Тегле

— Господин Пильзень, какое отделение Подорожного Приказа выдало Вам паспорт?

— Там же указано — то, что на улице Адмирала Орлова-Босфорского. С паспортом что-то не в порядке?

"Понятно, искали меня. И искали в поезде, направляющемся на запад. Хотя, если я по происхождению — мелкопоместный шляхтич из Мазурии, то все логично. Тогда почему патруль защищен от астральных воздействий? Нет, это не простая проверка. Ищут не шпиона и не жулика, ищут ведуна. И угораздил меня черт выйти сейчас в астрал! Теглегад наверняка меня засек. Теперь жди неприятностей. Сейчас стрелочник на первом разъезде состав в тупик отправит или на занятый путь".

— Секунду, господа охранники!

Юрий рванулся в тамбур, никем не преследуемый, и там повернул тормозной кран. Жандармы спокойно ждали его возвращения. Войдя вслед за ним в купе, субъект в гражданском закрыл за собой дверь.

— Выдавшие Вам паспорт служащие действовали с нарушением правил. Сейчас мы с Вами выйдем в Смоленске, Вы сообщите нам сведения о своей особе, мы запросим Москву телеграфом. После подтверждения сообщенных Вами сведений продолжите свой путь. Кажется, Вы направлялись в Менск? Заранее приношу извинения за задержку. Служба.

Тем временем поезд останавливался, в коридоре слышались встревоженные голоса, но вежливый субъект ничего этого как будто не замечал. Он безразлично взирал на Кондрахина близко посаженными светлыми глазами, стоя в полушаге от него в узком пространстве купе. За дверью стояли двое жандармов, более не озабоченных проверкой документов. На секунду возникла мысль, что эту ситуацию можно разрешить тремя быстрыми ударами.

Вырубить мгновенно патруль, тела положить в купе на полке, Нигодина, который вышел в коридор, ввести в транс — пусть спит до границы? Но тогда придется выйти из поезда в Смоленске. С тем же успехом можно выйти и вместе с патрулем — их вырубить он всегда успеет. Юрий не мог решить, что будет правильнее. Похоже, въехать в Речь Посполитую по своему нынешнему паспорту не получалось.

Мешал ему и неприятный субъект с близко посаженными глазами, стоящий молча в полушаге. Чего он ждал? Атаки Кондрахина, попытки подкупа, объяснений? И мысли не прочитаешь — закрыт, и в астрал лучше не выходить, это опасно. Поезд тем временем остановился. Послышались голоса за окном, на полотне дороги. Поездная бригада осматривала колеса вагона. В дверь купе постучали. Юрий открыл. На пороге появился проводник.

— Господа пассажиры, может, знаете, кто и зачем остановил поезд?

— Поезд остановил я. На ближайшей станции стрелочник постарается устроить крушение.

Кондрахин сказал это твердым голосом, не сводя глаз с вежливого субъекта. Тот, ничем не выказав удивления, обратился к проводнику:

— Слышали, что сказал господин Пильзень? Примите меры к предупреждению крушения.

Проводник мгновенно исчез, как будто его ветром сдуло. Вежливый субъект кивнул на нижнюю полку:

— Присядем, Игнатий Давтурович? Ваш сосед до Смоленска собирается посидеть у проводника. Чаю попить. А мы уж здесь время скоротаем.

Присели напротив друг друга, настороженно поглядывая на неразборчиво белеющие в полутьме лица.

— Если хотите спать, господин Пильзень, можете свет выключить. Я без него умею обходиться.

— Вы уж сразу представьтесь, объясните, чего хотите, и расскажите полностью, без чего Вы способны обойтись. Без воды, воздуха, указаний Коллегии Охраны Безопасности, средств передвижения, оружия? Я еще что-то пропустил?

— Обойтись без Вами перечисленного не могу, не льстите напрасно. Но у нас есть общий знакомый, который все это может. Меня можете называть господином Кудеяром. Я с удовольствием поговорю с Вами о нашем общем знакомом.

Вот теперь Юрию показалось, что он что-то понимает. Его как-то связали с Теглегадом, существование которого для охранки — не секрет. Может, лысый Дмитрий сообщил. Или о появлении в Москве ведуна, или о том, что массовое столкновение на Южном Бульваре устроил Теглегад. Что-то же он должен был сказать, когда его спросили. В охранке не дураки сидят, откровенную ложь со стороны Дмитрия распознают. Как бы там ни было, сейчас придется разговаривать с агентом охранки, не имея представления, что тому известно о самом Кондрахине.

— Напомните, о каком знакомом идет речь? Как его зовут, что он замечательного свершил в этом мире?

В темноте голос господина Кудеяра звучал, как сухой шелест. Юрий даже позавидовал. Такой голос позволял использовать необычные приемы воздействия, и Кондрахин решил, что при случае он попробует освоить такую речь. Казалось, что она звучит разборчиво лишь на расстоянии шага, превращаясь за границами этой дистанции в неясный шорох:

— Его имя Джироло, живет постоянно в Риме, на Монте-Ватикано. Недавно в Москве он вызвал столкновение двадцати трех машин: тридцать один человек погиб, более полусотни ранено. Зачем ему это понадобилось, мы установить не смогли.

— Полагаю, он пытался убить меня, — Юрий наконец определил, что Кудеяр мог стать союзником и установил общее направление разговора.

— Зачем ему убивать Вас? — голос Кудеяра шелестел так тихо, что шепот Кондрахина казался на его фоне рокотом мотора.

— Он думает, что я намереваюсь убить его. Не ошибается. У меня нет другого выхода.

— Сможете?

Юрий демонстративно пожал плечами. Если Кудеяр не врал, движение он разглядит и в полной темноте, и в его значении не ошибется.

— Как давно Вы за ним гоняетесь?

— Лишние вопросы. Помогаете мне, просто не мешаете, или паспортные вопросы расследовать станете?

Кудеяр слегка шевельнулся.

— Напрасно Вы так, Игнатий Давтурович. Джироло убил четверых моих друзей. Как раз лучших, тех, что могли ведунов распознавать, свои мысли скрывать, от порчи людей защищать. У нас таких людей немного и было, а сейчас тех, что остались, можно по пальцам сосчитать. Я Вам сейчас расскажу, как он это сделал…

Тихий шепот Кудеяра в темноте придавал его рассказу дьявольскую достоверность. Воображение Юрия рисовало ему отчетливые картины. Вот Ахмат Барзаев с налитыми кровью глазами кричит, безуспешно пытаясь сорвать с себя высокую шапку горца, которая вдруг сдавила ему череп с такой силой, что кости черепа не выдержали, и мозг Ахмата вслед за глазами потек по окровавленным щекам. Калистрат Суворин, в роскошной меховой шубе лежит в двух метрах от своей калитки, и гладко обклеванный домашними курами череп белеет на окровавленном снегу. Больше часа хрипит, выплевывая кровь из пробитых собственными ребрами легких Георгий Киладзе, зажатый в сложившейся в гармошку машине, пока его пытаются вытащить из груды искореженных остатков. И умирает по дороге в больницу.

Кожа Василия Нурикова вдруг покрылась сыпью, с головы до пят, за один день он расчесал ее до костей и истек кровью. Его не смогли спасти — до ближайшего города было две сотни верст, а река, единственная дорога сибирской тайги, только-только встала, и лед не держал ни человека, ни коня.

— Похоже, причиной смерти каждого стал предмет его наибольшей гордости, — подвел итог рассказанному Кондрахин.

— Это именно так. И все случаи произошли на глазах многих наших товарищей. Никто не смог помочь. Даже с курами. Они заклевали Калистрата буквально за две минуты, а никто из наших не имел хотя бы ножа, — Кудеяр вдруг привстал, — там, вверху, опасность.

Астральное восприятие показало, что на них сверху падал самолет. Пилот, намертво схваченный посторонней волей, профессионально выцеливал их вагон. Воздействовать на него Юрий не мог, сознание летчика было плотно закрыто чужой непробиваемой защитой. Но если нельзя воздействовать на сознание или тело, то можно воздействовать на неживую материю. Волевым импульсом Кондрахин разорвал один из тросов управления и приложил усилие к рулю управления.

Пилот лихорадочно тянул ручку в сторону, давил на педали. Бесполезно. Пикирующий самолет перешел в неуправляемый штопор. Осознавший провал своей попытки Теглегад снял защиту с сознания пилота. В этот момент Юрий послал Теглегаду вслед волевой импульс с приказом умереть. Будь на месте врага обычный человек, можно бы не сомневаться в его гибели. Но это был Теглегад, защищенный от ментальных ударов любой силы.