Стройность

А нянечка исходила из вековой народной мудрости, которая установила и выяснила для себя и, стало быть, для всех, что:

— Всех денег не заработаешь.

И я понял, что получил величайший комплимент и что нашел в себе положительное качество.

И я понял, что когда критикуют не за то, то это значит — хвалят!

Нет, ну правда, о чем вообще может быть разговор, если воздуха природа изготовляет меньше, чем мы пережигаем его — о чем вообще разговор?!

Без воздуха ни промышленности, ни науки, ни самой жизни быть не может. О чем разговор! Значит, из воздуха и надо исходить. И если жизнь и ее цивилизация заехали не туда, то надо вернуться к тому пункту, с которого и началось ощутимое движение «не туда». И ехать «туда». Все остальное — болботание.

Была знаменитая фраза Александра Герасимова, президента Академии художеств, который сказал:

— Вот все говорят: «Искусство зашло в тупик». А из тупика один выход — назад.

Поэтому однажды Тоня почувствовала, что ей нечем, ну буквально нечем дышать.

Это случилось после того, как ее любовника-татарина забрали в психушку за то, что тот неосновательно утверждал, что он трижды герой мира и командир взвода тяжелых пулеметов, хотя доказать ему было нечем, поскольку он родился уже после войны. А муж Тони затерялся где-то на торговых путях.

И тогда Тоня вспомнила, что работа должна доставлять радость. И чтобы получить радость от работы, она и устроилась билетершей в кино, поскольку после продажи билетов она тихонько проходила в ложу и садилась в темноте на очередной сеанс. Денег на выпивку, правда, стало не хватать, но выпивку заменили духовные ценности, которых теперь у Тони было сколько хочешь. Каждый день. И эти духовные ценности Тоню воспитывали, поскольку Тоня любила детективы, в которых добро побеждало зло, и мало того, что побеждало зло, еще и молоденький милиционер всегда находил, кого из спасенных полюбить.

Тоня конечно знала, что так не бывает, что это — мечта, то есть хорошо бы так было. Но зато досуг ей ни черта не стоил. А досуг всегда стоит ого-го! Дороже досуга нет ничего.

Для своей духовной жизни Тоня облюбовала ложу с правой стороны (или с левой, я уже не помню), потому что там всегда имелся свободный стул возле самой пепельницы. Потому что ложа была для привилегированных посетителей, где можно было в темноте курнуть. Привилегированный посетитель возле пепельницы сидеть не хотел — там пахло, и место пустовало.

И именно этот приставной стул возле пепельницы сыграл решающую роль в дальнейшей Тониной судьбе. Потому что именно там она познакомилась со своим основным будущим мужем, о профессии которого она говорила: «Человек интеллектуального труда».

Тоня не знала, что такое человек интеллектуального труда, но поскольку и я этого не знаю, то профессия мужа в этом повествовании так и останется тайной.

Поэтому, когда она заметила, что интеллектуальный труженик чаще, чем следует, старается стряхнуть пепел с сигареты в пепельницу через ее ноги, то она поняла, что этот киносеанс можно и пропустить, тем более, что она кино это уже видала. По-этому, когда уже в третий раз, стряхивая пепел, он наклонился через голые ноги Тони, поскольку юбка за это время решительно укоротилась, а ноги были голые из-за летней погоды, и сводка обещала жару и на следующий день… то когда они поженились. Тоня решительно переменила свою жизнь и стала говорить знакомым, что фильмы она видит на закрытых просмотрах. Это было неправдой. Но об этом знала только она одна. Но и об этом она знала неточно, поскольку не понимала, что именно можно просматривать, если просмотры закрытые.

У Достоевского есть мысль, которая раньше была не так широко известна по разным причинам, а теперь стала известна широко по разным причинам, стала почти банальностью, общим местом. Это мысль такая: «Красота спасет мир». Я и сейчас не знаю аргументов Достоевского; и тогда не знал, до войны, мальчишкой. Но эта мысль ошарашивала, потрясала. Красота спасет мир. А как? Может быть, это пророчество без аргументов? И оно исполнится без доказательств? Может быть. А все же, если это пророчество реальное, то хотелось бы понять — что такое красота? Или хотя бы ее детали. Уже сейчас хотелось бы знать — все же. И теперь, и тогда. А все же?

Из того, что мы наблюдаем вокруг, самое красивое для мужчины — что? Женщина. Ну, конечно, там пейзажи, природа, закаты, восходы. Ну а все же без женщины и они не кажутся красивыми. А нам почему-то кажется, что для женщины самое красивое — это мужчины. Почему это мы так уверены? Ну ладно.

Ну вот, красивая женщина. И вокруг этой красивой женщины возникает такая кобелиная охота, что уже совершенно неясно, как эта красавица может спасти мир? Если вокруг нее всегда Троянская война?

Значит, красивая баба спасет мир? Но, во-первых, мысль теряет свое пророческое значение, потому что тогда бы Достоевский сказал бы: «Красивая баба спасет мир», а не «красота».

Тогда, чтобы избавиться от Троянских войн из-за бабы, нужно либо каждому по Елене, что уже, пожалуй, можно вывести сегодня путем научной селекции, либо Елена станет доступной каждому. Но это же проституция. Тогда бы Достоевский сказал, что «шлюхи спасут мир». Что вряд ли.

Но, может быть, речь идет о рукотворной красоте? О дизайне, так сказать? Но мы-то знаем, что дизайн кончается мануфактурой и магазинами, от которых сейчас и надо спасать мир, то есть биосферу. Поэтому Достоевскому следовало бы сказать, что не «красота спасет мир», а украшения.

Возникала мысль и о красоте поведения. Но красивое поведение не давало никаких гарантий и было страшно неживуче. А праведное поведение приводило к гибели его носителя еще быстрее, чем неправедное.

И только один раз, один раз мелькнуло! Но совсем не там, где его провозглашали. Мелькнуло это «ОНО».

Абсолют? Бог? Тогда это область религии и ее богословия.

Религия утверждает, что первородный грех (теперь, по крайней мере, утверждают, сам слыхал), что первородный грех Адама состоял в том, что он поддался соблазну дьявола и стал жрать. Поскольку, мол, без еды действительно не проживешь. И пошел Ветхий завет, но потом наступил Новый завет, где Иисус Христос взял первородный грех на себя и объявил, что «не хлебом единым жив человек». А человек жив, питаясь и богом. Но мало того, что еще ни разу не было ни единого подтверждения этой мысли и пророчества, но и утверждения обоих заветов толкают на сомнения, вызванные не посторонними причинами науки, или истории, а самими этими заветами.

И это не спор толкований (это все дела житейские), а спор самих текстов, их переводов, где Канон считается созданием самого бога.

Вот у меня на руках были два Евангелия. Одно Евангелие, изданное где-то на Западе и выданное мне почитать, а второе, изданное у нас, в России, которое я купил у кого-то с рук. И в обоих изданиях я натолкнулся на разночтения, да еще какие! Не опечатка там какая-нибудь, а коренная противоположность.

В Евангелии, изданном на Западе, было написано в истории царя Давида, что однажды царя Давида соблазнил дьявол, и он объявил в своей стране перепись населения и имущества. А в Библии, изданной в нашей Патриархии, в этом же месте я прочел, что дьявол соблазнил народ, который потребовал от Давида, чтобы он провел перепись населения и имущества. Но мало того, что это смешно — нереально, чтобы народ сам попросил, чтобы его переписывали и его имущество, которое будет облагаться потом налогами.

Интересно бы знать, кого соблазнил дьявол? Но это коренное разночтение. Так что сами понимаете… Какому изданию верить, если они оба и есть первоисточники.

Нет. Мелькнуло это «ОНО» не в этом месте, а в совершенно другом.

Однажды у матери моей школьной барышни я нашел книжку Александра Грина. Я и слыхом не слыхал такой фамилии. Мало того, и в предисловии, которое я прочел после книжки, узнал, что Грин, умирая в Старом Крыму, просил привезти к нему хоть одного читателя, который его знает. И такого читателя не нашлось. Да, это так. Так было.