Мат

— Бесполезно, — вздохнула, наконец, Стелла. — Мы делаем что-то совсем не так. Так мы просто ничего не добьемся.

— А как добьемся? — несколько враждебно поинтересовался Крис.

— Если бы я знала, — Стелла развела руки. — Ясно только, что подход нужен другой.

— Это всем ясно, — разочарованно сказал Брендон.

И все замолчали, потому что теперь жирная точка была поставлена окончательно. Молчание обволакивало их с минуту. А потом заговорил Майкл. Негромко, но и не тихо, без Крисовой напористости, но при этом твердо и уверенно. Не надо усложнять. Мы ведь давно подошли к решению, просто оно слишком простое для того, чтобы обратить на него внимание. (Фраза эта, несомненно, обратила внимание всех если не на решение, то, по крайней мере, на Майкла.) Все мы можем рассказать, как хорошо мы бы управляли воображаемой компанией. Идея, кстати, очень хорошая. Просто в нашей ситуации она не очень помогает. То же и с предложением провести воображаемое интервью. Или с придумыванием ситуации, в которой пришлось бы проявить выдержку. Хотя, Алан, я уверен, что не каждый из нас хорошо бы справился с таким заданием. Но выбираем-то мы реального человека. Выбираем не за его поведение в гипотетических ситуациях. Не за его фантазию. И не за его актерские способности (согласитесь, воображаемое интервью требует определенных способностей, которые все-таки не очень нужны в нашей повседневной работе). А выбираем мы его за то, какой он есть. За то, что он извлек из своего прошлого, что представляет собой сейчас и кем хочет быть завтра. За его прошлое, настоящее и будущее.

У нас есть три дня. Вот давайте и посвятим их этим трем составляющим. Завтра будет день прошлого. Каждый из нас сможет рассказать, как он стал тем человеком, которого мы видим в этом зале. Да, Пол, именно: как он дошел до жизни такой. Пусть все расскажут о том, почему они решили стать менеджерами, что их привлекло в этой профессии, с чего они начинали, какие ошибки они делали (между прочим Джоан, мне очень понравилось твое предложение — все мы совершали ошибки, а тот, кто это отрицает, совершает их регулярно и по сей день). Пусть расскажут о том, чему они научились на своих ошибках, как они смогли применить этот опыт, что другие люди им о них говорили. И к концу завтрашнего дня каждый из нас расскажет о своем прошлом — только то, что он считает нужным, и только так, как ему нравится.

Майкл говорил спокойно, но не монотонно, переводя взгляд с одного лица на другое, порой улыбаясь, порой становясь очень серьезным. Он словно знал, что его не прервут, не попытаются остановить. Одобрительно кивал Брендон, что-то просчитывал в уме Кевин, с непроницаемым лицом сидел Алекс. Крис почему-то смотрел не на Майкла, а попеременно то на Роберта, то на Брендона. Прищурившись и изредка покачивая ногой, слушала Стелла. И из дальнего угла внимательно наблюдал за этим монологом Кларк. А Майкл говорил, и что бы ни думал про себя каждый из присутствующих, никто не пытался прервать его неторопливую речь.

В четверг мы будем беседовать о настоящем. О том, что представляет собой наша работа (разумеется, без каких-либо деталей). О том, что представляем собой мы как менеджеры. О трудностях, с которыми мы сталкиваемся, и о том, как мы с ними справляемся или не справляемся. О том, что мы любим и что не любим. О тревогах и радостях, о победах и просчетах. О том, за что нас любят или не любят те, кто нам подчиняются. А также те, кому подчиняемся мы. Обо всем том, что, так или иначе, составляет большую часть нашей нынешней жизни.

А в пятницу мы займемся будущим. Чего мы хотим достичь — если, конечно, хотим. Почему. Когда. Каким образом. Где. Что мы собираемся для этого делать завтра. И что мы делали для этого вчера. Что нам может помешать. И что нам может помочь. О том куда, зачем и как мы идем.

Три дня коротких, от получаса до сорока минут, выступлений. В каком-то роде даже исповедей. Или искусной саморекламы — это уж как посмотреть. Очередность, как предлагал Брендон, определяется в начале каждого дня жребием. Можно просто слушать выступающих. Можно записывать. Можно задавать вопросы. Но только в конце выступления — каждый должен иметь возможность сказать все, что он хотел. Смесь жестких рамок и свободы слова. А потом — голосование. По схеме, которую мы обсуждали час назад. Всего два правила. Первое: каждый обязан проголосовать. Второе: голосовать за себя нельзя. Голосование, разумеется, открытое. И наконец победитель. Один, потому что иначе получиться не может. Все. И Майкл умолк.

— Что же ты раньше молчал-то? — проникновенно поинтересовался Крис после короткой паузы. — Я же спрашивал. Могли час-другой сэкономить.

Майкл улыбнулся.

— Всему свое время.

Крис укоризненно покачал головой.

— Этому предложению время было два часа назад. Ну что, — он снова требовательно оглядел всех, — будут возражения?

— Какие там возражения, — сказал Брендон. — В самую точку попал.

— Молодец, — промурлыкала Джоан. — Просто молодец.

— А что теперь? — поинтересовался Росс после того, как все выразили свою поддержку.

— Понятно что, — немедленно прозвучал голос Криса. — Сейчас уже пятый час. А завтра с утра нам уже речи произносить надо. Самое время разойтись и подумать.

Все начали подниматься.

— Пол, а ты? — спросил Крис.

Пол пририсовал огромный язык к очередной роже, удовлетворенно посмотрел на нее и поднял голову.

— А что я?

— То же, что и все: разойтись, подумать…

— Ну, вы расходитесь. А я подумаю.

И он вернулся к рисованию.

— Это талант, — услышала Стелла. — Настоящий талант.

Она оторвала взгляд от блокнота.

— А, Кевин, ты. Какой талант?

— Уметь так потрясающе выглядеть после целого дня работы.

Стелла недовольно качнула головой.

— Льстец.

— Вовсе нет, — отозвался Кевин, присаживаясь напротив. — Просто говорю, что думаю. Я не помешал?

Стелла махнула рукой.

— Ничуть. Мое прошлое все равно ничем особым не блещет.

— Так уж и не блещет, — Кевин положил ногу на ногу. — Не верю. Не такая ты женщина.

— Звучит двусмысленно. Ты уверен, что это комплимент?

— О… Да я совсем не то имел в виду. Я ведь что хотел сказать…

— Ладно, не переживай. Шутка. Но сказать мне действительно особо нечего. Сам завтра убедишься. По сравнению с тем, что есть порассказать Робу, мое выступление будет очень пресным.

— Да, с Робом в этом тягаться сложно, — согласился Кевин, рассматривая чучело медведя в соседнем углу. — Впрочем, с Майклом тоже.

— А что с Майклом? — заинтересовалась Стелла.

— Как что? — удивился Кевин. — Этот процесс. О, черт… Как же ты можешь знать?

— Какой процесс? И что значит последняя фраза?

— Да, ладно, — Кевин смущенно посмотрел на нее, — трепло я. Сочтет нужным, расскажет еще раз. Забудь.

Он вдруг резко поднялся и начал одергивать рубашку.

— Извини, ты тут делом занималась. Я пойду.

— Подожди, — Стелла подалась вперед. — Что это за манеры: пришел, сделал комплимент, заинтриговал, а теперь, значит, вспомнил, что я занята?

— Но ты ведь действительно занята.

— Пять минут назад тебя это почему-то не смущало. Начал, так говори.

— Да не о чем там говорить, — Кевин скривился, как от зубной боли. — Так, мужской треп.

— Я думала, все мужчины считают, что треп бывает только женский.

— Не без того. Слушай, а почему ты здесь, а не на воздухе?

— Потому что валяться на траве мне сейчас не хочется, а все остальные места заняты, — Стеллин палец указал на буколическую сцену за окном.

Кандидаты в лидеры, словно классические поэты, корпели на лоне природы над своими выступлениями. На первом плане выделялся Алан в своей белоснежной расстегнутой рубашке. Казалось, он сейчас отложит в сторону карандаш и, вспрыгнув на деревянный стол, огласит зеленеющую округу свежеиспеченной одой.

— Независимость — черта истинного лидера, — заметил Кевин, поворачиваясь от окна к Стелле.

— Да, — согласилась она. — Так же как и умение не отвлекаться от главного. Ты уже тему закончил менять или еще немного поговоришь о том о сем?