Белый Тигр

Я позвал людей на помощь, и мы уложили дядю под баньяном. Ему плеснули в лицо водой, потормошили, и он очнулся. Люди говорили: твой дядя бредит, прощается со своей бабушкой. Наверное, ему кажется, он умирает. Глаза у дяди были открыты. «Тебе плохо, дядюшка?  — спросил я. — Зачем ты прощаешься с бабушкой?» Он взял меня за руку и сказал: «Прости. Прости. Прости». Я спросил: «За что прости?» А он сказал: «Бабушка, я больше не могу жить в клетке. Прости меня». Потом мы сели на автобус, вернулись в Гургаон и пообедали в чайной. Было очень жарко, и мы здорово вспотели. Вот и все, что сегодня случилось.

— Можешь дописать, что хочешь, завтра отправишь, но не раньше, чем я уеду на машине. Ясно?

Все утро моросил мелкий навязчивый дождик, шум воды был отчетливо слышен в моей клетушке.  Поднявшись, я сразу отправился к машине. Вставил в держатель палочку благовоний. Протер сиденья. Протер лики богини. Щелкнул страшилу по высунутому языку. Положил рядом с водительским сиденьем небольшой сверток и запер дверцу на ключ. 

Потом отошел на два шага от «Хонды Сити», сложил руки и низко поклонился машине. 

Решил побыть немного с Дхарамом. По-моему, мальчик скучал, я сделал ему бумажный кораблик, и мы с ним устроили регату в сточном желобе за забором.

После обеда мы с Дхарамом вернулись в свою комнату.

Я положил руки ему на плечи, тихонько повернул затылком к себе и бросил на пол монетку. 

— Нагнись и подними.

Он послушно нагнулся. Я не спускал с него глаз.  Дхарам расчесывал волосы на прямой пробор, как и мистер Ашок. Белая полоска упиралась в округлую беззащитную макушку.

— Выпрямись.

Я повернул его лицом к себе и опять бросил на пол монетку.

— Нагнись еще раз.

Опять передо мной круглое темечко.

— А теперь сядь в уголке и оберегай мой покой. 

Забравшись под накомарник, я скрестил ноги, уперся руками в колени, зажмурился и сделал вдох. 

Не знаю, сколько я просидел в позе Будды. Какой-то слуга крикнул из-за двери, что меня вызывают. Я открыл глаза. Дхарам послушно сидел в углу и смотрел на меня.

— Подойди сюда, — сказал я. Обнял его, прижал к себе, сунул ему в карман десять рупий. Глядишь, пригодится.

— Опаздываешь, Балрам! Звонок прямо надрывается!

Я прошел к машине, вставил ключ, запустил двигатель. Мистер Ашок стоял у подъезда с зонтиком и сотовым телефоном. Не переставая говорить в трубку, он сел в машину и захлопнул дверцу. 

— До сих пор не верится. У народа Индии была возможность поставить у власти сильную, эффективную правящую партию. Вместо этого проголосовали за банду грязных проходимцев. Мы не заслуживаем...  — Он отнял трубку от уха, распорядился: — Сначала в город, Балрам, я скажу куда, — и вернулся к разговору.

Дорогая была мокрая и грязная. Я ехал медленно. 

— Мы не заслуживаем парламентской демократии, отец. Из-за нее нам в жизни не угнаться за Китаем.  Первая остановка — у хорошо знакомого банка. К банкомату хозяин направился, прихватив красный портфель. Еще банкомат, и еще. Портфель лег на заднее сиденье изрядно потяжелевшим — я всем телом ощутил возросший вес, будто сидел не за рулем японской машины, а крутил педали допотопной повозки, как мой отец-рикша.

Семьсот тысяч рупий.

Этих денег хватит на дом. На мотоцикл. На лавчонку вроде тех, что в Лаксмангархе. На новую жизнь. 

Мои семьсот тысяч рупий.

— Теперь в «Шератон», Балрам.

— Да, сэр.

Я повернул ключ. Завел мотор. Включил передачу. Мы тронулись с места.

— Поставь Стинга, Балрам. Только негромко.

— Да, сэр.

Я поставил диск. Послышался голос Стинга. Машина прибавила ходу. Немного погодя мы проехали мимо знаменитого бронзового памятника — Ганди ведет своих сторонников из мрака к свету. 

За памятником дорога опустела. По-прежнему моросил дождь. Еще немного — и мы подъедем к «Шератону», самому роскошному отелю в столице, где останавливаются главы государств и правительств вроде вас, господин Премьер. Правда, Дели — город контрастов, и сейчас вокруг нас простирались лишь свалки да пустыри.

В зеркало я видел: мистер Ашок поглощен телефоном. От сотового исходил голубой свет и падал хозяину на лицо. Не отрывая глаз от кнопок, мистер Ашок спросил:

— Что-то случилось, Балрам? Почему мы остановились?

Я коснулся липучек с ликами богини Кали — пусть принесет мне удачу — и открыл бардачок. Разбитая бутылка с острыми краями была на месте. 

— Что-то с колесом, сэр. Я сейчас посмотрю. Одну минуточку, сэр.

Дверь открылась сама собой, клянусь, я даже не успел прикоснуться к ней.

Я шагнул из машины и угодил прямо в грязь. По черному месиву, раскисшему от дождя, пробрался к левому заднему колесу, присел. Сбоку за дорогой темнели кусты, за ними тянулась пустошь. 

На дороге ни души. Все сошлось как нарочно.

Темно, только внутри машины светился сотовый.  Я постучал в окно костяшкой пальца. Мистер Ашок повернулся ко мне, но стекло опускать не стал. 

— Неприятность, сэр, — выдавил я. 

Подождал немного. Он сидел сиднем. По-прежнему игрался со своим мобильником: тыкал в кнопки. Наверное, посылал сообщение мисс Уме. 

Я прижался лицом к мокрому стеклу, растянул губы в улыбке.

Он отложил телефон. Я постучал в окно кулаком.  С недовольным видом он все же опустил стекло. Стал слышен мягкий голос Стинга.

— В чем дело, Балрам?

— Выйдите, пожалуйста, сэр. Неприятность.

— Какая еще неприятность?

Его тело не желало шевелиться. Оно обо всем догадалось — это глупый разум не в силах был сложить два и два.

— Колесо, сэр. Без вас не обойтись. Оно застряло.

Вспыхнули фары, к нам приближался автомобиль.  Сердце у меня екнуло. Но чужая машина пронеслась в туче брызг мимо.

Он положил руку на дверь, собираясь выйти, но инстинкт снова его удержал.

— Дождь, Балрам. Может, лучше вызвать техпомощь?

Поежившись, он подался в глубь салона.

— Не стоит, сэр. Уж вы мне поверьте. Выходите. 

Он еще отодвинулся — его тело явно сторонилось меня. Сейчас он от меня ускользнет. И хотя мне чертовски не хотелось так обходиться с ним — то есть выступить в его глазах в роли слуги, шантажирующего хозяина (даже на те две-три минуты, что ему осталось жить), — пришлось сказать:

— С этим колесом не все гладко с того дня, как мы ездили в гостиницу в Джангпуре.  Он наконец-то оторвал взгляд от мобильника.

— В гостиницу с большой буквой «Т» на крыше. Помните, сэр? С той самой ночи машина... барахлит. 

Он открыл рот и сразу закрыл. Вид у него был озадаченный. Что это, грязный намек? Или у меня не было на уме ничего дурного? Не дать ему времени на раздумья.

— Выходите, пожалуйста, сэр.

Он отложил сотовый и послушно выбрался на дорогу. Мобильник посветил секунду-другую в темном нутре машины и погас.

— Перейдите на мою сторону, сэр. Негодное колесо — вот оно.

Он обошел машину вокруг.

— Осторожно, сэр, — здесь разбитая бутылка. (На проезжей части валяется столько мусора, какие могли возникнуть подозрения.) Я ее сейчас отброшу в сторонку. Вы только поглядите на эту покрышку. 

 Хозяин присел на корточки. Я склонился над ним, спрятав руку с бутылкой за спину.  Подо мной темнел шар головы с белой полоской пробора, разделительной линией, рассекающей тщательно уложенные волосы и обрывающейся на макушке. На самом темечке.

Темный шар шевельнулся; хозяин, щурясь от дождя, заливавшего ему глаза, повернулся ко мне лицом:

— Покрышка как покрышка...

Я замер на месте, точно школьник, которого поймал на проказе учитель. Он все понял своим хозяйским умом. Сейчас поднимется и даст мне в морду.

Но какой толк в выигранном сражении, если даже не сознаешь, что идет война?

— Хотя тебе, конечно, виднее, Балрам. Посмотрю получше.