Страница 5 из 14
Часто Наталья долго сидела в комнате у моей матушки, разбирала пузыречки и тюбики. Она доставала какие-то лекарственные препараты для опекаемых из Института стоматологии. У нее были ломовые ходы в фармакологические распределители, моя матушка не находила названий рассыпанных на диване лекарств даже в последнем справочнике Машковского. Они были свежие – из Парижа в кастрюльке. Там же валялась удивительная лечебная косметика. Ничего подобного в российской продаже не было. Наталья Гончарова объясняла, что это помощь по каналам «Гринписа».
Она так много рассказывала, что матушка, сначала воспринявшая ее как человека, создающего чувство опасности, раскрыла рот и слушала, как Шехерезаду. Что Наталья Гончарова занимается геофизикой Земли и геофизика исключительно сильно реагирует на безнравственность человеческой цивилизации. Что она не снимала платка, потому что ездила лечить чернобыльских детей и видела такое, что волосы ее поседели, а сейчас они удачно покрашены. Что она приехала в Россию писать книгу о человеке, книга эта будет сделана как шар, из нее, как ломти из арбуза, можно будет вынимать тот или иной раздел проблем, и в каждой арбузной дольке будут свои ячейки. Что ее друг – директор гомеопатической аптеки и она вылечит окружающих новым поколением лекарств, при этом демонстрировала пакеты с корой и травами. Наталья была параноидально-возвышенная натура, и хотя демонстрировала себя в качестве истовой христианки, все время бубнила клятву буддистских монахов, что, если на земле миллионы существ, монахи клянутся спасти их всех.
Еще в нашей квартире у Натальи наметилась тенденция ронять в коридоре ключи и деньги и возвращаться за ними так поздно, когда уже можно ожидать приглашения к ночлегу. Но я слишком тревожна, чтобы заснуть в присутствии подобного существа в квартире.
Жилье моего брата Наталья Гончарова брала длинным штурмом. Она забежала однажды в гости, оставила вещи, пообещала вернуться за ними и вернулась в час ночи. Матушка оставила ее переночевать. Проснувшись, матушка и брат обнаружили убранную кухню, сервированный стол и приглашающую к нему Наталью. Это их не насторожило.
Наталья ввинчивалась в квартиру брата, как штопор в пробку. Они часами беседовали о восточной философии и способах целительства, пока, по истечении нескольких месяцев, Наталью не занесло на повороте.
– Господин Сергей, госпожа Людмила, обещайте, что позволите мне маленький поступок, который доставит вам впоследствии большую радость, – промурлыкала Наталья и выманила согласие. Затем она бросилась в комнату брата и начала с астеническим рвением передвигать мебель. Попытки остановить ее вербально успеха не принесли. Матушке вообще показалось, что они находятся в состоянии глубокого гипноза и не в силах противостоять гончаровской деятельности. Надо сказать, в этом жилище вещи десятилетиями не меняли своих мест. Схватив предмет в дальней комнате, Наталья без всякой логики перетаскивала его в коридор, вываливала книги и одежду на середину комнаты, вцепившись в платяной шкаф, потребовала помощи, сообщив, что у нее больное сердце, и, не получив помощи, рванула его так, что сломала дверь.
Брат ждал пациентку, но на уговоры Наталья не реагировала и в моторно-двигательной истерии приводила квартиру во все более и более дикое состояние. Уронив на ногу пудовую гирю брата, она, как радистка Кэт во время родов, совершенно без акцента заорала «мама». В рукопашном бою брата с Натальей Гончаровой пострадал журнальный столик и погиб телефонный аппарат. Понятно, что пациентка пришла в ту секунду, когда квартира имела наиболее не похожий на кабинет целителя вид, и на лечение не решилась.
Матушка в состоянии ступора ушла к соседям, а брат жестко велел Наталье вернуть все на свои места или хотя бы цивилизовать в новом варианте, что она отказалась сделать в весьма оскорбительной форме.
– Я человек медлительный, но к вечеру раскачаюсь и убью тебя, – сказал брат Наталье, как утверждает, без всякой иронии. В ответ на это она начала разбрасывать книги и вещи еще активней.
В бессильной ярости он связал ей руки и посадил ее в наказание в темный чулан. Просидев там молча полчаса, Наталья была изгнана. Не знаю уж, какие примеси отношений существовали в их интеллектуальной стимуляции друг друга, но инстинкт старого холостяка подталкивал брата надеяться, что он видит Наталью Гончарову в последний раз.
На следующий день она материализовалась на пороге с лейтенантом милиции.
– Господин Сергей, я привела к вам господина капитана, сейчас он будет чинить дверь и столик, которые я сломала, а потом принесет новый телефонный аппарат, – промурлыкала Наталья, и лейтенант начал чинить дверь.
Это был сильный ход, все подозревавшие, что милиции она боится, онемели. Лейтенант, твердо именуемый ею капитаном, действительно починил дверь, журнальный столик и принес эстетичный красный телефон, нараспев произносящий номера звонящих.
После зализывания ран на теле квартиры Наталья на некоторое время удалилась с миной оскорбленной благотворительницы. Однако хватило ее ненадолго, и она начала ходить с подарками, притащила соковыжималку и поила брата и матушку соками, бросившись в бой за их здоровье. Кроме соковыжималки и фруктов, начала таскать еду. Одергивания брата не помогали, не помогали даже сцены выбрасывания этой еды на ее глазах.
К этому часу бурная деятельность Натальи Гончаровой в одной из московских церквей привела, по ее рассказам, к тому, что прихожане разошлись во мнении сделать ее настоятельницей или причислить к лику святых. Вторым, точнее, третьим местом ее пребывания, после «Гринписа», оказалось Дворянское собрание. В каком-то госпитале она обнаружила лидера Дворянского собрания, Героя Советского Союза, фронтовика Александра Сергеевича Пушкина и начала опекать его как целительница. К этому часу она переоделась в белое дорогое пальто, дорогие вечерние туфли и выглядела вполне пристойно.
Как обычно бывает в жизни, всякий эмоциональный вихрь обрастает информацией. Наталья Гончарова была шаровой молнией, и информация о ней сыпалась как из прорехи. Я познакомилась с пожилым немецким бароном, дедушка которого переводил Пушкина на немецкий. Он слонялся по московским тусовкам, на которых за бутылку шампанского можно было найти душевных друзей, а на титул немецкого барона молодых девушек, мгновенно отдающихся в надежде стать немецкими баронессами.
– Я нашел в России ту жизнь, которую искал всегда. Я бываю в Дворянском собрании и дружу с потомком Пушкина, – хвастался он.
– Не знакомы ли вы с Натальей Гончаровой? – спросила я.
– О, конечно. Это святая девушка. Она проводит часы у постели больного Александра Сергеевича. Она обещала поставить его на ноги!
Спросив о немецком бароне у самой Натальи, я получила очень эмоциональный ответ о том, как безобразно он относится к своим легким, как редко заваривает лечебные травы, принесенные из специальной аптеки, и как мало думает о своем не юном организме.
Вдоволь насладившись Натальей Гончаровой, я начала отправлять ее в люди. Меня мало интересовало, кто она на самом деле. То, что она говорила, и то, как она воздействовала на окружающих своим интеллектом и образом, казалось мне интересным. Мессианские ее комплексы довольно конструктивно формулировались в экологических и гуманитарных воззваниях, которые звучали, будучи произнесенными наследницей Натальи Гончаровой из Новой Зеландии.
Я связала Наталью по телефону с одной прелестной ведущей радио «Россия». Наталья обаяла и умурлыкала ведущую, та назначила встречу в прямом эфире.
В прямой эфир Наталья Гончарова не явилась, рассказав страшную историю о том, как троллейбус, на котором она подъезжала к «Останкино», столкнулся не то с грузовиком, не то с пароходом, не то с самолетом, и передала для мужа ведущей толстую красивую книгу по философии на английском. Я проверила сводки ГАИ, троллейбусного сюжета на территории Москвы в этот день засвидетельствовано не было.
Я познакомила Наталью Гончарову с очаровательной журналисткой из «Московского комсомольца», она явилась в редакцию без паспорта, из-за чего больших усилий стоило провести ее внутрь. Наталья дала большое толковое интервью про экологию, религию и отечественное дворянство, но фотографироваться отказалась, объяснив это гринписовской секретностью. Интервью вышло, и она была на седьмом небе. И теперь, звоня академикам и министрам, устраивая чьи-то дела, ссылалась на газету.