Страница 17 из 132
В обеих версиях идет речь о том, что молодая девушка оказалась в плену. Это не должно нас удивлять. В русской армии до середины XVIII века был в ходу ордынский обычай: мирные жители взятых войсками городов (за исключением вышедших вместе с гарнизоном по заключенной капитуляции — договору) становились призом, военной добычей. Солдаты хватали горожан, не останавливаясь перед насилием и разлучением семей, и волокли в свой лагерь, где отдавали или продавали их своим офицерам — помещикам. И хотя закон запрещал эти действия, они были весьма распространены в армии. Исследования о населении Северо-Запада России показывают, что в первые десять лет Северной войны произошел резкий, по сути механический, прирост холопьего населения помещичьих владений, что было непосредственно связано с захватом в плен жителей Эстляндии и Лифляндии.
Судьба Екатерины была общей с судьбой ее народа. Датский посланник Юст Юль в январе 1710 года со слов жителей Нарвы записал в свой дневник рассказ о Екатерине. И хотя, согласно этому рассказу, Екатерина была пленена не в Мариенбурге, а в Дерпте, что явно не соответствует известным фактам, тем не менее сама история весьма примечательна:
«Когда русские вступили в город и несчастные жители бежали от них в страхе и ужасе, Екатерина в полном подвенечном уборе (по рассказу нарвских жителей, в этот день Екатерина венчалась со шведским капралом. — Е. А.) попалась на глаза одному русскому солдату. Увидев, что она хороша, и сообразив, что он может ее продать (ибо в России продавать людей — вещь обыкновенная), солдат силою увел ее с собою в лагерь, однако, продержав ее там несколько часов, он стал бояться, как бы не попасть в ответ, ибо, хотя в армии увод силою жителей — дело обычное, тем не менее он воспрещается под страхом смертной казни. Поэтому, чтобы избежать зависти, а также угодить своему капитану и со временем быть произведенным в унтер-офицеры, солдат подарил ему девушку. Капитан принял ее с большой благодарностью, но в свою очередь захотел воспользоваться ее красотою, чтобы попасть в милость и стать угодным при дворе, и привел ее к царю как к любителю женщин в надежде стяжать этим подарком его милость и быть произведенным в высший чин. Царю девушка понравилась с первого взгляда, и через несколько дней стало известно, что она сделалась его любовницею»13.
А вот другой рассказ — уже из дел Тайной канцелярии.
В 1724 году дьячок Федотов донес на отставного капрала Ингерманландского полка В. Кобылина, говорившего, что Екатерина «не природная и не русская, и ведаем мы, как она в полон взята и приведена под знамя в одной рубашке и отдана под караул, и караульный наш офицер надел на нее кафтан». Как известно, под знамя — воинскую святыню — складывали под охрану часовых трофеи и приводили пленных.
Далее легенда говорит, что от офицера Марта попала к Шереметеву, а потом — к Меншикову. У него молодую женщину, крещенную Екатериной, и встретил Петр. Примерно с 1703–1704 года она сделалась его наложницей, которую он вызывал, когда считал нужным. Так, в письме Меншикова к сестрам Арсеньевым (одной из них была невеста Меншикова Дарья) мы читаем подобный приказ: «И пришлите ко мне Катерину Трубачеву, да с нею других двух девок немедленно же». Это было продиктовано Петром. В 1704 году Екатерина родила сына Павла, а в 1705-м Петра: Петр-отец писал девицам Арсеньевым: «Пожалуйте, матушки, не покиньте моего Петрушки. Матушки мои, пожалуйте, прикажите сделать сыну моему платье и, как вы изволите ехать, а вы, пожалуйста, прикажите, чтоб ему было пить-есть довольно»14. И хотя и Павел, и Петр вскоре умерли, значение Екатерины с годами возрастало, она стала заметно выделяться из числа женщин, которые всегда окружали любвеобильного царя.
Для Петра Екатерина оказалась подлинной находкой. Отличаясь молодостью, обаянием, неприхотливостью и умом, она стала для русского царя замечательной женой. Вечно мечущемуся по стране, неуравновешенному по характеру царю Екатерина создала то, что называется домом, в который он с радостью возвращался из походов, поездок и плаваний, с нетерпением ожидая встречи со своим «другом сердешненьким Катеринушкой» и дочерьми «Лизенькой и Аннушкой», а потом и вторым сыном — «Петрушенькой» — наследником престола. Сохранившаяся переписка русского монарха и его жены — вчерашней прачки и кухарки — свидетельствует о глубине чувств, о взаимной заботе и любви, которая не покидала их полтора десятилетия.
Екатерина сумела приспособиться к сложному характеру Петра, найти верный тон общения с ним — человеком неровным, тяжелым и скрытным. Вот типичное для нее письмо мужу от 5 июля 1719 года, в котором она пишет о трагическом происшествии в Петергофе: «Который францус делал новые цветники, шел он, бедненкой, ночью чрез канал, сшолся с ним напротив Ивашка Хмелницкой (то есть Бахус. — Е. А.) и, каким-то побытком с того мосту столкнув, послал на тот свет делать цветников»15. Здесь Екатерина воспроизводит даже присущий Петру стиль, его жестокий юмор.
Для переписки супругов характерна полная отстраненность от политики, в письмах Петра нет и намека на то, что он когда-либо обсуждал с женой государственные проблемы, поручал ей заниматься какими-либо делами. Он никогда не готовил из нее государственного деятеля, и всю свою жизнь с ним она была далека от управления государством. Такое положение царицы (а они были обвенчаны лишь в 1712 году) было обусловлено не столько уровнем интеллекта жены Петра, никогда не стремившейся, в отличие от своей тезки Екатерины И, снискать славу философа и государственного деятеля, сколько требованиями царя, видевшего в Екатерине лишь мать своих детей, хозяйку своего скромного, в бюргерском стиле, дома. И только беспощадная к Петру судьба вынудила царя короновать свою скромную подругу, а затем думать о передаче ей престола великой империи.
Любопытна запись в приходно-расходной книге комнатных денег за 1723 год, отражающая времяпровождение Екатерины: «В Питергофе изволили их величество гулять в новом доме и стряпали на кухне сами, дано поворам Алексею Волку с товарищи 6 червонных для обновления поварни»16. По своему образованию, воспитанию, кругу интересов Екатерина до самого восшествия на престол оставалась коронованной домохозяйкой, и история ее царствования убедительно опровергает фантазии одного из кремлевских мечтателей о том, что наступят такие времена, когда любая кухарка будет в состоянии управлять государством.
Зато Екатерину выгодно отличало отсутствие амбициозности — черты, характерной для многих выходцев из низов, та подкупающая простота в самооценке, которая была свидетельством не холопского самоуничижения, а ума и такта. Уже будучи царицей, она подтрунивала в письмах к мужу над своей долей «старой портомои»-прачки, не забывшей, кто ее благодетель. Не исключено, что этими же чувствами было продиктовано нежелание Екатерины знакомить мужа и двор со своими босоногими родственниками, о судьбе которых она долгое время ничего не знала.
В мае 1721 года во время пребывания Петра и Екатерины в Риге ко двору явилась крепостная крестьянка Христина, заявившая, что она сестра царицы. Она была принята Екатериной, награждена деньгами и отправлена восвояси. Вот только тогда по заданию Макарова и Ягужинского, получивших, вероятно, приказ самого царя, начались поиски «некоторого крестьянина» — Самуила Скавронского, брата Екатерины, увезенного, как полагали, с другими пленными в глубь России или на Украину. Лишь в 1723 году Самуил — старший брат императрицы — был найден в Лифляндии. По распоряжению из Петербурга Самуила и его детей было приказано «иметь под присмотром».