Страница 21 из 34
— Да.
Заказчик обряда ответил шепотом, как будто голос ему не повиновался. Павел оглядел пространство вокруг себя астральным зрением. Густав испускал потоки ментальной силы в сторону Людвига и герра Бушке. Пока ничего особенного, но их воля уже скована, а чувствительность возросла.
— Учитель, мы готовы, — Андриен зажег свечу в центре пентограммы, погасив стоящий на полу масляный светильник. Он выбросил светильник за пределы круга и встал на свой угол пентаграммы.
Стоящая в центре свеча, толстая, черная, кривобокая, издавала дурманящий запах. Густав вытащил из-за пазухи сюртука четырехугольную, красную шляпу, исписанную древними рунами и надел на голову. Затем развернул лист бумаги, на котором был изображен какой-то знак. Перегнувшись через три круга с заклинаниями, он положил лист вне круга. Пока все происходило в полном соответствии с текстом известной книги 1524 года.
Засунув правую руку за отворот сюртука жестом Наполеона, испанец принялся читать заклинания. Он читал по памяти, монотонно, используя то немецкий язык, то латынь. Павлу потребовалось известное усилие, чтобы не погрузиться в транс. Астральное зрение показывало, как Густав концентрировал ментальную силу, направляя ее поток вертикально вверх.
— Ассиах, Ассиах, Ассиах! Услышь меня, Астарот! Призываю тебя, Астарот, именем твоим заклинаю: приди, Астарот!
Дружный вздох пронесся по комнате. Астральное зрение показало: в комнате появилось новое существо. Обычное зрение подтверждало: знак на лежащем вне круга листе бумаги начал светиться. Густав продолжал заклинать, говоря все быстрее. В комнате заметно похолодало.
Мрак по углам сгустился. Над знаком повисло бесформенное темное пятно. Герр Бушке смотрел на него, как загипнотизированный. Андриен впал в полный транс, он даже потерял способность двигаться. Людвиг дрожал, часто дыша. Павел ощутил, что откуда-то в Густава вливается мощный поток энергии. Испанец стал выше ростом, его голос приобрел необычную звучность. Теперь он вызывал Асиебеля, Повелителя Морей.
Недрагов уже понял, что присутствует при чрезвычайном, даже для истинного оккультиста, событии. Густав действительно вызвал некоторое существо, сила которого была несоизмерима с его собственной. Даже в средневековых книгах говорилось, что добром такой контакт никогда не кончался. Павел счел нужным скрыть себя под покрывалом ментальной пустоты.
Асиебель явился, и Густав троекратно повелел ему служить. Павлу он виделся в облике почти голого старца в набедренной повязке, хотя обычное, земное зрение видело его в ином облике. Могучий голос проревел:
— Повинуюсь!
Густав сделал жест рукой в сторону Людвига и тот дрожащим, запинающимся голосом изложил свое требование. Заказчик требовал самой банальной вещи: груза золота с затонувшей каравеллы. Он указал ее координаты и точное количество перевозимого золота.
— Выполняю! — рев духа оглушил присутствующих. По комнате пронесся порыв ветра, Асиебель исчез, свеча погасла. Комнату освещал только светящийся на бумаге знак.
Герр Бушке и Густав успокоились, Людвиг продолжал дрожать в нетерпении, Андриан вышел из транса. Все по-прежнему находились в углах пентаграммы. Павел понимал, что канал связи Густава с существом, откликнувшимся на имя Асиебеля, пока не закрылся, и в любой момент можно было ожидать главных событий. Он даже предпринял определенные шаги, чтобы уберечь себя и других участников ритуала. К счастью, подготовленные действия не потребовались. В комнате внезапно возникло что-то вроде желтого шара, висящего в воздухе на высоте груди. А затем из шара на пол с металлическим лязгом посыпались темные округлые предметы. Шар погас одновременно со знаком вызова.
Андриен зажег свечу и принялся убирать с пола круги заклинаний. Едва он разомкнул круги, Людвиг бросился к лежащей на полу груде темных монет. Включили свет, Андриен достал чистящий порошок, принес воды. Дрожащими руками Людвиг отчищал испанские дублоны, восхищаясь их блеском. Когда Андриен протянул руки, чтобы помочь, неслышный ментальный запрет остановил его пальцы в нескольких сантиметрах от груды золота. Густав не хотел, чтобы его ученик соприкоснулся с добытым таким способом сокровищем.
Густав выразительно взглянул на Недрагова.
— Господин Павел, я провожу Вас. Андриен, я скоро вернусь.
В прихожей испанец, протягивая тощую пачку банкнот, спросил:
— Удалось тебе разглядеть облик вызванного духа?
Густав казался вымотанным, и незаметно перешел на "ты".
— Мне кажется, это был человек. Великий мастер, способный работать с неживой материей, переносить ее на расстояния. Дублоны действительно со дна моря. Чем ты расплатишься с ним?
— Я не плачу. Это договор. Он дает мне силу, чтобы я мог употребить ее от своего имени. Прости, я должен закончить. Встретимся завтра у Антуана?
— Я приду туда к обеду.
Павел разорвал поток воспоминаний. Пора была вставать — уже половина восьмого. Он не носил часов: оккультисты его уровня отсчитывают время лучше любого хронометра. Нет, еще десять минут можно полежать с закрытыми глазами и подумать о молодом немце из команды Раунбаха. Во-первых, почему о немце? Ведь тот заговорил с Павлом на русском. Откуда ему может быть известно, что Недрагов — русский? Для всех он — чех, законопослушный предприниматель, которого знают как Павла Недрагова во многих городах Европы. Его имя присутствует в домовой книге, с ним раскланиваются на улице знакомые и соседи. Правда, упоминаний о нем почему-то не найти ни в одной из гестаповских картотек. И, даже если в их подъезд ворвется с облавой или обыском орава полицаев, они промчатся мимо его двери, не заметив ее. Ментальная защита, установленная Павлом, защищала надежнее, чем самые мудреные замки.
Итак, что мы имеем, продолжал размышлять Тополь. Во-первых, немецкого агента, свободно, без акцента, говорящего по-русски. Это самое простое: на службе у гитлеровцев оказалось немало русских. А вот второе обстоятельство куда серьезнее. Тополь был безошибочно опознан, несмотря на грим, переодевания, чужие документы, с которыми он приехал в Восточную Пруссию.
И, наконец, третье. Молодой боец мастерски отвел его удар, направив в своего напарника страшной силы энергетический жгут. Слишком молод он для такого уровня. Да и обязан был Тополь знать такого мастера. Если тот, конечно, не из большевистской России. Предположим, Советам удалось внедрить своего человека… Да, нет. Чушь. Нет у них мастеров астрала, вывели под корень. Идиоты.
И все же самое странное не это. У парня не было никакой ауры, словно это неразумная плоть. Павел и принял его сначала за обычного гестаповца-волкодава. Вот его напарник, так и не успевший выстрелить, тот слабенько, но светился в области тысячелепестковой чакры.
Вздохнув, Тополь выбрался из-под легкого одеяла. Прохладный душ взбодрил его. Это кстати, сегодня предстоит не самый легкий день. Завтрак он обычно готовил себе сам, разумеется, когда останавливался в Праге.
Раунбах довольно неумело экранировал свои мысли. То ли учителя были слабоваты, то ли природа талантом обделила. Юрий без труда читал их. Он уже сносно говорил по-немецки, но скрывал это, уводя из-под удара Николая Павловича. Кому нужен переводчик в одноязычной компании? А куда в Германии деваются ненужные люди, Кондрахин знал.
В команде его сторонились — кому нравится выставлять напоказ содержимое своей черепной коробки. Специалистов этого профиля в группе не было. Люди просто не знали: чтобы прочитать мысль, надо вначале ее передать. Или она должна быть очень яркой, захватывать человека целиком. В противном случае можно увидеть лишь образы, да узнать о чувствах и побуждениях человека.
У Раунбаха постоянно присутствовал образ грудного ребенка, сопряженный с выраженным эмоциональным накалом. По мере того, как Кондрахин овладевал немецким языком, он начал разбирать отдельные слова, которые Фриц порой читал, как молитву. Из этих, пока еще разрозненных, сведений постепенно начала складываться целостная картина.