Страница 67 из 68
Беркович с трудом отвлекся от телевизора — шла прямая трансляция баскетбольного матча европейской Суперлиги, до финального свистка оставались считанные секунды, а тель-авивский “Маккаби”, хотя и вел в счете, но с минимальным отрывом.
— Да, — сказал Беркович рассеянно. — Во всяком случае, она в этом призналась.
— Не понимаю, Боря, — с досадой сказала Наташа. — Что значит “призналась”? Я не первый год за тобой замужем — что-то не помню, чтобы ты арестовывал людей только по их собственному признанию.
Финальный свисток возвестил победу “Маккаби”, и Беркович, наконец, пропустил в сознание слова, сказанные женой.
— Улик, к сожалению, тоже достаточно, — сказал он. — Следы пальцев Орны на пистолете, кровь на платье…
— А мотив? — настаивала Наташа. — Тут написано, что Орна обожала своего мужа! Он ей ни разу не изменил за двадцать лет брака!
— За двадцать лет никто ручаться не может, — возразил Беркович, — а в последнее время Симха с другими женщинами не общался.
— Вот видишь!
— Деньги — гораздо более существенный мотив, чем ревность, — объяснил Беркович.
— Деньги? — удивилась Наташа. — Но в статье написано, что больших денег у Симхи Амихая никогда не водилось.
— Не водилось, — согласился Беркович. — Писатель он был весьма средненький. Я его раньше, конечно, не читал, но сейчас пришлось — просто ради интереса. Так себе автор, хотя написано бойко. Амихай всегда едва сводил концы с концами — Орна работала в банке, зарплата у нее тоже не из высоких… Но вот что я выяснил на первых же допросах. Во-первых, согласно авторскому праву, все гонорары от переизданий романов Амихая должна после его смерти получать жена.
— Ты сам сказал, что это такие деньги…
— Вот тут ты ошибаешься! Я говорил с литературным агентом Амихая. Ты знаешь, что, как только в печати появились сообщения об убийстве писателя, все тиражи его книг были вмиг сметены с прилавков? Сейчас допечатывают пять романов, которые при жизни Амихая не могли распродать. А заказов — это я узнал у директора сети “Стемацки“ — столько, что его жена, конечно, станет богатой женщиной. Как тебе такой мотив?
— Разве кто-то мог гарантировать, что после смерти Симхи начнется такой ажиотаж вокруг его книг?
— К сожалению, — сухо сказал Беркович, — это легко было просчитать. Кстати, даже литературный агент Амихая как-то сказал ему — и жена с сыном присутствовали при разговоре: “Раскрутить вас можно, но только если вы станете мучеником. Мучеников читатель любит“. Вот так.
— Я вижу, — сказала Наташа, — ты вполне уверен в своем выводе.
— Суд покажет, — неопределенно сказал Беркович.
— Правда, — добавил он, — с деньгами Орна не рассчитала. Вряд ли она получит хоть шекель из гонораров мужа — убийца не имеет прав на наследство убитого.
— Она это знала?
— По ее словам — нет.
— Но ты в это не веришь, — закончила Наташа.
Беркович действительно не очень верил в то, что Орна была настолько наивна. Уж книги собственного мужа она, вероятно, читала. В одном из романов, самом, кстати, нудном по сюжету, убийца прокололся как раз на том, что рассчитывал стать наследником жертвы, отсидев в тюрьме положенный срок.
— Не читала я этой книги, — печально сказала на допросе Орна Амихай. — Я вообще ни одной книги Симхи не читала. Скучно.
Допрос проходил на следующее утро после разговора Берковича с Наташей, и старший инспектор был во власти не только собственных сомнений, но и сомнений жены.
— А вот ваш сын Рони утверждает, что вы обожали творчество мужа, — сказал Беркович, заглядывая в лист протокола.
— Ах, — пожала плечами Орна, — Рони еще молод, что он понимал в наших отношениях? Я любила Симху, а романы его ненавидела! А Рони казалось, что любовь — это такое… Если любишь человека, то любишь и то, что он делает.
— И вы убили Симху, несмотря на любовь? Неужели деньги оказались важнее?
— Вам это трудно понять? — криво усмехнулась Орна. — Мы с Симхой любили друг друга, но жить в бедности мне казалось унизительным. Если бы он стал работать… Ему предлагали… В редакции, например. У нас были бы деньги. Но Симха говорил, что его призвание — литература. Господи, какая это литература? В конце концов, я не выдержала.
— А что вы скажете о показаниях соседей? Они видели, как к вам в тот вечер приходил гость — молодой человек в костюме.
— Наверно, это не к нам, — пожала плечами Орна. — Мы же не одни в доме, шестнадцать квартир…
— Где вы взяли пистолет? — спросил Беркович после паузы.
— Это пистолет мужа. Я всегда знала, где он лежит. И решила — если Симха меня действительно любит, пусть хоть своей смертью обеспечит меня на оставшуюся жизнь. Никто не говорил, что я не смогу получить его денег.
Странно: Беркович жалел эту женщину. Жалел, хотя и знал, что убийство она совершила не в состоянии аффекта, а хорошо продумав. Если бы не пустяк (она стерла с рукоятки пистолета отпечатки своих пальцев, но по неопытности не довела работу до конца — один отпечаток все же остался), обвинение оказалось бы в затруднительном положении. В конце концов, признание — не доказательство.
— Подпишите здесь, — сказал Беркович, протягивая Орне бланк протокола допроса.
Отправив женщину в камеру, старший инспектор задумался. Через час должен был прийти Рони Амихай — сын убитого и убийцы. Беркович не очень-то понимал, о чем станет спрашивать. Все вроде бы выяснено еще вчера, на первом допросе. Рони учился в колледже в Тверии, жил в общежитии, домой приезжал не часто, в вечер убийства ездил в Бейт-Шемеш на день рождения школьного приятеля. Правда, так и не доехал — при въезде в Иерусалим образовалась транспортная пробка. Проторчав в пробке два часа и поняв, что никуда не успевает, Рони пересел на автобус, шедший в сторону Тверии, и вернулся в интернат — об этом есть показания куратора.
На допросе Рони, в основном, только плакал, Берковичу пришлось выписать еще одну повестку, но старший инспектор не предполагал получить от сына Симхи хоть какую-нибудь новую информацию.
“Рони очень впечатлительный, — сказала Орна, и эта запись была в протоколе. — Он обожал книги отца… в отличие от меня. Он их все читал запоем и приятелям давал. Рони говорил, что отец — гениальный писатель”.
М-да… Гениальный, как же. “Вот странное дело, — подумал Беркович. — Сын обожает книги отца, жена обожает мужа, но убивает его, чтобы вылезти из нищеты. Впрочем, не так уж они плохо жили, если снимали квартиру в престижном районе Тель-Авива, а сына отправили учиться в известный колледж. Нет, деньги, о которых говорит Орна, — не убедительный мотив”.
Но тогда… Не сошла же она с ума, когда взяла в руки пистолет мужа и нажала на курок?
В ожидании Рони Амихая Беркович еще раз перечитал протоколы, в ушах у него все время звучали слова Наташи: “Я вижу, ты уверен в своем выводе”. Он не был уверен. Более того…
Беркович придвинул к себе телефон и набрал номер дорожной полиции Иерусалима. Мысль, пришедшая ему в голову, тоже не выглядела убедительной, но все-таки… Почему не проверить?
В дверь заглянул сержант Бирман и сообщил, что явился по повестке некий Рони Амихай.
— Пусть войдет, — сказал Беркович.
Со вчерашнего вечера Рони немного приободрился — во всяком случае, он не рыдал в ответ на любой вопрос. Молодой человек будто ушел в себя, что было, конечно, более чем естественно.
— Вы знаете, — спросил Беркович, — что стали богатым человеком? Гонорары принадлежат вам, как воспреемнику авторских прав.
— Да? — равнодушно переспросил Рони, но в глазах юноши промелькнул хищный блеск, не ускользнувший от внимания старшего инспектора. — А я думал, что деньги получит мама…
— Скажите, — Беркович неожиданно переменил тему, — почему и вы, и ваша мать не говорите о том, что вы — приемный сын?
Рони встрепенулся и впервые посмотрел Берковичу в глаза.
— Зачем? — взволнованно произнес он. — Какая разница? Папа с мамой хотели, чтобы об этом не знал никто. Зачем вы… Откуда вы узнали?