственно, дело? — после недолгого молчания спросил Он, впервые заставив собеседника опешить. Можно было загипнотизировать этого бдительного америкашку, но невозможно подвергнуть гипнозу весь их департамент. Жаль, что после гибели Густава Кроткого Он так и не подобрал нового достойного исполнителя своих замыслов.

— Что значит: какое дело? — с нажимом и угрозой в голосе произнес американец. — Вы безосновательно назвались гражданином великой страны…

— Знаете что, — предложил Форс, — убирайтесь отсюда подобру-поздорову. Это Вам не Штаты, а суверенная Аргентинская Республика.

— Зарываетесь, мистер Форс, — прокричал американец, поспешив к своему автомобилю, — с правительством Аргентины у нас прекрасные отношения, и в Вашей экстрадиции нам не откажут.

Когда его машина скрылась из виду, Сэмюэль Форс подумал, что пора опять менять имя. А жаль. Ему понравилась эта местность.

Кван Туум не был богатым белведом. Средства на исследования он получал из республиканского военного бюджета, и за их расходованием приходилось регулярно отчитываться. Как ему сделать это сейчас, предстояло хорошенько подумать. Он усадил за подконтрольные ему дорогостоящие лабораторные установки полтора десятка исполнителей, но лишь один из них — Юрен Островитянин добился устойчивых результатов. Что же, выходит, что настоящая бомба — это он, Юрен, а вся аппаратура только приложение к нему. Но одноразовая бомба правительству не нужна. Опыты с преобразованием пространства вокруг самого экспериментатора пока не проводились, но Кван Туум не сомневался, что никакой организм их не перенесет. И что тогда? Погибнет исполнитель, остановится и вся программа.

Он видел, что Островитянин весь отдается работе, изучает литературу по смежным дисциплинам. Не понимая истинной причины активности Кондрахина, Тхан полагал, что тот хочет побыстрее распространить свой опыт. Это следовало отметить. И вообще подать происходящее, как первый, но многообещающий прорыв. Хорошо, что речь шла о финансовом, а не о научном отчете. Проводимые исследования были настолько засекречены, что в этом направлении Кван Туум оказался неподконтролен никому.