Птички

Арчибальд (воет). Нет! Не открывайте! Он меня застрелит! Я спал с его дочерью!

Шеф (останавливается, удивленно). Ну и что?

Арчибальд. Не со старшей. Не с той, которая замужем. С той все спят! С младшей!

Шеф (вскрикивает). Но ей двенадцать лет!

Арчибальд (выдыхает). Пятнадцать. А на вид все восемнадцать.

Стук в дверь. Все присутствующие из глубины своих кресел смотрят в направлении двери.

(Выдыхает.) Только не открывайте! Давайте сделаем вид, что нас здесь нет. Он меня пристрелит.

Шеф пожимает плечами и идет к двери.

(Кричит Шефу.) Не приближайтесь к дверям! Он будет стрелять. Это ловушка!

Шеф в нерешительности.

Голос Кривого (из-за двери). Это я, мсье. У меня поручение от мсье Грацциано. Можете приоткрыть. Мсье Грацциано просил сказать вам, что он поклялся Мадонной, пока я не передам поручения, не трогаться с места.

Арчибальд (стонет, забившись в свое укрытие). Вот она, Сицилия! Мадонной! Я пропал!

Шеф отодвигает задвижку и приоткрывает дверь. В щель с поднятыми руками протискивается сильно подвыпивший и как нельзя более довольный своей ролью вестника античной трагедии Кривой. За ним с поднятыми руками Мария и Артур, которого «взяли», должно быть, в комнате для прислуги. Мария с выражением покорности судьбе усаживается в углу. Дверь вновь запирают. Кривой, Мария и Артур опускают руки.

Кривой. Мсье Грацциано уполномочил меня передать вам, что или ему выдадут мсье Арчибальда, или – в противном случае – он взорвет дом.

Шеф. Автоматом?

Кривой. Нет. Автомат у него висит через плечо, правая рука на затворе, но в левой пластиковая бомба.

Шеф. Пластиковая бомба? А где он ее взял?

Арчибальд. Да у него в помещении за лавкой целый арсенал! Нужно немедленно предупредить полицию! И пусть стреляют! Это же опасный террорист! На него же карточка заведена!

Кривой. Он сказал, что при появлении первой же полицейской машины в парке все взлетит на воздух. Это, шеф, навроде как в самолетах бывает. Так что делать нечего, кроме как заткнуться и помалкивать… Штука двадцать второго калибра. И не мне вам, Шеф, рассказывать, что это такое. Этого вполне хватит, чтобы ваша гнилая крыша рухнула и всех нас придавила. (Озабоченно.) Если хотите знать мое мнение, так и насчет стен тоже… Зависит, конечно, куда он ее бросит, Шеф. Не мне вам объяснять.

Ошеломленное молчание. Никто не осмеливается пошевелиться. Арчибальд, свернувшись в клубок за своим креслом, начинает тоненько, как ребенок, плакать. На галерее в ночных рубашках появляются невероятно возбужденные девочки.

Девочки. Папа! Папа! Это потрясающе! Мы спрятались в прихожей и все слышали! Он потрясающий, твой приятель Грацциано! Он сказал, что взорвет дом. А какой он красивый! Просто Чарли Бронсон! Еще уморительней, чем в кино! Скажи, папа, это правда, что ты спал с его дочерью? Она последнее время немножко задается, но, вообще-то, она наша подружка. Нам, папа, тоже нравится Цецилия!

Ни у кого из взрослых нет сил ни улыбнуться, ни заставить их замолчать.

Шеф (шепчет в тишине, мрачно). Я всегда говорил, что бордель может породить только бордель.

Кривой. Шеф, остается одно – диалог. В самолетах иногда так делают.

Шеф (выходит вперед). Я буду с ним говорить!

Кривой (кричит ему). В непростреливаемый угол, шеф! Он психованный. Вдруг он не очень верит в свою Мадонну.

Арчибальд (испуганно). Папочка, прежде всего будьте подипломатичней. Употребляйте только перифразы…

Шеф (с осторожностью приближается к двери и неожиданно рявкает.) Грацциано! Не валяйте дурака!

Затемнение.

Акт четвертый

Когда освещается сцена, должно быть видно, что прошло немало времени. Все, растрепанные, полуобезумевшие, сидят в креслах. Кто-то спит. Девочки лежат в обнимку на диванных подушках, положенных прямо на пол. Мария в кухонном переднике, положив руки на колени, неподвижно сидит в стороне на стуле. Вид у всех отчаявшийся. Тишина. Потом кто-то шепчет.

Кто-то (неизвестно кто). Который час?

Мелюзина. Прошло больше двух часов.

Кривой. Может, в слуховое окно попробовать вылезти?

Артур. А ты не слыхал, как щелкнул затвор, когда я сделал вид, что собираюсь его приоткрыть? Он держит под контролем всю анфиладу.

Люси. А через окно на первом этаже? На северную сторону. Связать простыни.

Артур (смеется). Что, есть доброволец? Что до меня, то я из-за этой идиотской истории подыхать не намерен.

Вдалеке слышен крик павлина. Пауза.

Дюплесси-Морле (подскакивает). Что это? Он?

Артур (спокойно). Нет. Это моя мать.

Шеф (гак же спокойно). Ошибаешься. На этот раз павлин.

Арчибальд (стонет). Нужно с ним еще поговорить!

Шеф (устало). Ему уже все сказали.

Дюплесси-Морле (неожиданно). Во всяком случае, считаю недопустимым, что Мелюзина и я, не имеющие никакого отношения к этой истории, задержаны здесь с угрозой для жизни. Хулиганы сводят счеты, но мы-то здесь при чем? Человек моего положения! Это скандал! Мы абсолютные нейтралы! Это как если бы во время войны задержали швейцарцев.

Шеф (устало). Ну, так обратитесь к своему консулу.

Мелюзина (пожимает плечами). Ты неостроумен, душенька.

Шеф (неожиданно, с досадой). Твой муж тоже. Он мне надоел… Плевал я на его деньги. Я на них всегда плевал. Уж больно летучая материя. И считаю неуместным ссылаться на них с такой настойчивостью в момент железнодорожной катастрофы. История, конечно, как говорит Артур, идиотская, но зато у нас здесь сейчас равенство. Настоящее.

Дюплесси-Морле (раздраженно). Позвольте мне позвонить префекту. Лично.

Шеф. Я не сомневаюсь в том, Дюплесси-Морле, что при ваших, высоких связях вы можете привести в действие даже план Орсек. Но при первой полицейской сирене мы взлетим на воздух.

Дюплесси-Морле (бросив косой взгляд на Арчибальда). Во всяком случае, хочу повторить, что есть ситуации, в которых настоящий мужчина должен знать, как ему следует поступить.

Арчибальд (мрачно, в своем углу). Хотел бы я на вас поглядеть в такой ситуации.

Шеф (встает и направляется к двери). Попробую еще. Может быть, он устал. Ему тоже все это должно показаться слишком затянувшимся.

Кривой (в полголоса). В непростреливаемый угол, шеф.

Шеф (у двери). Грацциано! Вы меня слышите? Это положение не может продолжаться бесконечно. Вот уж добрых два часа как мы сидим под дверьми: вы с той, а мы с этой стороны. У вас было время успокоиться и взглянуть на вещи более здраво. (Слушает.)

Арчибальд нервничает.

Арчибальд. Ну, что он говорит?

Шеф (отходит от двери удрученный). Ругается. (Внезапно впадает в гнев.) Кончится тем, что я тоже разозлюсь. Я никогда не разрешал своему издателю разговаривать со мной подобным тоном!

Арчибальд (с мольбой). Но, папочка, ваш издатель не был вооружен! Вы-то хоть не горячитесь! Если каждый не внесет в дело свою лепту, оно никогда не уладится.

Шеф (в ярости). Конечно, роль у него с этой пластиковой бомбой прекрасна! Но, в конце концов, ведь ваша оранжевая книжечка очень хорошо объяснила лицеисткам, как надлежит браться за дело. Или нет?

Арчибальд. Да. Очень хорошо. По правде сказать, по-голландски это было совсем уж непристойно. Можно сказать, что в отдельных местах я даже смягчил.

Шеф. Ему что, в голову не приходило, что юные читательницы могут эти советы применить на практике?

Арчибальд. Но не его дочь. Она никогда не заходит в лавку. Она никогда эту книжку не читала. Он ведь поместил ее в католическое учебное заведение. (Наивно добавляет.) Но должен заметить, что это не помешало ей быть кое в чем великолепно осведомленной.