Урок супружества

— Теперь, — девушка со стуком поставила бокал на стол, — я хочу уйти.

— Почему? — Задумчиво протянул маркиз. — Ты только что пришла.

— Я нахожу, что это приключение мне не нравится, — она вдруг поняла, что сама идея какого–либо приключения становится для неё утомительной.

— Но оно только началось.

— Прекрасно, — Марианна побежденно вздохнула. Томас снова наполнил ее бокал. Она приняла его и сделала большой глоток. Шампанское понравилось ей почти так же, как бренди. — Что ты задумал?

— Сначала, я собираюсь освободить тебя от этого платья.

— О?!

— Нет ничего более захватывающего, чем чувствовать себя полностью раздетым на свежем воздухе, — он сделал глоток и поставил свой бокал на стол. — Заниматься любовью под небом. — Томас стянул с себя рубашку и бросил ее на соседнюю скамью.

Марианна сузила глаза.

— Что ты делаешь?

— Жди и смотри. — Он обошел стол, чтобы стать позади нее, затем слегка пробежался пальцами вверх и вниз по ее рукам. — Неожиданность, моя дорогая Марианна, это основа приключения.

Он встал перед ней и, ловко сняв ее очки, бросил их на стул. Затем поднес ее руку к губам и слизнул высохшее шампанское. Она задрожала, с его прикосновением все раздражение исчезло. Кажется, теперь она была в игривом настроении.

Хелмсли поцеловал ее в основание шеи, переместил губы к краю ее платья, затем стал возиться с лентами на нем. Марианна ослабела.

— Томас, что если кто–то случайно наткнется на нас здесь?

Он потянул рукава вниз и обнажил ее плечи.

— Никого не будет.

Он стягивал платье все ниже и ниже, пока она не освободила руки из рукавов.

— Те, кто принимают участие в скачках, обычно проводят время, отдыхая в своих комнатах. Кроме того, даже если кто–то забредет в центр лабиринта, ворота заперты изнутри, а изгородь сильно приглушает голоса, так что распознать их почти невозможно.

Прекрасное, запретное чувство охватило ее. Она прислонилась к мужчине спиной и закрыла глаза, наслаждаясь теплом его тела.

— Ты уверен?

Его руки прошлись по ее бокам и платье лужицей стекло к ее ногам, она осталась одетой только в чулки и туфли.

— Почти полностью.

Он был прав насчет раздевания на свежем воздухе. Окруженная живой изгородью, под простором огромного синего неба и овеваемая прохладным воздухом, дразнящим ее кожу она, как никогда, чувствовала себя свободной от всех оков, как лесной эльф, танцующий в полях.

Конечно, она не танцевала. Пока что.

— Опасность открытия, Марианна, — это неотъемлемая часть приключения.

Томас провёл руками по ее животу и прижали к себе. Она могла чувствовать через его бриджи твердое и горячее мужское возбуждение, вжавшееся в ее ягодицы. Его руки скользнули выше, накрыв ее грудь, и девушка подняла свою руку, чтобы дотронуться до его шеи. Его пальцы дразнили ее соски, и они напряглись под его опытными прикосновениями. Ее дыхание стало прерывистым.

* * *

— Знаешь, что я делаю сейчас? — шептали его губы, почти касаясь её кожи.

— Думаю, да, — слова были не громче вздоха.

Он уткнулся носом в изгиб между её шеей и плечом, Марианна откинула голову. Его руки ласкали ее тело, а губы скользили ниже в медленной, чувственной ласке, пролагая дорожку по спине.

Она задержала дыхание в муке ожидания.

Марианна поняла, что он опустился на колени. Он поцеловал её поясницу, руки продолжили свой путь вниз по бёдрам, по ногам до места, где начинались её чулки, затем медленно, мучительно медленно, поползли вверх. Она выгнула спину и сжала руками голову, устремив взгляд в небо. Она была влажной от желания и ожидания и забыла, как дышать.

Его руки достигли завитков между ее бедер, и пальцы раздвинули нежную плоть.

— Томас, — девушка дрожала, спрашивая себя, можно ли умереть от желания?

Его пальцы вошли в нее, и она задохнулась от потрясения. Его губы ласкали ее попку, а пальцы двигались в ней со все увеличивающимся ритмом, она застонала от удовольствия.

Томас резко остановился и встал, быстро поворачивая ее к себе лицом.

Нетерпеливым жестом он смел шампанское и цветы с поверхности стола.

— Томас, что ты делаешь?

— Тихо, — его голос был резок от желания. Он впился в ее губы, и она обняла его за шею.

Он подхватил ее и усадил на край стола, разведя ноги и наклоняя, пока она не оказалась лежащей на белой скатерти. Как жертвенное подношение небу. Или пиршество для небесных богов. Или для мужчины.

Губы Томаса прошлись вниз по ее шее к ложбинке между грудями. Он сомкнул губы вокруг одного соска, затем перешел ко второй груди. Ее руки сжали скатерть на столе. Губы маркиза переместились ниже, лаская ее плоский живот, и еще ниже. Она напряглась в предчувствии и ожидании.

Он раздвинул ее ноги еще шире и опустил голову между ее бедрами.

— Томас?

— Ты хочешь знать, что я делаю теперь? — Спросил он мягко.

— Я не думаю, что…

Мгновение спустя, она уже действительно не думала. Он дразнил и играл своими губами, зубами и языком, и наслаждение волнами окатывало ее тело. Мир Марианны сжался. Она жила только ощущением его губ на своём теле. Пульсирующее удовольствие пронзило ее. Напряжение сконцентрировалось в ней, будто сжатая пружина, готовой вот–вот выпрямиться.

Марианна ухватилась за его плечи, и ее тело взорвалось в великолепной вспышке чистейшего наслаждения. Выгнув спину, она вздрогнула, издав короткий вскрик.

Томас сразу поднялся, сбрасывая свои бриджи.

Она ловила ртом воздух.

— Томас, ты никогда… то есть, я никогда… Я имею в виду…

— Я люблю, когда ты так бормочешь.

Он приподнял её и обхватил себя её ногами. Сжав её ягодицы, потянул к своему средоточию напряжения и вошел в неё одним быстрым, лёгким толчком. Он наполнил её, и она прижалась к нему. Ей необходимо было глубже чувствовать его в себе. Они двигались вместе всё быстрее и быстрее, и железный стол качался под ними. Огромное напряжение снова росло в ней, наслаждение разрывало её.

* * *

Наконец, когда Марианна подумала, что никогда не узнает большей радости, ее тело снова взорвалось в экстазе. Он поцелуем заглушил ее крик, и она почувствовала, как он изливается в нее. Его стон отразился глубоко в ее горле.

Марианна уткнулась головой в его грудь и цеплялась за него в течение нескольких долгих мгновений. Наконец, он отпустил ее, чтобы она могла лечь на стол, оперся на руки по обе стороны от нее и усмехнулся. Девушка пристально посмотрела на него с удовлетворенной улыбкой и скользнула взглядом от центра его груди вниз.

— Это было очень интригующе, Томас. Ты никогда раньше так не делал.

— Я приберег это, — он засмеялся. Вдруг его глаза резко расширились. Он вскрикнул и дернулся.

— Ай!

Марианна приподнялась на локтях.

— Что случилось?

— Черт побери, меня что–то ужалило! — Он начал крутиться в попытке разглядеть что–то через плечо.

— Ужалило, — она села, — ты имеешь в виду пчелу?

— Нет, ястреба, — съязвил он, — конечно, пчелу.

— Позволь мне посмотреть.

— Нет, — сказал он, сила его негодования гораздо более соответствовала человеку, одетому по всей форме, чем полностью голому.

— Ну же, Томас, — она подавила усмешку. — Повернись.

— Очень хорошо, — он раздраженно повернулся.

Она никогда прежде не видела его при таком ярком свете и не могла не восхититься твердыми, великолепно вылепленными ягодицами, мало чем отличающимися от мраморных статуй в Британском музее. Только на тех не было больших, покрасневших следов.

— О дорогой, — Марианна мягко дотронулась до покрасневшей кожи, и мужчина резко втянул в себя воздух. Она вздрогнула, сочувствуя. — Мне так жаль. Это действительно выглядит довольно мерзко.

— Я чувствую себя довольно мерзко.

— Но мне не кажется, что опухоль не опасна. Все, в чем ты нуждаешься, так это в хорошей припарке…

Она соскользнула со стола и стала искать свою одежду.

— Ох? — Томас повернулся и поднял бровь с намеком. — Но только кто этим займётся?