В Курляндском котле

Тарас и Казимир, ходившие в разведку, сообщили, что на хуторе тихо; в доме темно, никаких подозрительных следов на снегу также не видно. Посовещавшись, мы решили подождать утра. Как будет светать, подъехать к хутору, вызвать хозяина — лесника, мне и Казимиру задержать его, а Тарас и Сережа зайдут в дом; в случае, если найдут там посторонних лиц, обезвредят их.

— Лесник никогда не подумает, что к нему среди белого дня «гости» приедут, — сказал Тарас.

Мы переглянулись. Сережа выглядел совсем мальчиком. Его чистые, всегда румяные щеки, за которые Тарас называет его огурчиком, пылали как-то особенно.

Дождавшись рассвета, мы поехали к дому. Едва успели поравняться с оградой, залаяла собака. Мы насторожились.

— Никого…

Тронулись дальше. Снова собачий лай нарушил тишину. Открылась дверь. На крыльце показался лесник. Он осмотрелся. Заметив нас, он спустился вниз и пошел навстречу.

Сидевший впереди Казимир окликнул его по-латышски:

— Господин лесник, вашего сына и господина Римана вызывают в Кабиле…

— Сын отдыхает, а Римана у меня нет, — ответил лесник, останавливаясь, и, видимо, почувствовав что-то недоброе. — Вы откуда?

— Из Кабиле.

Кдзимир, продолжая разговаривать, не спеша подошел ближе к леснику и вдруг, коротким рывком выхватив из кармана куртки пистолет, направил его на лесника.

— Поднимите руки! Ни слова! Тарас и Сережа ринулись в дом.

Лесник в испуге кривил лицо и кусал губы.

В доме раздались глухие выстрелы.

— В погреб спрятался служака полиции… Еще и отстреливаться пытался. Вот и получил.

Вся волость знала предателей — лесника и его сына. Они помогли гитлеровцам уничтожить партизанские группы в районе Талей, по их доносам гитлеровцы и полиция арестовали и замучили много честных хуторян-крестьян; лесник же выдал Анну — жену Яна, благодаря его доносу погибли Порфильев со своими товарищами и Сорокин.

На этот раз судьба не улыбнулась предателям.

— Ну, что же ты скажешь теперь? — спросил лесника Тарас.

Тот беззвучно глотал воздух, точно пил его. Вдруг он упал на колени и стал молить о пощаде.

— Я не виноват… Пощадите! — лепетал он. — Я все вам отдам, все, что имею, только пощадите!

Лесник побежал в конюшню.

У самых яслей он наклонился, одним рывком поднял доску и вытащил из-под пола кожаный мешочек, наполненный чем-то тяжелым.

— Вот, — он взял его обеими руками и протянул Тарасу.

Много я прочитал в эти минуты на сморщенном, сухом лице лесника. Руки его дрожали, тело согнулось, точно придавленное тяжестью, и вздрагивало.

Изредка он с жадностью поглядывал на монеты. Ему, наверное, казалось, что он мог бы откупиться дешевле. Но лицо Тараса перекосилось, как от боли. Сжав зубы, он схватил горсть монет и с размаху бросил их в сморщенное лицо лесника.

— Ах ты, сволочь! Ты думал?!. Жри, жри же свое золото!..

На развилке дорог мы расстались с лошадью..

— Хороша! — похлопал ее Казимир по шее. — Не давала о себе знать в лесу. Хороша!

— Дойдет сама, недалеко, — заверил Тарас. — Дорога знакомая, ведет прямо домой.

Мы тронулись в обратный путь.

Когда проходили Абаву, на юго-западе стояло зарево пожара и слышались взрывы со стороны Кулдыги. Там выполняли свою боевую задачу партизаны «Красной стрелы». Стрельба стихла, а зарево все еще долго стояло в небе.

Радостная весть облетела всех: «Войска Белорусских и Первого Украинского фронтов перешли в наступление».

Мы чувствовали себя так, как будто это случилось здесь, в Тукумсе, Лиепае или Салдусе.

— Теперь до Берлина не остановимся! — говорили партизаны.

— К кощу идет дело!..

Коядратьев достал карту и, сидя над нею, высчитывал расстояние до Берлина.

— Дождались. Скоро конец Гитлеру, — приговаривал он.

Мы стали мысленно жить с наступающими войсками, старались помогать им по мере наших сил.

На другой день после сообщения Совинформбюро о наступлении наших войск Павел Ершов, Колтунов, Залатис и Казимир Большой привели «языка» — танкиста-лейтенанта из 12-й танковой дивизии фашистов. Они захватили его спящим на хуторе, неподалеку от места, где находился танковый взвод гитлеровцев.

— Девушек явился искать. А хозяин напоил его, и лейтенант завалился спать, — рассказывал Колтунов. — Подходим к нему, будим: «Вставай, мол, русские пришли». Он как встрепенется. Мигом хмель вылетел. Тянется за пистолетом, а мы уже пистолет к рукам прибрали…

«Язык» сообщил нам много полезных сведений.

Сбылась мечта Сережи. Ему перед строем вручили трофейный пулемет. Отряд выстроился. Сергей и моряк Коржан, чеканя шаг, вышли из строя и остановились перед командиром.

— Стреляйте на славу, хлопцы! — сказал Капустин, передавая пулемет первому номеру.

— Служим Советскому Союзу, — ответили бойцы.

— Мы будем, — взволнованно заявил Сережа, — стрелять из немецкого пулемета в фашистов и в их холопов до тех пор, пока все они не лягут на нашей земле.

Пулеметчики возвратились обратно в строй. Капустин прошел по фронту выстроившегося отряда. Каждый, наблюдая за взглядом Капустина, невольно осмотрел себя и товарищей. И сейчас как-то особенно бросался в глаза наш неприглядный вид. У многих рваная обувь, латаная одежда, но мы были бодры и высоко держали свои головы.

— Воюем, значит, хлопцы? — начал Капустин.

— Воюем! — хором ответили партизаны.

— Тяжеловато приходится? — продолжал Капустин, задержавшись взглядом на Григории Галабке.

— Есть немного, — ответил тот.

— А будет больше, — сказал Капустин серьезно. — Тяжелее будет. Хотим мы или нет, а придется выдержать натиск карателей, стремящихся нас уничтожить. Мы многому научились в Курземе, научились не опускать головы перед трудностями и, может быть, должны будем выдержать тяжелое испытание. Мой долг напомнить вам об этом.

Капустин передохнул. Ветер шумиул по ветвям деревьев, сбивая с них снег. Хлопья снега, рассыпаясь, падали на головы партизан. Но никто не шевельнулся. Все взоры были устремлены на командира.

— Враг силен, товарищи, — снова начал Капустин. — Превосходство его в количественном и техническом отношении, по сравнению с нашим отрядом, нельзя даже определить. Это надо всегда помнить. Что же делать? Может быть, выйти из леса, как это предлагают нам враги? Этого они не дождутся. Мы будем стоять на посту. Нет такого положения, из которого большевики не нашли бы выхода. Мы будем действовать умело, смотреть вперед и — побеждать. А в слове «вперед» многое сказано. Если каждый из нас будет носить это слово в сердце, как материнское благословение, то мы с честью пройдем путь до победы. Да я и представить не могу, как можно, нам, людям, рожденным и выросшим в новое время — в советскую эпоху, как можно нам впасть в уныние, опустить голову в трудные минуты тяжелых испытаний! Не будет этого никогда!.. А хорошо все-таки после победы смотреть в глаза своим матерям, отцам своим прямо, с чистой совестью, с гордостью, что ты сын, настоящий сын своей великой Советской Родины!.. Так я сказал, товарищи?

— Правильно, Сашок!

— Выдержим, переборем все, что предстоит.

— Так куда надо смотреть, Казимир?

— Вперед, товарищ командир! Мы идем в бой за нашу любимую Родину. Нашей силы фашистам не одолеть!

Через день после торжественного вручения пулемета Сергей и Коржан со своим новым оружием решили исход боя с фашистской засадой на Грауздупских хуторах.

Было так. Колтунов и двое новичков — Андрей и Федор Куйбышевский — направлялись на дальний хутор. По дороге они надумали заглянуть к деду Галабке. Но только перебрались через шоссе, как из ближних кустарников их обстреляли. Группа залегла. Фашисты выбросили осветительные ракеты и продолжали обстрел. У Колтунова пуля пробила шапку, Федора ранило в ногу. Все пути отхода были отрезаны. И вдруг с высотки, поднимающейся неподалеку от хутора Галабки, ударил пулемет. Он бил по опушке кустарника, где засели фашисты. Вражеская засада умолкла. Колтунов и Андрей, под прикрытием пулеметного огня, не теряя времени, подползли к лесу. Они вышли сами и вынесли раненого Федора.