Годы странствий

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Февраль 1943 года.

Борск – небольшой город в Сибири. Маленькая комната в одноэтажном бревенчатом доме. Топится печка. Люся стирает белье, Галина сидит за столом и что-то пишет. Поздний вечер. За окнами бушует метель.

Люся. Вот кончится война, мы с Шурой на Кавказ поедем. Я, Галина Сергеевна, на Кавказе никогда не была. А Крым на меня особого впечателения не произвел, так, ничего выдающегося. В Звенигороде куда лучше. (Сильный порыв ветра.) Галина Сергеевна, вас метель не нервирует?

Галина. Нет.

Люся. А у меня, если ветер воет, очень на сердце бывает беспокойно. Я даже рада, что нынче у вас свет не горит и вы ко мне работать пришли, а то одной жутко как-то. Я, когда была маленькая, тоже метели страшилась. Мне все представлялось, будто за снегом кто-то прячется страшный-страшный. (Пауза.) Вот в Москве метель как-то не чувствуется. Во-первых, каменные дома, а во-вторых, очень много населения. Но здесь, в Сибири, совсем другое дело. (Закончила стирку, отжимает белье.) Я сегодня так устала, меня прямо ноги не держат. Честное слово. Все-таки на сварке довольно трудно работать. На организм ложится большая физическая нагрузка. И глаза что-то болят, сегодня даже книжку почитать не удастся. Да, в Москве, на телеграфе, у меня совсем другая работа была – чистая, аккуратная. Я до замужества очень телеграф любила, там гораздо было интереснее, чем дома сидеть. Просторно, весело! Ведь я была очень веселая, Галина Сергеевна – помните?

Галина. Помню.

Люся. Положим, я и сейчас еще веселая, но, конечно, условия не те. (Развешивает на веревке детское белье.) Второй год идет война, и так много горя вокруг, что даже неудобно бывает. Давайте-ка я посижу лучше. (Садится у печки.) А вы что это пишете, Галина Сергеевна?

Галина. Стенограмму расшифровываю.

Люся. Замучил вас Никита Алексеевич.

Галина. Пустяки! (Перелистывает стенограмму.) Как все-таки приятно, Люся, когда человек – талант и умница! И самое главное – это, пожалуй, то, что талант его согрет любовью к людям. (Словно спохватившись.) Ладно. Хватит бабьей болтовни. Пойду домой лучше.

Люся. А вдруг Михаил Иванович из госпиталя приедет? Он ведь обещался вечером зайти.

Галина (смотрит на часы). Поздно, девятый час. Да и погода сегодня не для прогулок.

Люся. Жалко. Я люблю, когда он приходит. Сразу Шуру вспоминаю, и так делается весело, точно и войны нет, а сидим мы где-нибудь в Москве и болтаем, о чем придется. Это все-таки хорошо, что его в госпиталь в наш город привезли.

Галина (подходит к детской кроватке, смотрит). А как Шурочка вытянулась за эту зиму, такая стала длинненькая.

Люся. Интересно, что Александр Николаевич скажет, когда приедет, он ведь ее полтора года не видел. Я его дня через два-три жду. Он в последнем письме написал, что в середине февраля приедет.

Пауза.

Галина. Как ветер-то ноет! Говорят, в метель сны счастливые снятся. (Тряхнула головой.) Ладно, пойду домой!

Распахивается дверь, с улицы входит Архипов. Его меховую куртку совершенно занесло снегом. Он останавливается возле двери и начинает с шумом отряхиваться.

Архипов. Привет добрым людям. Ну, как вам это безобразие нравится? Нам, сибирякам, и то этакая метель не в привычку. Я-то хорош, у самого вашего дома в сугроб провалился. Ну, думаю, тут мне и крышка! Собираю последние силы и бац головой обо что-то фундаментальное. Оказывается, грузовик. Стоит у самого дома, и снегом его занесло. Вы только гляньте, какая шишка на лбу! Да, непорядок в вашем районе, товарищ Люся!

Люся. Ну просто какой-то ужасный грузовик! Об него все стукаются. А чей он – никто не знает.

Архипов. Как здоровье, Люсенька? Слышал я, с глазами у вас худо?

Люся. Это все от очков, Никита Алексеевич. Мне завтра Берендеев обещал другие принести. Думаю, обойдется.

Архипов. Я, собственно, Галина Сергеевна, по вашу душу. У директора намечено небольшое совещание технического характера, штатная стенографистка все еще болеет, а вопрос у нас нынче весьма серьезный.

Галина. Я с удовольствием.

Люся. Только вы недолго Галину Сергеевну задерживайте, а то она совсем не спит. Придет из цеха, а после ваши стенограммы расшифровывает.

Галина. Ну, что вы, Люся, говорите!

Архипов (смутился). Вот как? Я ведь думал об этом и вот что предложить хочу: переходите в заводоуправление работать стенографисткой, а в цехе без вас обойдутся.

Галина. Нет. Когда-то я училась в машиностроительном институте, и меня просто многое интересует в цехе.

Архипов. Понимаю. (Улыбнулся.) Ну что ж, буду вас считать внештатной энтузиасткой. Да. Обещание-то свое я выполнил – достал «Правду», где о вашем знакомом пишут. (Достает газету.) Вот тут и фотография и статья.

Галина. Люся, смотрите – Павлик!

Люся. Павлик.

Галина (читает). «Павел Тучков, геройски погибший в боях за Севастополь, посмертно удостоен премии за выдающееся медицинское открытие».

Люся. А говорили – неспособный и смеялись над ним. Вот, Никита Алексеевич, человек был! Такой удивительный и приятный. Я его больше всех Шуриных друзей любила.

Архипов. Тут, Люся, и о вашем муже есть.

Люся. Правда? Глаза у меня болят, вот горе. Вы вслух читайте, Галина Сергеевна.

Галина (читает). «Препарат доктора Тучкова является новым, мощным оружием советской медицины в борьбе с раневыми инфекциями. Наблюдения клиницистов, проводившиеся под руководством заслуженного врача хирурга Чиркуненко, показали, что препарат быстро очищает гнойные раны от микробов и некротической ткани. Обширные нагноения после ожогов у водителей танков под воздействием препарата Тучкова очищались в несколько дней. К сожалению, ранняя смерть не позволила молодому врачу полностью завершить свои изыскания. На долю советских ученых, таким образом, ложится задача продолжить работу Тучкова.»

Люся. А где же о Шуре?

Галина. Вот. (Читает.) «Совет Экспериментального института медицины вынес благодарность доктору А. Ведерникову, который собрал и систематизировал материал, оставшийся после смерти Павла Петровича Тучкова».

Люся. Как это хорошо: «Вынес благодарность доктору А. Ведерникову». Торжественно, правда? И Павлика назвали Павел Петрович, а я даже не знала, как его отчество. Вот матери в горе утешение, правда? Она ведь так хотела, чтобы Павлик прославился.

Входит Лаврухин. Он изменился – осунулся и бледен более обыкновенного.

Люся (радостно). Михаил Иванович, все-таки пришли.

Галина. Не очень ты себя бережешь, Миша.

Лаврухин. Что это у вас за грузовик возле дома замаскировался? Поглядите, какая шишка.

Архипов. Моя все же больше. (Показывает.)

Лаврухин. Значит, товарищи по несчастью. Познакомимся в таком случае. Лаврухин, подполковник медицинской службы.

Архипов. Архипов Никита Алексеевич. Работаю на заводе, где парторгом ЦК Архипов Никита Алексеевич. (Они жмут друг другу руки.) Где воевали?

Лаврухин. В разных местах пришлось. Выбыл из строя под Воронежем и, правду сказать, на многое не рассчитывал. Однако, как видите, собрали меня и сшили неплохо.

Галина. Тем более не следовало в такую метель на улицу вылезать. Тебе после операции отдыхать надо.

Лаврухин. Хватит, отдохнул. Ну, поздравляйте, девушки: я сегодня в госпитале две операции провел.

Галина. Как это, не понимаю? Кто же ты в госпитале – врач или раненый?