Страница 60 из 69
На подступах к г. Буйон
11 мая 1940 г., около девятнадцати часов вечера
Последний взвод французских пехотинцев рывком пытался преодолеть открытое пространство до леса, но вылетевшие — иначе и не скажешь, — из-за фруктовой рощи Pz-IB скосили их пулеметным огнем.
Бейттель обозрел в бинокль поле недавней битвы в бинокль, спустился в танк, не закрывая крышку люка, и связался со штабом.
— Гамбург, ответь Кёльну. Прием.
— Кёльн, я Гамбург. Прием.
— Обнаруженный «сардельками» противник уничтожен. Продолжаю движение на Буйон. Прием.
На поле боя догорали девять B-1bis, два десятка H39 и четыре дюжины артиллерийских тягачей Рено UA и Сомуа MCG. Пушки, которые тягачи некогда перевозили, сейчас представляли из себя зрелище более чем жалкое.
— Доложите о потерях, Кёльн. Прием.
— Три ящика с апельсинами, четыре с орехами, один с изюмом и полторы курицы.
«Ящики с апельсинами», то есть Pz-I, он потерял уже ближе к концу этого скоротечного боя. Атаковавшая с тыла последние три B-1bis 2-я рота (до этого благополучно раздавившая укрывшиеся за леском последние французские гаубицы), более того, атаковавшая успешно — французы даже башни развернуть не успели, увлеченные перестрелкой на дальних дистанциях с маневрирующими по полю Pz-IV, когда стремительно приблизившиеся танки Вермахта первых трех моделей сделали из тяжелых танков тяжелый металлолом, — внезапно подверглась обстрелу с фланга ротой H39.
Казалось бы, выбили у тебя два танка из пяти, возможность удрать дали — так смазывай пятки солидолом. Но нет, французы решили погеройствовать, за что немедленно и поплатились. Однако три Pz-I после попадания 37-мм снарядов из пушек Puteaux SA 18 ремонту если и подлежали, то только заводскому.
Pz-III, сиречь «ящик с изюмом», Бейттель потерял в самом начале боя. Ну кто ж знал, что в том лесочке, по опушке которого пробиралась во фланг противнику 1-я рота, окажутся две 25-мм противотанковые пушки, и обе засадят в борт одному танку по бронебойному снаряду? Да еще с каких-то десяти метров. Оттуда и стрелять-то почти не по кому, а поди ж. Прятались они там от него что ли?
В общем, эти машины, в отличие от четырех Pz-II, которые оказались жертвами меткости вражеских танкистов, были потеряны, можно сказать, по глупости. Впрочем, размен семь легких и один средний на двадцать легких и девять тяжелых танков можно было считать более чем успешным, а если присовокупить к этому уничтоженные пушки и пехоту — то и превосходным.
Бейттель не ошибся в своей оценке — за этот бой ему вручили «Крест за военные заслуги с мечами» 1-ой степени.
Седан, перекресток улицы Лаброш и проспекта Шарпантье
13 мая 1940 г., девять утра
Танк выехал с северной стороны, замер и оказался прямо в прицеле стоящего посреди улицы Лаброш КВ Хальсена. Едва удержавшись от выстрела, командир роты матюгнулся, и полез вон из башни.
— Вот какого черта? — проорал он, откинув люк, неведомому командиру Pz-IV. — Я ж в тебе чуть дырку не сделал!
— Не надо во мне ничего делать, Макс! — из люка немецкого танка выбирался Андреас Бейттель. — Во мне и так ее сегодня чуть не сделали. Хорошо, что пушкам этих допотопных Рено FT-17 моя лобовая броня не по зубам.
— Слушай, это не смешно даже! — возмутился красный командир. — Ты хоть представь, что с тобой было бы, если б я сначала стрелял, а потом разбирался?
— А ничего не было бы. — отмахнулся капитан Вермахта. — Ни меня, ни танка, ни экипажа… Чего там слышно? У меня рация работает через раз.
— Да вроде бы уже всё тихо. — пожал плечами Макс Александр. — Город, похоже, мы взяли.
После взятия Буйона, где неприятель смог продержаться почти до самого рассвета, и форсирования реки Семуа (бродами, поскольку мост отступившие французы взорвали) недалеко от последними словами ругающих врага саперов, 1-я и 10-я танковые дивизии, а также 14-я ттбр РККА, вышли на исходных позициях для атаки Седана. 2-я дивизия застряла на переправе через все ту же Семуа и безбожно опаздывала к развертыванию.
Несмотря на это, фон Клейст приказал Гудериану начать атаку города, и после упорного ночного боя германско-советские войска овладели северным берегом реки Маас и Седаном.
— Товарищ командир, приказ от подполковника Бохайского продолжать движение. — донесся голос изнутри танка.
— Ну так продолжай. — ответил Хальсен, и крикнул Бейттелю. — Все, я дальше воевать! Освобождай дорогу, камрад. И в прицел больше не попадайся!
Окрестности Дюнкерка, борт субмарины H-3 «Хавкален»
23 мая 1940 г., семь вечера
Капитан третьего ранга Андерсен (ни разу не родственник известному сказочнику, хотя, общаясь с девицами, любил приврать на эту тему) внимательно смотрел в перископ и кровожадно ухмылялся. Его субмарина лежала в засаде двое суток — двое суток без глотка свежего воздуха, в тесноте, задыхаясь от вони немытых тел и подтекающей аккумуляторной батареи, — ради этого момента.
Из порта пылающего города выходили последние корабли британского конвоя. Нет, не выходили — выбегали. Уносили ноги и остальные части тела того, что осталось от семи дивизий Британского экспедиционного корпуса генерала Джона Веркера.
Безусловно, эвакуация шла не первый день — она началась еще позавчера, когда танкисты Гудериана переправились через реку Аа и даже в Лондоне стало понятно, что если не отступить на острова немедленно, судьба солдат бригадира Николсона, оборонявших Кале от 10-й танковой дивизии Шаля, ожидает весь корпус.
Самому Андерсену исход войны, в принципе, стал ясен уже после захвата Седана. Да, впрочем, в отрицательных шансах Франции отбиться от нападения немцев, он и до того не особо сомневался.
13 мая, взявшие Седан 1-я танковая дивизия и 14-я тяжелая танковая бригада РККА оставили город и двинулись дальше, к побережью Ла-Манша. Наступление 1-го пехотного полка, и слева от него, пехотного полка «Великая Германия», переправившихся через Маас, также протекало, как на инспекторском смотре в учебном лагере. Несмотря на то, что пехота наступала на совершенно открытой местности, потери в обоих полках были очень невелики. Французская артиллерия была почти полностью подавлена постоянными атаками пикирующих бомбардировщиков, а укрепления на берегу Мааса уничтожены огнем противотанковых и зенитных пушек. До наступления темноты они захватили Шевеж, часть леса Марфе и прорвали передний край обороны французов западнее Вадленкур.
2-я танковая дивизия, действовавшая на правом фланге, форсировать Маас, правда, не смогла — к реке поспели лишь разведывательные и мотоциклетные батальоны, поддерживаемые тяжелой артиллерией, а этого, для штурма и переправы, было явно недостаточно.
10-я танковая дивизия реку форсировала, создала небольшое предмостное укрепление, но на этом ее продвижение в этот день и закончилось. Артиллерия ее еще не подтянулась, а с «линии Мажино», южнее Дузи и Кариньян, французы вели по ней сильный фланкирующий огонь.
В ночь на 14 мая 1-я танковая дивизия заняла Шемери и продолжила наступление по направлению к Стонн, куда также двигались крупные танковые силы французов. Во встречных боях танкисты Вермахта и РККА одержали убедительные победы: у Бюльсона они уничтожили 20 французских танков, у Шемери — 50. Пехотный полк «Великая Германия» овладел Бюльсоном и стал продвигаться на Виллер-Мезонсель.
14 мая, к полудню, 2-я танковая дивизия все же закончила форсировать Маас у Доншери и готовилась к наступлению на высоты вдоль южного берега реки, и тут же подверглась массированному авианалету, а затем была контратакована. Но, несмотря на храбрость и упорство англо-французских солдат, дойти до моста они не смогли, и были отброшены с большими потерями. Зенитная артиллерия и вовсе отличилась как никогда — к вечеру она имела на своем счету около 150 сбитых самолетов. Впоследствии командир полка зенитчиков, полковник фон Гиппель, был награжден орденом «Рыцарский крест».