Ночные тени Замбулы

Он посмотрел в широкую квадратную комнату, освещенную немного лучше чем коридор. Ее стены были из белого мрамора, пол из слоновой кости, потолок из украшенного резьбой серебра. Он увидел диваны из дорогого атласа, подставки для ног из слоновой кости, отделанные золотом, стол в форме диска из какого-то похожего на металл материала. На одном из диванов раскинулся мужчина, глядя на дверь. Он засмеялся, увидев настороженный взгляд киммерийца.

Этот мужчина был одет только в набедренную повязку и сандалии, высоко затянутые ремнем. У него была коричневая кожа, коротко подстриженные черные волосы и беспокойные черные глаза, смотревшие с широкого надменного лица. Его телосложение отличалось неестественными пропорциями. Мощные мускулы играли буграми при самом слабом движении огромных конечностей. Конану никогда не доводилось видеть такие громадные руки. Уверенность гигантской физической силы сквозила в каждом движении и повороте.

— Почему бы тебе не зайти, варвар? — сказал он издеваясь и сделав преувеличенный приглашающий жест.

В глазах Конана появились зловещие огоньки, но он осторожно зашел в комнату держа меч наизготовку.

— Что ты за дьявол? — прорычал он.

— Я Баал-птеор, — ответил мужчина. — Когда-то много лет тому назад и в другой стране у меня было другое имя. Но это имя тоже неплохое, а почему Тотрасмек дал его мне, тебе может рассказать любая девушка из часовни.

— Так ты его собака, — проворчал Конан. — Ладно, будь проклята твоя коричневая шкура, Баал-птеор! Где девушка, которую ты утащил через стену?

— Мой господин принимает ее! — засмеялся Баал-птеор. — Послушай!

Из-за двери, противоположной той, в которую вошел Конан, доносились женские крики, слабые и приглушенные от расстояния.

— Чтоб ты сгорел! — Конан шагнул к двери, но затем повернулся, испытывая покалывание на коже.

Баал-птеор смеялся над ним, и в этом смехе слышалась угроза, от которой волосы Конана на затылке зашевелились и кровожадные убийственные волны ненависти поднялись в его голове.

Он шагнул к Баал-птеору. Суставы его руки, удерживающей меч, побелели. Быстрым движением коричневый мужчина что-то бросил в него — светящуюся кристаллическую сферу, мерцающую таинственным светом.

Конан инстинктивно отклонился, но, к его удивлению, шар резко остановился высоко в воздухе в нескольких футах от его лица. И не упал на пол. Он висел, словно подвешенный на невидимых нитях, в пяти футах над полом. И когда Конан зачарованно посмотрел на него, тот начал вращаться с нарастающей скоростью. И когда он вертелся, он начал расти, расширяться, становиться расплывчатым. Он заполнил всю комнату. Он окутал ее. Он поглотил мебель, стены, самодовольно улыбающегося Баал-птеора. Конан оказался затерянным в тусклом голубоватом тумане быстрого вращения. Ужасный ветер проносился мимо Конана, толкая его, сбивая его с ног, увлекая его в вихрь, который кружился перед ним.

С задыхающимся криком Конан попятился, и наткнулся спиной на твердую стену. От этого касания иллюзия развеялась. Крутящаяся титаническая сфера исчезла, словно лопнувший пузырь. Конан снова очутился в комнате с серебряным потолком, с серым туманом, окутавшим его ноги, и увидел Баал-птеора, сидевшего на диване и трясущегося от бесшумного смеха.

— Сучий сын! — Конан бросился на него.

Но туман поднялся с пола, скрыв от него гигантскую коричневую фигуру. Облака окружили Конана и он испытал неприятное чувство перемещения… И затем комната, и туман, и коричневый человек исчезли. Он стоял один в болотных зарослях высокого тростника. На него, низко опустив голову, несся бизон. Он отпрыгнул, уклоняясь от сабельных рогов и всадил свой меч за передней ногой между ребер в сердце. Но оказалось, что здесь, в грязи умирает не бизон, а коричневокожий Баал-птеор. С проклятием Конан отрубил ему голову; но голова подскочила с земли и лязгнув звериными клыками впилась ему в горло. Несмотря на всю свою силу, он не мог оторвать ее… он задыхался… задыхался; потом налетел какой-то вихрь, раздался оглушительный рев, его тряхнуло от неуловимого воздействия и он снова оказался в комнате с Баал-птеором, чья голова по прежнему крепко сидела на плечах. Он бесшумно смеялся на диване.

— Гипноз! — прошептал Конан, упираясь пальцами в мраморный пол.

Его глаза горели. Эта коричневая собака игралась с ним! Но этот маскарад, эти детские забавы с туманом и тенями в мыслях больше не обманут его. Ему нужно только прыгнуть и ударить и коричневый прислужник превратится в изрубленное тело у его ног. На этот раз его не одурачат воображаемыми тенями… но одурачили.

Странный звук, от которого кровь застыла в жилах, раздался за его спиной. Он развернулся и ударил по пантере, которая приготовилась было прыгнуть на него с металлического стола. И когда он ударил, видение исчезло и его лезвие глухо звякнуло о прочную поверхность. Мгновенно он ощутил что-то ненормальное. Лезвие прилепилось к столу! Он с силой дернул его. Оно не поддалось. Но это был уже не гипнотический трюк. Стол был гигантским магнитом. Конан схватился за рукоятку обеими руками, но голос за его спиной заставил его обернуться и он оказался лицом к лицу с коричневым мужчиной, который наконец поднялся с дивана.

Слегка выше Конана и значительно тяжелее его, Баал-птеор высился перед ним, пугая своей развитой мускулатурой. Его могучие руки были неестественно длинными, его большие кулаки то сжимались, то разжимались от конвульсивных подергиваний.

— Твоя голова, киммериец! — начал издеваться Баал-птеор. — Я возьму ее своими голыми руками и сверну, как сворачивают голову птицам. Так сыны Косалы приносят свои жертвы Яджуру. Варвар, ты смотришь на душителя из Йота-понга. В младенчестве меня выбрали жрецы Яджура и все свое детство, отрочество и юность я обучался искусству убивать голыми руками — только так можно приносить жертвы. Яджур любит кровь, и мы не хотим терять напрасно ни одной ее капли из вен наших жертв. Когда я был ребенком, мне давали душить младенцев; когда я стал взрослее, я стал душить юных девушек; юношей я душил женщин, стариков и мальчиков. А когда я достиг зрелости, мне стали поручать убивать взрослых мужчин на алтаре Йота-понга.

Много лет я приносил жертвы Яджуру. Сотни шей были разбиты этими пальцами… — он пошевелил ими перед злыми глазами киммерийца. — Почему я покинул Йота-понг и стал слугой Тотрасмека, тебя не касается. Скоро тебя уже ничего не будет интересовать. Жрецы из Косалы, душители Яджура сильнее, чем можно даже представить. А я самый сильный из них. Своими руками, варвар, я сверну тебе шею!

И словно гибкие кобры его руки сомкнулись на горле Конана. Но киммериец не попытался увернуться или перехватить их, а направил свои руки к бычьей шее косаланца. Черные глаза Баал-птеора расширились, когда он почувствовал, что упругие нити мускул защищают горло варвара. С рычанием он начал предпринимать нечеловеческие усилия и узлы, бугорки и нити мускул вздулись на его массивных руках. А затем из него вырвался задыхающийся стон, когда пальцы Конана сомкнулись на его горле. Какое-то мгновение они стояли как статуи. Их лица исказились от усилий, на висках вздулись алые вены. Тонкие губы Конана обнажили его зубы, когда он сердито зарычал. Глаза Баал-птеора расширились; в них появилось удивление и признаки страха. Оба мужчины стояли неподвижно как скульптуры. Только мышцы расширялись на непреклонных руках и широко расставленных ногах, но здесь сражались две силы, не укладывающиеся в обычные человеческие представления

— силы, которые могли выдергивать деревья с корнями и раскалывать черепа быкам.

Неожиданно из сжатых зубов Баал-птеора вырвался легкий свист. Его лицо посинело. Страх наводнил его глаза. Его мышцы на руках и плечах казалось были готовы разорваться, но мускулы шеи киммерийца не поддавались; они были словно масса переплетенных железных нитей под его отчаянными пальцами. А его собственное тело поддавалось железным пальцам киммерийца, которые вдавливались все глубже и глубже в пружинистые мышцы горла, разрушая их и добираясь до дыхательных путей.