Предсказанная

…полуночник отшвырнул ее себе за спину, к колдовавшей парочке. Сам же остался прикрывать спину. Впереди Анна увидела провал, из которого били цветные — радужные — лучи света.

Черный силуэт входившего первым в Дверь Флейтиста…

Радужная подсветка — ошибка, опасность…

Мгновение паники: опасность была с обоих сторон, и едва ли не опаснее был открывшийся проем Двери, из которого били радужные молнии.

Приземляясь на бетон, Анна поняла, что не успевает. Площадка под ее ногами ходила ходуном, вздыбилась рытвинами, и едва успев встать на ноги, Анна упала на колени. Некого было звать на помощь — Флейтист, вскинув руки, отражал очередной залп молний, Вадим держался у него за плечом, Серебряного Анна не видела: глаз на затылке в конструкцию тела, увы, не входил.

Плотный красный луч хлестнул по щеке. Анна успела зажмуриться, и в глаз луч не попал, но больно ожег кожу от лба до подбородка. Девушка прижала руку к лицу и изумилась выносливости Флейтиста, по которому такие лучи лупили десятками, если не сотнями. Он шел — медленно, с трудом делая шаг за шагом, что-то крича на неизвестном Анне наречии Полуночи, но — шел.

Дверь — арка, сотканная из кровавого дыма — была совсем близко, и все же казалась недостижимой. Анна все никак не могла подняться на ноги, бетон под ногами бился в неистовой судороге, не позволяя удержать равновесие. Девушка пыталась подняться, но дважды падала на четвереньки. Должно быть, она что-то кричала — в горле трепетал комок ужаса и боли, но двое открывших Дверь не слышали…

…а может быть, слышали, но плевать хотели на ее перепуганный вопль или вой.

Может быть, в эту Дверь каждый должен был войти сам.

Идти не получалось, значит, нужно было ползти — на четвереньках, царапая ногтями бетон и срывая ногти в мясо. Преодолеть злосчастную пару метров, не позволить площадке оттолкнуть себя вниз. Анна ползла, и ей казалось, что она держится за бетон не только ногтями, но и зубами. На них скрипела крошка, которую девушка считала бетонным крошевом, не зная еще, что это — ее собственные зубы.

По десятку сантиметров — вперед, наплевав на безжалостные лучи, на боль в пальцах, на обожженное лицо. Там была Дверь, выход наружу, спасение.

Флейтист был уже внутри, Анна слышала его голос, хоть и не понимала слов. Бомбардировка разноцветными лучами прекратилась, и девушка рванулась вперед, осмелилась подняться с колен. Бетон вспучился под ногами, превратился в вязкий и липкий зыбучий песок. Дна у него не было, и Анна почти тонула, лишь руками цепляясь за что-то твердое. Невесть откуда нашлись силы, она подтянулась, перебрасывая тело через край пропасти. Дверь от площадки отделял высокий порог, Анна поняла, что придется подняться в полный рост, чтобы его преодолеть.

Она оказалась неожиданно узкой, эта клятая Дверь, ровно такой, чтобы войти, развернувшись боком, и Анна уже занесла ногу над порогом, когда ее вдруг грубо толкнули в плечо, со стороны Двери. Она изумленно вскинула глаза, и опешила, уже падая назад, на площадку…

…скользя на спине в бездну…

…осознавая, что теперь точно не успеет.

Дверь уже закрывалась — таяла в воздухе, пульсируя серым и синим, словно по красным силуэтам бежала живая кровь, и сердце, которое толкало ее, не справлялось с нагрузкой.

Анна проводила взглядом дорогого и любимого, пытаясь понять одно — ради чего у нее отобрали последний шанс вернуться, отшвырнули, как кутенка. Что могло заставить Вадима сделать это?

Ответ на вопрос — все, на что она могла надеяться за мгновение до падения в пропасть, к когтям и клыкам тварей Безвременья, и ответ был ей дан.

Вадим вернулся за гитарой.

Именно за ней он тянулся, ухватившись за выступ бетона, а проклятый инструмент послушно скользил ему навстречу, протягивая гриф, как утопающий — руку, и две эти руки встретились.

Места Анне — третьей и лишней — не нашлось.

Подхватил ее, рывком поднимая с земли, Серебряный, он же толкнул вперед, к проему Двери, Вадима, ударил девушку в спину так, что она закашлялась, и, сгибаясь пополам и давясь воздухом, она влетела в Полночь. Вадим, сжимая в объятьях гитару, следом. Оба упали, распластываясь по полу, ощущая под руками холод и неподвижность камня, чувствуя, что в безопасности.

Избитое тело, наверное, лишилось последних сил, но Анна все же сумела развернуться. Ей нужно было знать, что с Серебряным, успел ли он прорваться. Полуночник стоял на пороге в ослепительном ореоле белого света, и девушка протянула к нему руку, вкладывая в последний порыв всю себя.

Серебряный сделал шаг вперед.

Анна закричала: он стоял лицом к Безвременью.

Вспышка кроваво-красного цвета. Дверь закрылась, растаяв в воздухе — осталась лишь стена из серого бетона, покрытая пятнами плесени.

Тьма обморока пришла, как наркоз, избавляя от нестерпимой душевной боли.

ГЛАВА 5. ВИТАЛЬНЫЙ ИСХОД

Тело хрупкой девушки в грязной и рваной одежде лежит на полу; кажется, что в нем вовсе нет жизни. Минуту спустя становится ясно: она жива. Едва заметно движется у губ прядь светло-золотых волос, сейчас потемневших от влаги и пыли. Длинные тонкие пальцы кажутся выточенными из мрамора, и даже темно-алая кровь под ногтями не придает этим рукам жизни.

Мгновение за мгновением проходит в полной тишине. Почти десяток разнообразных существ, подданных Полуночи — но никто не решается прикоснуться к лежащей. В первую очередь — те двое, что вышли из Двери вместе с ней. Первый высок и широкоплеч, темно-каштановые, почти черные волосы очерчивают тяжеловатое лицо; глаза темны. Второй почти на голову ниже, легкий и стройный, даже сейчас, после всех испытаний, держится прямо. Он стоит, опираясь на гриф черной гитары.

Вокруг двух мужчин — целая толпа, но никто не говорит ни слова, не двигается с места.

Медленно, очень медленно девушка собирает пальцы в кулак, приоткрывает бледные искусанные в кровь губы, потом прижимает ладони к полу, осторожным болезненным движением садится. Огромные — в половину чумазого лица — светлые глаза медленно обводят толпу, ищут, ищут…

…и не находят.

Девушке помогли подняться. Она не смотрела, кто это был, равнодушно опираясь на чужие руки. Невесть откуда взялся высокий бокал мутного старого хрусталя, до середины наполненный темным вином. С пугающей покорностью золотоволосая приняла его, опорожнила в два долгих глотка, протянула, не глядя, обратно. Краска вернулась на щеки, но не прибавила жизни девушке. Казалось, она нарисована белым мелом на мокром асфальте — настолько прозрачным и пустым выглядело лицо.

Из толпы подданных Полуночи выступили двое, мужчина и женщина. Оба высокие, черноволосые, они смотрелись похожими, словно брат и сестра. Может быть, так и было. Никто не спрашивал, некому было отвечать.

Девушка подняла на них бесстрастные глаза, непрозрачные и холодные, словно лед на реке.

Полуночники заговорили — все разом. Человек с гитарой вздрогнул и попятился под натиском голосов, попытался сделать шаг назад, но оказалось — там стена, и некуда отступать, можно лишь вжиматься лопатками в шершавый бетон. Темноволосый наклонил голову, словно пытаясь боднуть толпу, выслушал лишь несколько реплик и повелительно взмахнул рукой, заставляя всех замолчать.

Той, что звали Анна, вся эта суета и шум не касались — она замерла там, где поднялась, и никто не решался ни заговорить с ней, ни подойти вплотную. Она, должно быть, ничего не слышала и не слишком ориентировалась в происходящем. И все же — ее опасались, пытались держаться поодаль.

В ледяных глазах, казавшихся то серыми, то зелеными, постепенно вызревал вопрос, заставляя кончики длинных темно-золотых ресниц, особенно ярких на бледном до синевы лице, удивленно вздрагивать. Вся она была — золото и лед, серебро и темная талая вода. Ювелирная поделка, безделушка с острой потайной булавкой. Созвучия слов, смыслы вопросов соскальзывали с нее, словно капли дождя, не оставляя ни следа на лице или в глазах. И не было в ней жизни, только стылая пустота; перед пустотой и робели все подданные Полуночи.