Страница 11 из 69
— Я бы посоветовал принять и выслушать Риббентропа. — осторожно ответил тот. — Вполне возможно, что это какая-то не совсем понятная нам демонстрация, политическая игра с буржуазными странами, и Риббентроп окажется таким же безполномочным болтуном, как англичане и французы, ведшие переговоры с товарищем Ворошиловым.
— Может быть, может быть… — задумчиво произнес Сталин. — Очень жаль, что советским дипломатам непонятна политическая игра Германии. Идите, товарищ Литвинов, думайте, что Гитлер замышляет. И мы с товарищами из разведки подумаем тоже.
Киль, Военно-морское училище
16 декабря 1938 г., полдень
— Карл, ты же говорил, что сдал все зачеты! — возмущению Отто Вермаута не было предела.
— Говорил. — вяло отозвался Геббельс.
— Тогда какого черта мы всей группой из-за тебя лишний час по плацу топали? Где тебя учили строевой подготовке?
— А я помню? — огрызнулся Карл.
— А, да… — Отто смутился и взъерошил себе волосы на затылке. — Прости, из головы вылетело. Только с обербоцманом Медером номер с амнезией не сработает. Он вообще утверждает, что голова морскому кадету нужна для того, чтоб фуражка во время парада была на положенном уставом месте.
— А еще я в нее ем. — вздохнул Геббельс. — В голову, в смысле, а не в фуражку. Хорошо, что весной эта строевая муть заканчивается, и нас отправляют на учебные суда. Как вы с этим солдафоном целых полгода выжили?
— С трудом. — вздохнул Вермаут и присел рядом с Карлом.. — Моего прошлого соседа по кубрику из-за Медора и вышибли. Эх…
— Я одного только понять не могу. — задумчиво продолжил Геббельс. — Если мы учимся на подводников, то зачем нам мореходная практика на надводных судах?
— Ну, — хмыкнул Вермаут, — если потолок твоих мечтаний, это командование собственным U-ботом, то нафиг не надо. А вот если надеешься когда ни будь стать адмиралом, то точно пригодится. И потом, парусник, это…
— Какой еще к черту парусник? — встрепенулся Карл.
— «Хорст Вессель», если не ошибаюсь. Стоп. Ты что, хочешь сказать, что никогда не ходил под парусом? Тьфу, пропасть, опять про твою амнезию забыл! Знаешь что…
Берлин, Вильгельмштрассе, 77
19 декабря 1938 г., ближе к полудню
— Хорошо, Рёдер, я ознакомился с вашим планом развития флота. — Гитлер отодвинул папку с документами от себя и побарабанил пальцами по столешнице. — Вы уверены, что нам стоит отказаться от строительства сильного надводного флота?
— Мы в любом случае сможем хоть сколь либо сравняться с Британией на море не ранее сорок шестого года, а такого времени на развитие, как я понимаю, у нас нет. — командующий Кригсмарине пожал плечами. — К тому же основной ударной силой будущего, как я понимаю показания нашего гостя, будут авианосцы и суда их сопровождающие, эскорт, а линкоры и линейные крейсера безвозвратно уходят в прошлое. К чему нам тратить драгоценные ресурсы на корабли, которые заведомо устареют к моменту, когда придет время их боевого применения?
— Но и серьезного развития авианесущего флота в вашем плане не предусмотрено. — заметил рейхсканцлер.
— Так Люфтваффе до сих пор не разработало ни одного палубного самолета, который можно было бы запустить в серию. — невозмутимо парировал гросс-адмирал. — Заказ промышленности на два авианосца у нас имеется, а вот летать с них нечему. И, если палубные истребители и пикирующие бомбардировщики хоть как-то пытаются разрабатывать, то о торпедоносцах и речи не идет.
— Самолеты, значит. — вздохнул Гитлер. — Ладно, будут вам к лету самолеты, Рёдер, я вчера об этом разговаривал с Герингом. Хотя, с торпедоносцами и впрямь, проблема. Я полагаю нужным приобрести у Японии лицензию на производство Nakajima B5N, пока в Люфтваффе не решат проблемы с разработкой немецкого торпедоносца. Устроит вас такой вариант, как временное решение?
— Для этих машин мне придется отнять у Люфтваффе всех низкорослых пилотов. — невесело усмехнулся Рёдер. — И это все равно не решит всех проблем.
— Сейчас снова будете требовать создания морской авиации неподконтрольной Люфтваффе? — Фюрер хитро прищурился, глядя на командующего Кригсмарине. — Ладно, не отвечайте, Рёдер. Все ваши доводы на этот счет мне известны.
— Тогда не вижу причин их повторять. — адмирал вновь пожал плечами.
— Хотел сделать вам сюрприз официальным порядком, но удержаться просто не могу. — Гитлер извлек из ящика письменного стола бумагу, украшенную орлом со свастикой и протянул ее Рёдеру. — Ознакомьтесь, герр гросс-адмирал. Сегодня я подписал этот указ, еще несколько дней уйдет на прохождение его через бюрократов…
Эрих Рёдер аккуратно принял документ из рук Фюрера, прочитал, и с удивлением поглядел на Гитлера.
— Не ожидали? — тот довольно улыбался.
— Не ожидал? — эхом отозвался глава Кригсмарине. — Это весьма и весьма слабо сказано, герр рейхсканцлер. Я надеялся убедить вас в необходимости создания нормальной морской авиации, но получить под свое начало легион «Кондор»… У меня нет слов.
— У Геринга есть. Можете хорошо пополнить свой словарный запас, если спросите — какие именно.
Бухта Эккендорф
19 декабря 1938 г., около двух часов дня
— Да что ж я, как в море выйду, так непременно тонуть начинаю? — прорычал Карл, вычерпывая воду.
— Это ты срочное погружение отрабатываешь. — отозвался Вермаут, также изображающий из себя помпу.
Зимой выйти в Балтийское море на парусном ботике, не по принуждению, а так, для собственного удовольствия, могут либо самоубийцы, либо германские морские кадеты. Что, как понял Карл, практически слова-синонимы. Вслух, конечно, говорить этого он не стал — еще не хватало чтоб за труса приняли. А потом высказывать что-то, кроме ругательств, смысла уже и не имело…
Беседа с Вермаутом, произошедшая шестнадцатого числа, имела вполне логичные последствия. Отто, парень заводной и бесшабашный, поговорил с парой ребят из их экипажа, со знакомым кадетом с третьего, выпускного, курса, и — вуаля. На девятнадцатое Геббельсу было назначено «испытание морем и парусом», как поэтично выразился Адольф-Корнелиус Пининг, тот самый старшекурсник и исполняющий обязанности капитана их богоспасаемого корыта.
«Богоспасаемое корыто» было позаимствовано все тем же Пинингом в Клубе Военно-морской регаты. Нет, он не был его членом, поскольку не являлся еще офицером (мичманские погоны кадета тут в расчет не принимались), однако же финансировался клуб из «закромов Кригсмарине», так что старшекурсники Военно-морского училища всегда могли рассчитывать на принадлежащие клубу малые суда — сугубо в целях повышения мореходной квалификации.
В море все пятеро кадетов вышли сразу после полудня — благо, в этот день занятия закончились рано. Несмотря на совсем не ранний час, утверждать, что погода их начинанию благоприятствовала, означало бы покривить душой. Еще с утра с моря на город и его окрестности наполз туман, и, хотя, к двенадцати дня изрядно и рассеялся, над морем по-прежнему стояла некоторая дымка, изрядно затрудняющая обзор: уже в сотне метров опознать хоть что-то было совершенно невозможно, а в двух сотнях и разглядеть нельзя. Карл даже подумал, что на море штиль и плавание отменяется, однако же ничуть такого не бывало. Ветерок, пусть и не сильный, был, и даже свинцово-серые воды бухты вздымались в небольшом волнении. Почему ветром не уносило туман для Геббельса так и осталось тайной.
— Прям погодная аномалия. — пробурчал он себе под нос.
Первые полчаса все было вполне нормально, если не считать, конечно, того обстоятельства, что с парусом, как выяснилось, Карл не то что управляться не умел — он его, похоже, никогда и не видал даже. Обстоятельство это вызвало несколько насмешливых, но не обидных комментариев со стороны сокурсников, после чего его дружно начали обучать хождению под парусом, да и вообще, как что тут называется, показывать. Еще через полчаса Карл из разряда «балласт» перешел в категорию «балласт который хоть что-то уже понял» и даже несколько приободрился, однако тут и ранее слабенький бриз окончательно стих, а волнение наоборот, усилилось. Не до уровня шторма, конечно, но вот на некрупную зыбь тянуло вполне. Старенький ботик начал покряхтывать, волны, иной раз, перехлестывать через низкий борт «богоспасаемого корыта», и Пининг принял решение возвращаться. Ничего страшного, в принципе, не происходило. Ну, подумаешь, ветра нет — есть весла. Ну, подумаешь, намочило ледяной водичкой — на веслах и согреемся. А то, что берег не виден — так направление-то известно. Мичман поудобнее устроился у румпеля, как вдруг раздался встревоженный голос Вермаута: