Страница 16 из 42
Ну, правильно: ведь снаружи Сибирь.
Я достал из кармана перочинный нож, проскреб в инее небольшое оконце — и увидел голубоватые снежные барханы, на которых местами чернел вымерзший бурьян.
Так странно было смотреть на этот, в общем-то, обычный зимний пейзаж, зная, что за спиной у тебя — вечнозеленые пышноцветущие жакаранды.
И когда успело навалить столько снега?
Тут между сугробами появилась серебристо-черная лиса. Она бежала, быстро семеня тонкими темными лапками, опустив голову и хвост, и к чему-то принюхивалась. Почуяв на себе мой взгляд, остановилась, пыхнула в мою сторону огненными глазами — и вновь пустилась в путь по своим нечеловеческим делам.
Вот уж не думал я, что в тайге живут дикие чернобурки.
33
Я вернулся на радиальную дорожку и снова подошел к центральному столбу.
Возле лифта стоял директор Иванов. Он по-отечески на меня посмотрел:
— Обследуешь территорию?
Я покачал головой.
— Нет, ищу, куда бросить письмо.
И для пущей убедительности достал письмо из нагрудного кармана.
Иванов внимательно смотрел на мои руки.
Я тоже взглянул: руки были покрыты кровоточащими царапинами.
— Ох, какие же врунишки эти русские мальчишки, — покачав головой, проговорил Иванов. — Без смысла, без цели — всё равно первым делом надо соврать.
— Да нет, я правда ищу почтовый ящик, — тупо сказал я.
— В кустах? — спросил директор.
На это мне нечего было сказать.
Не дождавшись ответа, Иванов вздохнул и нажал кнопку вызова лифта.
Двери раздвинулись. Внутри кабины рядом с пультом висел синий почтовый ящик.
Вот где, оказывается, я его усмотрел.
Пока я засовывал письмо в щель, лифт закрылся, и Иванов остался снаружи.
Сам не зная зачем, я с силой вдавил в панель клавишу «Подъем» — и лифт помчался наверх, к вертолетной площадке.
"Посмотрим, — думал я, еле сдерживая волнение, — посмотрим!"
Легкий толчок — лифт остановился, дверцы разъехались, повеяло таким резким холодом, что я испугался.
Я стоял на круглой лифтовой площадке под самым куполом и сквозь голубые пластиковые шторки видел далеко внизу дорожку, по которой в сторону учительского домика подпрыгивающей походкой шел Иванов.
Экое дело, мальчик решил покататься на лифте.
Постояв в нерешительности, я пошел по широкой каменной лестнице наверх, на вертолетный круг.
Но на полпути сверху посыпалась мелкая снежная пыль.
— Ай, к черту! — сказал я вслух. — Что мне, больше всех надо?
Сел на лифт и поехал обратно.
34
Целый месяц после этого я наслаждался жизнью вовсю.
Учился, купался, ел за троих, ходил в гости к Черепашке.
Просто бродил по территории, любуясь цветами и стрекозами.
Стрекозы стали совсем ручные, повсюду летали за мной, только что не ели из моих рук и охотно со мной разговаривали. Правда, словарный запас у них был невелик. Подлетит, фыркнет "Пр-ри-фетик!" — и кружится над моей головой.
А ответить на вопрос "Как дела?" ей уже не под силу.
Для верности я спросил Риту, слышит ли она, как разговаривают стрекозы.
А вдруг это мой личный глюк?
— Разговаривают? — без особого удивления переспросила Черепашка. — Разве они разговаривают? Вот уж не думала.
— Но они с тобой здороваются?
— Нет, а зачем?
Так, сказал я себе. Одно из двух: либо я все-таки ненормальный, либо…
Либо стрекозы не уважают девчонок.
— А почему тебя это интересует? — спросила Рита.
Ее простодушие меня разозлило.
— Ах, простите, мадемуазель, я забыл, что вы из города Воронежа, — сказал я. — Там у вас даже мухи знают несколько языков.
— Не сердись, — ответила Рита. — Я на стрекоз внимания не обращаю. Это же биороботы.
— Биороботы? — переспросил я, про себя подивившись той легкости, с которой воронежская девчонка произнесла такое мудреное слово. — А зачем?
— Не знаю, — Черепашка пожала плечами. — Наверно, чтоб было как в мультиках.
— А зачем как в мультиках?
— Чтоб интересно.
Это объяснение показалось мне недостаточным: говорящие стрекозы — удовольствие наверняка не бесплатное и совсем бесполезное.
35
А что касается «интересно», то интересно в школе было и без стрекоз.
Каждое утро я спешил на уроки с радостным нетерпением и предвкушением чуда.
Сказал бы мне кто-нибудь пару месяцев назад, что это со мною произойдет, — я засмеялся бы предсказателю в лицо.
Странным образом изменилось мое отношение к телевизору. Настолько странным, что это удивляло меня самого. Там, на воле, приходя из школы, я сразу же врубал телевизор и выключал его только поздно вечером. Ел, готовил уроки, читал, просто валялся на диване — всё под бормотание включенного телика. Здесь же выдержать это бормотание я мог не больше десяти минут: оно мешало мне думать.
Но зато жадно читал — и заказывал себе новые и новые книги.
Очень быстро стал читать. В сутки — четыреста страниц, это мой абсолютный рекорд.
В считанные дни осилил Конан Дойла, Виктора Гюго.
Дошел даже до «Наполеона» Тарле.
36
Мудрости, однако, чтение мне не прибавило.
Так, в одно прекрасное утро я осуществил свою дурацкую задумку и заказал себе на завтрак кошачью голову с мышиными хвостами.
В результате остался без завтрака: точнее, получил черствую холодную котлетку с вермишелью. Повторный мой заказ принят не был: кушай, деточка, кушай то, что просил.
Электроника электроникой, но какие-то ограничители были в нее введены.
А то дай нам, переросткам, волю: сегодня мы пожелаем на завтрак кошачью голову, а завтра — печень Дениса Дмитриенко.
Через пару дней я сделал еще одну попытку и потребовал на ужин салат из красных муравьев: тропический изыск, о котором я прочитал в какой-то книге.
Вместо этого мне выдано было блюдечко прихваченной морозом рябины.
Стало ясно: умная электроника советует ограничиться тем, что я хоть раз в жизни пробовал сам.
Думаю, не я один проводил кулинарные опыты. Олег сидел на особой спортивной диете и в столовую ходил только для компании, а стряпней занимался у себя в комнате: там у него была мини-кухня. Что он готовил — не знаю, но пахло из комнаты номер шесть всегда вкусно и совсем не диетически: то грибным супом, то блинами.
— Одно дело готовая еда, — говорил он, — и совсем другое дело — приготовленная собственными руками.
Но на свою стряпню нас не приглашал.
История с салатом из тропических муравьев очень насмешила Черепашку. Вообще она оказалась смешливой девчонкой и, привыкнув ко мне, хохотала по любому поводу.
— Значит, ты ел на ночь мороженую рябину? — заливаясь смехом, спрашивала Черепашка. — Сидел и клевал ее, как этот… как дрозд?
Лично я не видел в этом ровно ничего смешного и сообщил подруге, что смех ее глуп.