Страница 47 из 70
— Кто такая? — Евгений Александрович недоуменно поднял плечи. — И почему от нее, а не от Ивановой, Петровой, Сидоровой?
— От Елены Петровны.
— Простите великодушно, но я не знаю такой.
— Бросьте заливать, — обиделся растерянно мужчина, — она вам кое-что продавала, а вы покупали. Патрончики. С моей, между прочим, помощью и под моим руководством.
— Не понимаю, г-гражданин. Абсолютно. При чем здесь Кудрявцева, как в-вы сказали? Елена Петровна и я?
— Ну, дает, молодец! Евгений Александрович, да хватит вам дурака валять и прикидываться, — мужчина улыбнулся, — вы же не ребенок малый, да и я не пацан какой. Я же ее привозил к вам в поликлинику несколько раз. Непонятно?
— И что вам теперь нужно? — Евгений Александрович вдруг подумал, что с магаданской вдовушкой что-то случилось. — С ней что-то произошло? — спросил он и замер в ожидании ответа.
— Ничего! Просто она в Москву уехала насчет желудка, к платным врачам. А мне поручила продать вам кое-что.
— Почему именно вам? — Евгений Александрович с облегчением понял, что у вдовушки все в порядке, что у нее, видимо, одновременно с деньгами появился любовник. Все правильно: мухи на мед летят быстро.
Странно, что он не знает о ее приезде.
— Ну, потому что я, — чуть смутился Серегин и хмыкнул, — в общем, любовь мы крутим. Теперь ясно? Но это детали. А ей лишний раз приезжать к вам, маячить — тоже ни к чему.
Это верно, подумал Евгений Александрович и спросил:
— Вы мне хотели что-то предложить? Много рыжья?
— Чего-чего? — не понял Серегин.
— Патрончиков. Сколько граммов? — сказал Евгений Александрович чуть раздраженно и оглянулся. Улочка была пустой.
— Шестьсот, — выпалил Серегин. — Хватит?
— Вы что, с ума сошли? — Зайцев сглотнул ком в горле.
— Не верите? Точно — шестьсот, я на фотографических весах взвешивал, я их специально для этого купил. Для точности.
— Да что вы так орете? Неужели потише нельзя? Форма та же?
— Конечно, — с улыбкой прошептал Серегин. — Чай, сам сделал.
— Послушайте, — нахмурился Зайцев, — но ведь так же н-нельзя, уважаемый! Ведь вы меня с Еленой Петровной совсем ограбили. Вы думаете, я деньги на станке печатаю? Или у меня их дома два мешка от бабушки осталось?
— Ничего я не думаю, — ухмыльнулся Серегин. — Мне деньги нужны, и все. Где вы их найдете, не мое дело. А если не хотите, я могу и другого покупателя поискать. Вы же в городе не один такой врач.
— Простите, но откуда вы откопаете дурака, чтобы он сразу выложил вам девять тысяч?
— Почему это девять? Если по двадцать рублей за грамм, то будет двенадцать.
— О-о, д-да вы еще и считать умеете?
— А как же, мы считаем неплохо.
— У вас этого магаданского н-наследства еще много осталось? — Евгений Александрович понимал, что нельзя допустить, чтобы этот дурак и его любовница искали другого покупателя. Сразу же видно, что и он, и она — олухи царя небесного. Они же в любую минуту могут нарваться на подставное лицо, а тот их в два счета определит, куда надо, и они расколются, они выдадут его, Евгения Александровича Зайцева. Но уж очень много сразу — шестьсот граммов. Деньги, правда, есть, однако поторговаться надо. Продала же однажды вдовушка целую горсть слитков по одиннадцать рублей. Ничего, не сопротивлялась. И этого можно обойти.
— Ну, вот что, Василий, — Зайцев оглядел Серегина с головы до ног и решил, что величать его по имени и отчеству слишком большая роскошь. — Через полчаса могу предложить сразу шесть тысяч, а через день — еще три. Не согласны — до свидания, — он повернулся и сделал решительный шаг к своей машине.
— Черт с вами, — раздался за спиной голос Серегина, — согласен! А через полчаса где?
— Давайте патроны и езжайте за мной метрах в ста.
— Не-ет, дорогой, — Серегин покачал крупной головой, — так не годится. Только из рук в руки.
— Х-хорошо, поехали ко мне в г-гараж. Но д-держи дистанцию.
— Вот это разговор! — Серегин нырнул в свои «Жигули» и, пропустив машину Зайцева вперед метров на сто, тронул за ним.
«Черт с ними, в конце концов, с тремя тысячами, — думал Серегин, — зато целых девять — мои. Сразу куплю машину. А если этот шпингалет вздумает юлить, одной рукой придушу!»
Гараж, к которому подъехал Серегин, внешне ему не понравился. Но когда он, оставив свою машину за воротами, вошел вовнутрь, под ложечкой у него защемило от восхищения и досады. Здесь и яма была бетонированная, выложенная кафелем, и стены крашены белилами, и вообще внутри гараж был скорее похож на кабинет врача. Везде аккуратные ящички с замками, полировка. А в простенках почти голые девки, наверно, японки, в полупрозрачных купальниках. Вот эта особенно хороша, зараза! Ишь, улыбается, бесстыжая.
— Интересуетесь? — равнодушно спросил Евгений Александрович, заметив восторженный взгляд Серегина.
— Немного, — хмыкнул тот. — Дали бы парочку.
— Выбирайте любые две, — Евгений Александрович открыл какой-то ящичек, достал оттуда блестящий журнал и колоду карт. — М-могу вот это еще п-предложить, полюбопытствуйте! — он небрежно бросил на верстак журнал и карты.
Серегин взял журнал и раскрыл рот:
— Ничего себе? И карты такие? Вот это да! Сколько за это?
— Сколько? Да пустяки, пятьсот.
— Нет, триста.
— Четыреста — мое последнее слово.
— Ну, хорошо, четыреста, я беру, — Серегин, лихорадочно потасовав карты, сунул их в карман.
— Я попрошу, Василий, — Евгений Александрович улыбнулся и присел у раскрытой передней дверцы, — отойти к двери, там еще одна л-лампочка, можно включить. Стань ко мне спиной и полистай пока ж-журнал. Обернешься — не получишь ни копейки. Я не шучу, — произнес он задумчиво и незаметно для Серегина достал деньги, завернутые в газету. Потом выпрямился, бросил сверток в метре от себя на верстак. В правой руке Евгения Александровича тускло сверкнул наган, который он положил на тряпочку рядом с собой. Перехватив испуганный взгляд Серегина, Зайцев дружелюбно улыбнулся:
— Ты не волнуйся, Василий, это пустяки, на свалке нашел.
— Ну и шуточки у вас, Евгений Александрович, — Серегин с трудом перевел дух. — Игрушечный? — он показал глазами на оружие.
— Почти. Семь раз подряд играть может, кучность хорошая. С т-той самой поры, когда его сделали, с шестнадцатого года. Кстати, на стеллаже, вон, на второй полочке около двери, весы стоят. Сними их, будь любезен, и взвесь товар. А я посмотрю, все ли с-сходится?
— Ну-у, — обиженно протянул Серегин. — Разве я вас обманываю? Я человек порядочный тоже. — Он достал из карманов два узелка из такой же белой материи, с какой приходила вдовушка, высыпал патрончики на весы: — Вот видите, даже на пять граммов больше.
— Это с походом, Василий, ты разве не знаешь п-правил рынка? — Евгений Александрович, который успел, пока Серегин взвешивал золото, сунуть наган под сиденье машины, подошел ближе, взял чашечку весов со слитками, положил их на край верстака и подвинул сверток с деньгами. — Ну а теперь ты считай свой доход, чтобы все у нас было без обмана.
Серегин развернул газету, увидел две пачки по двадцать пять рублей и одну по десять, перетянутые банковской лентой, сглотнул слюну:
— Все как в лучших домах этого, Лондона.
— Вот именно, — поморщился Евгений Александрович, потому что денег ему все-таки было немного жаль.
— А остальные когда?
— Завтра в это же время, здесь же. Видишь, мне можно верить.
— Еще бы, — охотно согласился Серегин, рассовывая деньги в карманы. — Сразу видно, — он кивнул на верстак, где только что лежал наган, — вы человек серьезный. — Журнал он обернул газетой, сунул под мышку. — Простите, Евгений Александрович, а если я вам еще патрончиков принесу?
— Сколько? — голос у Зайцева дрогнул, но он быстро справился с волнением и изящным жестом достал пачку сигарет. — И почем?
— Ну, точно не знаю, — Серегин задумался, — ну, может, граммов триста будет.
— Триста, — медленно повторил Евгений Александрович и выпятил полные губы. — Триста? По десять рублей возьму.