Вечный кардинал

— Мы все согласились, что Трихор отправится в Рим и постарается ударить по владельцу Третьей Печати. Для этого он устроит покушение на Целестина Пятого, используя загипнотизированного случайного одиночку. Охрана схватит покушавшегося, и в этот момент владелец картины Третьей Печати должен вспомнить о нас, о братстве Увилбене Ласа. Мы позже обсудим, как этого добиться. Теперь я предлагаю согласовывать наши действия здесь без Трихора, а Трихор пусть обсуждает свои римские планы не со всем Советом, а наедине с теми, кого сочтет нужным.

Старейший ведун замолк, но головы так и не поднял. Предложение Ростига было разумно, Кондрахин и сам намеревался обсуждать свои римские планы только с Ростигом и Вельгом, но предложить такое, нарушающее традиции, изменение без всеобщего раздражения, мог только старейший. Даже авторитета гриваса могло не хватить, чтобы убедить членов Совета в том, что им неразумно полностью и безоговорочно доверять.

Белогор внимательным взором осмотрел сидящих. Подал голос лишь смертельно обиженный Дабота.

— Уважаемый Ростиг считает, что, оказавшись в Риме, Трихор легко выдаст все Братство? А мы, едва сюда пожалует Джироло, тут же побежим ему рассказывать всё о планах Трихора? Или мы здесь не ведуны, знатоки старинной мудрости, а ученики, вчера украсившие лбы деревянными обручами?

Но даже в его голосе не было настоящей злобы. Он понимал — враги братства сильны, а война, еще даже не начавшаяся, уже требует чрезвычайных мер.

Снисходительно, но и мягко, ответил Даботе гривас:

— Возможности владельца картины Третьей Печати нам, к сожалению, неизвестны. Я не верю в то, что он способен различить слова и мысли, которые рождаются в этом зале. Но легенда, приписывающая ему всеведение враждебных умыслов, несомненно, имеет основания. Так что не обижайся, Дабота. Не ты один будешь отстранен от римских событий.

Белогор отвел взгляд от ведуна в военной форме, и, обращаясь уже ко всем, произнес:

— С завтрашнего дня сюда начинают прибывать члены братства, чтобы забирать понемногу учеников. К моменту появления Трихора в Риме на священном холме останутся только старшие ученики и ведуны. На Советах Трихор более не присутствует, в зале Совета — не ночует. Ростиг позаботится о его ночлеге. Другим членам братства о Трихоре не рассказывать. Замыкайте сознание. И, начиная с завтрашнего утра, все закрываем свои мысли.

Ведуны с серьезными лицами смотрели на Белогора. Даже Ростиг поднял голову. Никто не возразил гривасу.

— Трихор, тебе более незачем здесь оставаться. Мы сейчас начнем следующий Совет, пятый по счету. Ростиг, загаси свечу Совета…

Уходящего Кондрахина разом настигли прощальные приветствия-мысли остающихся в зале ведунов. Прислонившись спиной к теплому сосновому стволу, он без мыслей, без чувств, ждал окончания следующего Совета. Совета, который не упомянет его имени, Совета, который уже ничем ему не поможет.

Он догнал неспешно бредущего ведуна, уже зная, что Ростиг не собирается направляться к себе в дом. Ничем не выдав, что заметил Юрия, старейший шел к навесу, под которым жила Олкона. При их приближении птица отпрыгнула в сторону и хрипло прокричала:

— Чужой, чужой!

Почему-то совсем не удивившись, Кондрахин поинтересовался у Ростига:

— Олкона и по-русски говорит?

— По-русски говоришь ты. Она лишь обратилась к тебе на твоем родном языке. Поблагодари Олкону, только мысленно, за то, что она допустила тебя стоять рядом с ней. Только здесь, рядом с нею, я могу открыть тебе одну из самых опасных тайн. Речь пойдет о картине Третьей Печати. Ты знаешь, что она представляет собой?

Юрий с сомнением пробормотал:

— Все говорят о картине, и у меня возник образ обычной — по виду — картины, которая каким-то образом показывает враждебные мысли.

Ростиг кивнул:

— Таково общее представление. Она, кроме того, открывает дверь между мирами, она способна перебросить отсюда или в противоположном направлении целое войско, вызвать пожары, землетрясения, наводнения, ураганы. Ее владелец сможет мгновенно перенестись от нее в любое желаемое место, или вернуться из любого места к ней. Я не знаю, в какой степени Джироло смог овладеть её возможностями, ибо это очень непросто. Либо он почти всесилен, овладев всеми её возможностями, либо он использует ее понемногу, опасаясь навредить по неумелости самому себе.

Кондрахин перебил медленный рассказ ведуна:

— Почему Джироло? Тот, другой, кажется намного сильнее. И он может перемещаться мгновенно, я точно знаю. Может, это он владеет картиной?

— Возможно, — согласился Ростиг, — что Тибур сильнее, но это не значит, что он сможет отобрать у Джироло картину. Она настроена на одного владельца и при его жизни другому не удастся ею воспользоваться. А Джироло человек старый, он мог настроить картину защищать себя. Тогда другой не рискнет причинить ему вред или силой отобрать картину.

На чем основывалась уверенность ведуна, он не разъяснил. Хотя Ростиг не закрывал своего сознания, Юрий не мог взять оттуда ничего, кроме обычных мыслей идущего по лесу человека. Старейший, отведя его к шалашу на лесной опушке возле картофельного поля, спросил:

— Сможешь поддерживать защитный слой мыслей, чтобы обходиться без мыслезащиты? Как я сейчас?

Подумав, Кондрахин ответил утвердительно. Да, в этом сложности не было: думать не то, что ты думаешь на самом деле, пряча за обыденными и дозволенными мыслями в уголке сознания мысли настоящие.

— Тогда приучайся пользоваться таким способом защиты. Завтра придет Дабота, это его шалаш. Продолжишь с ним изучение ментальных ударов, но уже под открытым небом, без защиты зала Совета.

Наутро Дабота с Кондрахиным переломали множество веток, стремясь наносить удары, который не выдали бы наблюдателю своей сути. Дабота сумел сломать ствол сосны, сантиметров десяти в обхвате, успехи его ученика были несколько скромнее. В шалаше, наскоро прикрытом несколькими слоями мыслезащиты, Дабота рассказал о случае, который весьма уронил его репутацию среди других ведунов.

— Чувствую — он. Сзади. Ну, думаю, конец тебе, старый поп. Удар подготовил широкий, чтобы переломать все в двадцатиметровой полосе. Бил назад, не глядя, не оборачиваясь. Чувствовал, что до него шагов пятнадцать. Ударил со всей силы. А то оказалась его бестелесная суть. Что бы мне приглядеться получше! Прихватил бы ее словощипом и отвел бы на допрос в зал Совета.

Как оказалось, бестелесная душа могла проникнуть в любое помещение. Преград для нее не существовало. Но в астрале она выглядела, как тень, при соответствующей настройке зрения ее легко было обнаружить. А, обнаружив, захватить словощипом — заклятием, которое готовилось около получаса и сохранявшимся девять дней. Обычно ведун размещал готовый словощип у себя на правом ухе. Вот и сейчас мочку уха Даботы обвивало видимое в астральном зрении зеленое колечко.

Так что пользовались ведуны бестелесными путешествиями лишь там, где не рассчитывали встретить враждебного отношения или других ведунов. В домах иногда ставили целую сеть из словощипов, но пользоваться такими помещениями после становилось не очень удобно. Любой человек, чувствительный к ментальным воздействиям, ощущал в таких комнатах страх и удушье. Юрий запоминал, прикидывая, как он сможет это использовать, и сколько таких сетей нагородили в Ватикане сейчас Джироло с Тибуром.

Вечером к нему зашел Ростиг:

— Пойдем со мною. Постараюсь научить тебя одному полезному умению.

Не используя мыслезащиты, он шел, размышляя о прозаических вещах: погоде, жизни леса, и удостоился похвалы старого ведуна.

— Мне потребовались годы, чтобы научиться двоемыслию. Ты справился за сутки. Быстро учишься.

— В городах без двоемыслия не проживешь, — не задумываясь, ответил чистую правду Кондрахин.

Они вновь пришли к загону Олконы, и вновь говорящая птица отпрянула от Юрия подальше, даже взмахнула крыльями. Ростиг напрягся, мгновенно создавая защиту, но Олкона осталась под навесом, и ведун расслабился.