Школа одаренных переростков

Да, хорош совет, как будто из древнего мира.

А про отца — ни слова. Эх, мама, мама…

Но всё равно я тебя люблю. И отца люблю.

А этого хрыча Егорыча я бы на твоем месте остерегался.

Ишь ты: "С сомнением слушал…" Много на себя берет старикашка.

"Конечно, что тебе мои советы, ты все равно поступишь по-своему. Ну, до свидания, учись, не ленись. Крепко целую тебя. Мама.

Да, чуть не забыла самое главное. Нам, Алёшенька, телефон поставили. Сообщаю номер. Попробуй при случае позвонить. Понимаю, дорого, но уж очень хочется твой голос услышать. Ты, наверно, совсем уже басом стал говорить".

Басом — не басом, но голос мой мама услышать никак не могла: во всей школе здесь не было ни одного телефона. Даже в учительской.

"И еще. Приходил Веня, спрашивал, куда ты пропал. Я ему всё рассказала. Он порадовался от души. Напиши и ему, он хороший, по-моему, мальчик. Еще раз обнимаю тебя и целую. От общественных нагрузок не уклоняйся! Твоя мама".

48

Тут ко мне постучались конспираторским стуком: там, та-там, та-там.

Я сунул письмо в стол и сказал:

— Войдите!

Это оказалась Соня.

С тех пор, как я узнал, что она гоняется за Олегом, я махнул на нее рукой: на что мне эта ромашка в чужом саду?

— Да ладно, — сказала Соня, когда я спешно заблокировался. — Всё и так ясно. Наши чувства крепки и взаимны.

Тут только я заметил, что у Сони больше нет синего гребешка. Более того: она сделала себе новую прическу (или там укладку, я в таких делах не силен).

Получилась взрослая прическа, но какая-то старомодная, с высокой копной взбитых волос надо лбом и с длинной волною, ниспадающей на левое плечо.

Выглядела Соня теперь еще более странно, чем с гребешком: в точности злодейка-брюнетка из какого-нибудь западного довоенного фильма.

Моя мама называла такие фильмы трофейными.

— Что ты на меня уставился? — спросила Соня. — Первый раз видишь?

— Да нет, не первый, — промямлил я. — А где тут у вас парикмахерская?

— У нас? — переспросила Соня. — У нас парикмахерской нет, а у вас?

Я оставил ее издевку без внимания.

— Так кто же с тобой это сделал?

— Сама, — с вызовом ответила злодейка. — А что, плохо?

— Да нет, в общем даже ничего, — великодушно сказал я. — Оригинально.

В конце концов, девчонка не виновата, что без матери росла. Кто ее мог научить?

— Ну, тогда и нечего таращиться, — проговорила Соня, но по ее лицу было видно, что моя скупая мужская похвала ее огорчила.

Впрочем, сейчас меня занимала другая мысль.

Дело в том, что за время учебы в школе я ни разу не стригся. Как раз накануне вечером с помощью круглого настольного зеркала убедился: шея заросла аж до лопаток. Жить так дальше было нельзя.

А вот Олег умудрился как-то эту проблему решить. Он ходил остриженный наголо — и голова его всё время была в таком шаровом состоянии, как будто побывала в руках цырюльника на прошлой неделе. Мистика, да и только.

— Софья, это ты стрижешь Олега? — спросил я.

Мой вопрос застиг Соню врасплох. Сперва она опешила, а потом покраснела до слёз — и, естественно, рассердилась:

— Ты что, совсем спятил?

— Извини, я не хотел тебя обидеть.

— Хорошенькое "извини"! — вскипела Соня. — Это ж надо такое придумать!

— Да, но кто-то его стрижет, — настаивал я.

— Это ты спроси у него самого. И нечего приставать ко мне с дурацкими вопросами.

— Ладно, больше не буду к тебе приставать, — миролюбиво сказал я. — Ты по какому делу? Или просто так, пообщаться?

— С тобой пообщаешься, — буркнула Соня, остывая. — После вечерних занятий приходи ко мне, есть разговор.

Ах, вот оно что. Меня принимают в закрытый клуб аристократов.

— Без Риты приходить? — поинтересовался я.

— Конечно, без. Сам понимаешь.

Я понимал.

Можно было, разумеется, поставить условие: или с Черепашкой, или никак. Покрасоваться немного, представиться этаким, знаете ли, защитником обездоленных.

Но любопытство победило, и я молча кивнул.

— Ишь, загородился! — с неодобрением сказала Соня.

— А ты?

Ничего не ответив, Соня гордо удалилась.

49

В Сонины апартаменты под номером три я вступил впервые в истории человечества, и они таки произвели на меня впечатление.

Комната ее была обставлена дорогой мебелью из карельской березы. Кресла и диван обтянуты темно-зеленой кожей, на стене — шкура леопарда. Бронзовый высокий торшер, такое же бра, натюрморт — тоже, естественно, в бронзовой раме. Шторы перехвачены витым шнуром с кистями.

Не общежитие, а покои мадам Помпадур.

Я не завистлив, но мне стало обидно: за какие заслуги Соньке такой гарнитур, а мне всякая рухлядь? В шкурах диких зверей я не нуждаюсь, но занавеску приличную на окно администрация могла бы повесить. А то висит соломка — точно как в моей комнате на воле.

Но главным украшением Сониной комнаты был, конечно, Олег.

Стриженый сидел в кресле, положив ноги на малахитовый журнальный столик.

Был он в штатском (в смысле, не в школьной униформе): серый пуловер, темно-синий галстук, тщательно отутюженные брюки.

Видно было, что в этой комнате он желанный и привычный гость.

Ладно, не наше дело. Но людей, которые кладут на стол ноги, я бы из приличного общества выгонял.

Олег молча кивнул мне и показал на свободное место.

Я сел, избегая смотреть на его ботинки сорок пятого, наверное, размера… хотя это было трудно, потому что они громоздились почти на уровне моего лица.

— А где остальные? — после паузы спросил я вслух (уточнение не лишнее).

— Соня в ванной, скоро выйдет, — отозвался Олег. — Лена приболела, а Малинин и Дмитриенко пожелали присутствовать дистанционно. Простим товарищам их слабость?

"Простим", — сказал я молча.

Должно быть, это получилось у меня несколько более многословно.

— Полегче, фраер! — услышал я голос Юрки Малинина. — При дамах-то — нехорошо.

— Если товарищ настаивает, — ехидно зашептал мне на ухо Дмитриенко, — мы можем явиться, так сказать, о натюрель.

— Без гарнира, — добавил Юрка и захохотал.

Мысленно хохотать — фокус довольно трудный, освоить его мне не удалось до сих пор.

Но в тот момент я этого еще не знал.

Мне пришло в голову, что умение логически мыслить вовсе не мешает оставаться дураком, если ты дурак от рождения. Глупость — не отсутствие умa, это его свойство.

Однако не время было развивать эту мысль, и я оставил ее про запас, запихнув подальше за блокировку. А блочок я себе выбрал дивный, райское яблочко, а не блок:

"Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах".

Я с наслаждением повторял в уме эту фразу, смакуя каждое слово.

— Да прекратите кобениться! — сказала Соня, выходя из-за перегородки. — Все вы жутко одаренные, других здесь не держат.

Я машинально отметил, что свою трофейную укладку Соня истребила и стала окончательно похожа на нормальную темноволосую девчонку без каких бы то ни было ниспадающих локонов и цветных хохолков.

Мы посидели, помолчали.

— Можно говорить вслух, — сказал Олег.

Я покосился на стену.

— Всё в порядке, Лёха, никто нас не прослушивает.

— Каким же образом это можно установить? — спросил я.

— Об этом потом, — ответил Олег. — Долго объяснять.

Наступила тишина.

— Слушай, Софья, — заговорил я развязно, — красиво жить не запретишь, но возникает вопрос: откуда обстановочка? По блату? Или антикварный магазин грабанула?

Соня и Олег переглянулись: видимо, это была их общая тайна.

— Подожди, — со странной интонацией ответила Соня. — Вырастешь большой — и у тебя будет не хуже.

"Хорошо, — подумал я, — замнем для ясности".