Страница 31 из 35
— А я-то полагала, что это чистейшей воды авторская выдумка…
— Это доклад генерала внутренних дел, произнесенный на одной из сессий данной академии. Такие сведения дает журнал «Терра нова».
— Вы считаете, что скрытнобольшевизм непобедим?
— Может быть, у нас и непобедим, в этом что-то этническое, не знаю.
— То, о чем вы размышляли в «Вольтерьянцах», в «Москве-кве-кве» в «Редких землях», соединилось в некий авторский манифест философского звучания. Особенно это проявилось в сцене освобождения из тюрьмы Гена, когда вместе с ним выходят все герои ваших книг.
— Вам понравилось? Теперь критика будет рычать — Аксенов пиар своим героям устроил.
— Вполне возможно… Как пришла идея освобождения героя?
— С кем он сидел, я не знал совершенно. Потом предположил, что в камере возможно расписать «пулю», а преферанс — значит, еще трое-четверо. Что это за сокамерники? Может быть, мои герои: Фофан Филфофанов, Саша Коробов и Игорь Велосипедов из «Бумажного пейзажа»? Их было только трое. И так все шло до тех пор, пока Ашка не задумала штурм фортеции, освобождение всех. Каким образом? Взяткой.
— Самое сильное оружие у нас.
— И вот этим оружием открываются все камеры, падают все замки. И кто уходит? И тут меня осенило: выходят-то мои герои, значит, эта тюрьма была узилищем всех моих героев…
— Действие романа происходит в России и Франции. Жизнь американского русского сочинителя в Биаррице напомнила жизнь американцев на Лазурном берегу у Фитцджеральда.
— Да? Из какой вещи?
— «Ночь нежна». Но жизнь русских в Биаррице — это уже совершенно другое. Шикарный прием в приватном шато описан с достаточной иронией.
— Ну, конечно, как все подобные мероприятия, они просто часто бывают смешноватые такие. Вот это написано не с натуры. Я воображал… Например, на прием я пригласил потомков генерала Шкуро, которые в действительности во Франции стали фармацевтами, юристами. Если живешь во Франции постоянно, все время наталкиваешься на таких людей. Если их собрать вместе, получится что-то интересное: комсомольские коллективы, и песни комсомольские, и потомки белой армии, добровольческой армии.
— Вы не даете этому потерянному поколению никакого будущего. Ничего, совсем ничего. Самое тяжелое для меня — гибель Ника. Вам не было страшно?
— Очень страшно. Ник растворяется в море, из воды он выскакивает к отцу уже не таким огромным, каким ушел, а обычным, чудным, милым, трогательным мальчиком. И они уходят куда-то вовне жизни. Уходят из бытия — отец, сын, Дельфина, ее ребенок, который должен был родиться с ненавидящим взглядом, а родился, как сверкающий взгляд. И надежда тут есть, но она метафизическая — на возникновение нового, непостижимого нам человечества. Пока мы не знаем, что еще там будет. Они уходят из нашего грешного мира в идеальную сферу.
— А остальные как?
— А остальные будут жить. Жить со своими ошибками, со своими воспарениями, мечтами и мерзостями, так как мы еще не преодолели весь этот путь.
— «Пришлите мне книгу со счастливым концом», — восклицал поэт. Когда писались «Редкие земли», думали ли вы, что роман выльется в развернутую метафору современности с печальным концом?
— С моей точки зрения, все-таки есть светлая нота. Так или иначе, все мы уходим из этого вечного мира, но как уходить — совсем уже без всего? Совсем просто в черную дыру — бух, и все?
— Где сохранятся редкие земли человеческие?
— Да хотя бы вот на последних страницах они появляются как стишки. Они внутри языка поместились…
— То есть вы считаете, что это все сохранится в языке, языке как родине, которая нас не предаст?
— Замечательная идея — Язык— это вообще наша музыка, да?
— И редкие земли.
Отцы по домам, или Звездный билет, но куда?
Открытая веранда на Чистых прудах в окрестностях бывшего индийского ресторана «Дели» привлекла внимание ЕВГЕНИЯ ПОПОВА и его старшего коллеги ВАСИЛИЯ АКСЕНОВА, возможностью беседовать хоть и на людях, но в тишине, изучая жизнь, как это и положено писателям. Однако не успели они сесть, как тут же из динамиков, скрытых в чаще искусственных, но очень зеленых кущ вдруг грянула легкая, но противная музыка.
ЕВГЕНИЙ ПОПОВ (борясь со стихией, пытаясь перекричать ее): — Это… мы вот… сейчас быстренько обсудим несколько простых вопросов для журнала «Огонек». Тебя читатели очень любят, несколько поколений читателей. Читателей советских, антисоветских, просто читателей…
ВАСИЛИЙ АКСЕНОВ: — Что-то слишком громко завыли эти бесы, может, пойдем отсюда?
Музыка, как по мановению волшебной палочки, стихает. А еще говорят, что народ теперь не уважает писателей. Очень он их даже уважает, особенно, если они сделали заказ и явно собираются заплатить за это деньги.
Е. П.: —… например, ловишь ли ты своим ухом, большую часть года находящимся вне пределов родины и не погруженным в ежедневную героику наших новых буден, трансформацию[3] русского языка по ту и по эту сторону океана?
В. А.: — Эмигранты отстают от языка, и в обыденной речи за рубежом появляются всевозможные искажения. Пошли поланчуем… Возьмешь двадцать седьмой экзит, повернешь на втором лайте, то бишь светофоре. С другой стороны, когда я оказываюсь здесь, мое упомянутое тобой ухо замечает то, что для обычного московского люда стало обыденным…
Е. П. (кривляется): — Чаво? Мы не знаем русского языка?! Мы русского языка очень даже хорошо знаем!
В. А.: —… когда говорят, например: — В наводнении погибло много человек, вместо людей. Или это зловещее как бы… Мы с тобой сейчас как бы сидим, типа ужинаем…
Е. П.: — Я с детства помню из советской пропаганды — мошенник, типа Лю Шаоцы[4]…
В. А.: — Русское слово «типа» для китайца звучит крайне неприлично. В начале 50-х мои сокурсники-китайцы в питерском мединституте тихо хрюкали от хохота, услышав от лектора по научному коммунизму: «Социализм — это общество нового типа». Потому что «типа» по-китайски будет… (Произносит всем известное слово из трех русских букв.)
Е. П. (пораженный новым знанием): — Лю Шаоцы —..? (Повторяет всем известное слово из трех русских буке.)
В. А.: — Плюс — чудовищное употребление предлога «о». Это «о» катится по русскому языку, как колесо джаггернаута[5] и разрушает наш великий-могучий-правдивый-свободный больше, чем все американизмы вместе взятые. «Он представил нам список о недостатках». А еще «в». «Ему указали в том, что»… Ты прислушайся, что плетут по телевизору даже люди интеллигентного сословия…
3
изменение
4
забытый всеми китайский коммунист-политик
5
колесница смерти в восточной философии