Страница 193 из 204
Из сказки о Василисе Прекрасной видно, что культ изображаемого в ней божества, заведующего, как мы уже заметили, всеми крупнейшими явлениями природы, окружался замечательной таинственностью. Баба-Яга «не любит, чтобы у нее сор из избы выносили». Она не допускает к себе никого, кроме своей жрицы, Василисы. Мать Василисы, умирая, вынимает куколку из-под одеяла и велит никому ее не показывать, и Василиса носит ее кармане. Это напоминает таинственность большей части древних культов и недоступность некоторых святилищ. Из древнего классического мира достаточно напомнить здесь недоступность для мужчин храма Весты, и с другой стороны недоступность вообще для народа святилища Зевса Ликэйского: всякий, случайно попадающий в это последнее, превращался в оленя, т. е. приносился в жертву, или, другими словами, Зевс пожирал его как оленя, подобно тому, как Баба-Яга ест людей, как цыплят. Из обычаев других народов можно привести здесь для примера, что в Ирландии у города Кильдарэ в честь Св. Бригиды поддерживали «вечный огонь» за забором, к которому не смели подходить мужчины. Этот обычай устранен, как остаток язычества, в 1290 г.
Отчасти такая таинственность и была, вероятно, причиной чудовищных изображений Бабы-Яги в разных сказках, так что нелегко теперь составить себе точное понятие, каков был вид идола или кумира этого божества в действительности. Заметим, однако, еще следующее. Всё святилище было, по-видимому, наполнено человеческими костями. В сказках говорится, что Яга или ведьма, покушавши человеческого мяса, разметает косточки и катается по ним, или собирает все кости, раскладывает их на земле рядом и катается или валяется на них, что сильно напоминает кровать или стул из человеческих костей. Быть может, что — на основании вышеупомянутого представления о мельнице, мелющей человеческие кости — кумир этого божества стоял (и поворачивался?) на подставке из человеческих костей: это могло дать также повод к тому, что Баба-Яга часто является в сказках с костяной ногой, которая впоследствии могла замениться костылем. Но всё это имеет только значение догадки. — Зато из нашей сказки мы можем сделать еще несколько других, менее сомнительных заключений.
Особенного внимания заслуживает то место сказки, где говорится, что во время отсутствия Василисы не было в доме огня. На острове Лемносе ежегодно, в известный день, тушили во всех домах огонь и не разводили его в продолжении целых девяти дней, до тех пор, пока корабль не привозил с острова Делоса новый огонь, взятый с жертвенника Аполлона. Гримм, по поводу этого рассказа, приводит известие о праздновании начала жатвы у североамериканского племени Криков: «Празднество начинается трехдневным строгим постом, во время которого гасят по домам все огни. В четвертый день утром верховный жрец добывает посредством трения новый, чистый огонь, после чего женщины приступают к уборке хлеба и плодов».
Дальше из самой же сказки о Василисе Прекрасной мы можем заключить, что культ, память о котором сохранилась в этой сказке, сопровождался человеческими жертвоприношениями: Баба-Яга «ела людей как цыплят», не говоря уже о других указаниях (людские кости, запах человеческого мяса и т. п.). Судя по другим русским и иностранным сказкам о Бабе-Яге, Яге-Буре, Ведьме, Holle, Trude и других, соответствующих ей лицах, в жертву приносились преимущественно дети. В этом отношении не лишены значения и упоминаемые в нашей сказке три пары рук. Появление этих рук станет менее загадочным, если допустить, что человеческие руки приносились в жертву, подобно тому, как это делалось у Скифов, Лузитан и, вероятно, также у многих других народов. В сказках мы нередко встречаем, что даже сами родители отрезывают своим детям головы, вырезывают язык, отрубают руки и т. п., исполняя этим требование третьего лица. Но чем объяснить появление именно трех пар рук? Вероятно, это число находится в какой-нибудь связи с количеством всадников (белый, красный и черный). Что оно не должно считаться случайным, явствует, между прочим, из немецкой сказки о «трех фельчерах»: чтобы показать свое искусство, один из них дает отрубить себе руку, другой — вынуть сердце, третий — глаза, и все вместе ложатся спать, в намерении возвратить эти части каждую на свое место, и заживить раны посредством живой воды. Отрезанные части (замечательно каннибальское сопоставление: руки, сердца и глаза!) девочка положила в шкап; ночью является любовник девочки, солдат, и просит поесть. Она кормит его ужином, который вынимает из шкапа. Когда солдат, поевши, ушел, оказалось, что из шкапа исчезли спрятанные в нем части человеческого тела. (Очевидно, что их съел солдат; но в сказке виновницей является кошка, незаметно будто-бы утащившая их из шкапа во время посещения солдата). Здесь, по-видимому, девочка занимает место Василисы, солдат — Бабы-Яги, шкап — Ягиной хижины, а три фельчера — трех пар рук.
Со временем вместо целой руки стали жертвовать палец. Не желая пока останавливаться на этом вопросе, далеко еще не разработанном надлежащим образом, укажу только на следующее: в одной немецкой сказке говорится о заколдованной мельнице; является стол с разными яствами, придвигаются с нему стулья и начинается пир; но людей не видать: являются только пальцы. В другой сказке один бедный крестьянин, у которого было очень много детей, получает от своего кума в подарок скляночку с чудесной водой (вероятно, взамен жизни ребенка), которой исцеляет больных так, что становится знаменитым врачом и зарабатывает много денег. Однажды он отправляется в дом кума. На первой лестнице ему попадается навстречу лопата и метла, которые бранятся и дерутся друг с другом. «Где живет кум?» — «Выше», — отвечает метла. На второй лестнице он видит множество мертвых пальцев. «Где живет кум?» — «Выше», — отвечает один из пальцев. На третьей лестнице он натыкается на кучу мертвых голов, которые велят подыматься еще выше. На четвертой лестнице он видит рыбы в сковороде, которые сами жарятся на огне (подобно тому, как в других сказках один ребенок должен изжарить другого). Поднявшись на пятую лестницу, он очутился у двери и заглянул через ключевину в комнату. Тут он увидел, что его кум с рогами. Когда он вошел в комнату, кум поспешно лег на кровать и прикрылся одеялом (ср. куколку, которую мать Василисы вынимает из-под одеяла). Когда изумленный гость спросил его относительно виденного, то кум отвечал, что всё это ему только так показалось: на первой лестнице спорили слуга со служанкой; что он принял за мертвые пальцы, то были лишь корешки змеиной травы (Skorzenerwurzeln); что ему показалось кучей мертвых голов, то были кочаны капусты. Когда тот спросил о рыбах, жарившихся на сковороде, то эти рыбы сами вошли в комнату и подали себя на стол. Наконец он сказал, что видел самого кума с рогами. «Это неправда!» — возразил кум. Тут гостю стало страшно и он убежал.
Итак, полагаю, не может подлежать сомнению, что культ Бабы-Яги сопровождался человеческими жертвоприношениями. В подтверждение можно было бы привести еще множество данных из народных верований и соответствующих культов разных народов, на которых считаю, однако, лишним останавливаться. Всё свидетельствует, что рассматриваемый нами культ имел громадное значение, и что Баба-Яга была верховным языческим божеством, — подобно «богу богов» Святовиту, огромный идол которого стоял в аконском храме, с четырьмя бородатыми головами на отдельных шеях, обращенными в четыре разные стороны и соответствовавшими, вероятно, не только четырем сторонам света, но и четырем временам дня и года; подобно Триглаву, которому приписывалось владычество над небом, землей и адом; и многое другое. Святовит, Триглав и т. п., — есть ли это лишь различные изображения и видоизменения того Деда-Всеведа чешской сказки, к золотому дворцу которого отправляется герой сказки за тремя золотыми волосами? В том дворце живет вещая старуха, — мать его: «Дед-Всевед, — говорит она, — мой сын, — ясное солнце»; вечером он прилетает западным окном в виде старичка с золотой головой, утром он встает золотовласым ребенком и вылетает через восточное окно. Вещая старушка — наша Баба-Яга. Вследствие этого, в народных поверьях и обрядах рядом с бабою, или вместо нее, является нередко дед. Что касается глубокой древности этих божеств и их культа, то она подтверждается существованием подобных верований и обрядов, между прочим, и у древних классических народов. Не желая останавливаться здесь на сравнении, замечу только, что не говоря уже о разных многоглавых змеях и о чудовищах, вроде Гериона, Кербера и др., стоит только вспомнить самые выдающиеся (первоначально солнечные и лунные) божества Греков и Римлян, чтобы убедиться, что на них отразились, очевидно, те самые представления, которые у нас являются, так сказать, воплощенными в образе Святовита, Бабы-Яги и подобных им мифических существ. Таковы напр.: изображавшийся иногда с тремя глазами Зевс, «отец мужей и богов»; двуглавый и четырехглавый Янус, «бог богов» (divum deus); разновидный и превращающийся постоянно бог Вертумн, который принял однажды, между прочим, вид старухи с костылем; трехглавая «царица мертвых» Геката, всемогущая и всезнающая волшебница; кроме того, напоминают особенно многими чертами нашу Бабу-Ягу Деметра, Веста, Bona Dea, A