Тегле

Когда он закончил, Белогор обратил взор на Викуса:

— Что скажешь?

Ученик робко произнес:

— Я думаю, Тибур, — при звуке этого имени ведуны нахмурились, а Дабота сделал торжествующий жест рукой, — как-то связан с врагом Трихора на Земле. Оттого он Трихора чувствует, как угрозу.

Гривас сдвинул брови, тяжелым взглядом пригвоздив ученика к чурбану, и тот замолк. Глава Совета перевел взгляд на Светояра. Черты его лица разгладились. Ясно, что к Светояру он относился с большей симпатией.

— Я согласен с Викусом. Мне еще кажется, что тот, другой, сущности Трихора не знает и сильно его опасается. Оттого и его попытки убить Трихора так плохо подготовлены. Мне кажется, — Светояр глазами попросил у гриваса разрешения продолжить, — что если братство обучит Трихора умению видеть проявления чужой воли, он сможет противостоять тому, чье имя он теперь знает.

Лицо Белогора выразило мгновенное разочарование. Любимый ученик высказал совсем не те мысли, что ожидались. Но гривас был знатоком людских душ и явно умел справляться с такими неприятностями. Как ни в чем ни бывало, он взглянул на Вельга.

— Как ты понимаешь нашу задачу, Вельг?

— Мы давно противостоим владельцу картины Третьей Печати, он наш враг. У Трихора свой враг. Его и наш враги объединились, значит, и нам следует объединиться.

Старшие ученики одобрительно закивали, но тут же принимали невозмутимый вид при взгляде гриваса. Дабота подскочил, сделав радостный жест уже двумя руками. Ростиг неодобрительно качал головой, Ярилка улыбалась, глядя на Даботу. На лице Белогора не отразилось никаких чувств, и Кондрахин понял, что мнение Вельга по-настоящему неприятно поразило его.

— Ярилка, что ты думаешь? Следует нам учить Трихора умениям, пригодным лишь для битвы, должны ли мы ему помочь против того?

Судя по порядку, в котором гривас опрашивал членов Совета, старше Ярилки по положению были только сам гривас, Ростиг и Дабота. Мнение Ярилки, видимо, было решающим. Юрий не сомневался, что сам Белогор и Ростиг выскажутся против помощи пришельцу, а Дабота его поддержит. Мнение учеников вряд ли будет приниматься в расчет.

Ведунья высказалась уклончиво. Раз уж так случилось, что Трихора поспешно, просто с неприличной быстротой приняли в братство — да и как не принять, если его умения выдают в нем почти созревшего ведуна — то братство теперь просто обязано обучить его навыкам, способствующим сохранению его жизни. А раз братство столкнулось с нынешним обладателем картины Третьей Печати, и вряд ли он о братстве Увилбене Ласа позабыл, то хорошо подготовленный боец братству более чем нужен.

При этих ее словах Белогор пожевал губами и скосил глаза в сторону Ростига. Тот ответил ему мгновенным взглядом. Видимо, эти двое могли общаться между собой и без слов, и без мыслей.

Ярилка продолжила:

— Пока Трихор находится среди нас, он подчиняется решениям Совета. Член братства, пожелавший жить своим умом, братство покидает, уходит в леса, где нет других членов братства. Таков обычай, и не нам его нарушать. Трихор покинет нас, если в том возникнет необходимость. А сейчас, мне кажется, он нуждается в нашей поддержке.

Дабота, как и предвидел Юрий, предложил всеми силами и очень быстро готовить из Трихора бойца.

— Я научу его всему, на что сам способен. Обычаи соблюдать некогда. Скажи, Вельг, когда состоится та встреча, после которой немцы начнут воевать?

— Меньше четырех недель осталось.

— Видите! — вскрикнул Дабота, протягивая руку в сторону гриваса. — Через четыре недели наш враг освободится от трудов по подготовке большой войны и найдет время для нас! Мы должны опередить его. Стоит нам справится с владельцем картины, и тот, другой, станет намного слабее. Он лишится самого сильного подручного. Трихор, если ты поможешь нам, ты и себе поможешь не меньше!

Всеобщее оживление охладили слова Ростига:

— Или вы все забыли, чему вас учили, когда вы были несмышлеными отроками… и отроковицами? Источник нашей силы, ее непременное условие — умение сдерживать эмоции. Мы стремимся не поразить врага, а избежать противостояния. Мне могут возразить, что против нас уже применили силу. Я помню, я помню многое, что для других членов Совета лишь истории, рассказанные старейшими. А я сам помню и Ориведа, и Постиха. Я говорил с ними, сидел за одним костром, ел из одного котла. Кому как не мне скорбеть по ним! Но вспомните: тогда братство не стало мстить, мы решили выждать, и многие годы нами никто не интересовался.

— А потом братство потеряло четверых учеников зараз! — не удержался Дабота, и Белогор прикрикнул на него:

— Не перебивай!

Ростиг продолжал в том же духе, и в словах его были серьезные резоны. Действительно, с православной церковью братство кровавых стычек уже давно не имело. Попы не лезли в леса, удовлетворившись тем, что выгнали ведунов из деревень. Джироло, которому братство было обязано смертью нескольких своих членов, находился далеко и вряд ли даже знал, где расположено братство. При известной осторожности, при ограничении ментальной активности можно было бы существовать тихонько и дальше.

Ростиг соглашался, что это не самый хороший выход, но опасался, что обратив на себя внимание обладателя картины Третьей Печати, братство понесет куда больший ущерб.

— Помните, что в нашей традиции есть такое правило: решение о применении воинских умений принимается после семи Советов, не меньше, — закончил свое выступление старейший ведун.

Белогор тяжело взглянул на Даботу, который порывался что-то сказать, и буйный недоросль словно проглотил язык. Неторопливо гривас перечислял все возможные неприятности, которые сулил братству приход Трихора.

— Итак, рискуем мы многим, рискуем самим своим существованием. Речь идет не только о наших жизнях. Если бы присутствующие здесь восемь членов братства представляли только самих себя, я первый повел бы вас в бой. Но мы, как и наши ученики, что по молодости лет и малости знаний здесь не присутствуют, храним древние тайны, традиции, который хранились до нас сотнями поколений. Имеем ли мы право подвергать смертельной угрозе их труды? Что скажут о наших деяниях, если именно на нас оборвется древняя традиция?

Глава Совета обвел указующим жестом руки всех сидящих в зале. Ответом было всеобщее молчание. Ростиг вздумал было приподняться со своего чурбана, но гривас произнес негромко:

— Совет еще не окончен, Ростиг!

И тот послушно сел на место.

— А теперь пусть Трихор, выслушавший нас всех, и помнящий о том, что решение о битве принимается после семи обсуждений, скажет нам, что он собирается делать в ближайшие дни.

Когда гривас задул свечу Совета, и ведуны молча ушли, Кондрахин внимательно осмотрел зал. Пол и стены выложены плитками из ракушечника, пол — теплый на ощупь. Два круглых окна только из середины зала казались выходящими на вольный воздух. Подойдя ближе, Юрий разглядел, что в окна не было видно ни леса, ни неба. Казалось, они выходили на огромную светящуюся поверхность. Свет не солнечный, не лунный, не электрический. Кондрахин не мог сравнить его с чем-либо известным ему ранее.

Потолок был дощатый. Подпрыгнув, он коснулся дерева пальцами. Обычное дерево, не очень старательно обструганное. Астральное зрение показывало более существенные особенности: весь зал, со всех сторон, окружали переплетения и сети энергетических линий. Такие же линии охватывали стол, кресла, чурбаны. Озадаченный Кондрахин постоял, всматриваясь астральным зрением, затем медленно приблизился к стене.

Обычные органу чувств утверждали, что размеры зала — семь шагов от стены до стены. А астральные его размеры были никак не меньше полусотни шагов. Приближаясь к физической границе зала Совета, Юрий оставался на таком же удалении от его астральной границы.

"Однако эти ведуны не просто лесные отшельники. Пока я не видел ни одного Вступившего-на-путь, но такой зал явно сотворен кем-то из них. Под такой защитой можно целое сражение скрыть. Однако даже здесь они боятся Тибура. Потому Белогор и повелел мне ночевать в зале, нарушив все традиции. Однако надо бы узнать, что же это за картина Третьей Печати?"