Симфония тьмы

Увидев Осинского, он долго вспоминал, когда они встречались, и долго хохотал, когда Джордж рассказал ему о вечерней встрече. Продюсер искренне решил, что его разыграли. А его спутница, оказавшаяся всего лишь его сестрой, очень благосклонно и с удовольствием принимала комплименты от хозяина апартаментов. Подобная роскошь производила впечатление независимо от сказанных слов.

Вечеринка продолжалась всю ночь. Утром Осинский с тяжелой головой ехал в фирму, опасаясь только одного: что потребуют вернуть полученные деньги. Но Якобсон не потребовал. Напротив, он выдал еще десять тысяч, и они подписали договор. Вернувшись в апартаменты, Осинский застал там сестру продюсера. И хотя у него, как обычно, не все получилось, он все равно был счастлив.

И только когда она ушла через час, он снова подошел к зеркалу и, стоя перед ним, абсолютно голый, вдруг показал сам себе язык. Словно предчувствуя всю свою дальнейшую жизнь.

И сейчас, сидя в комнате Гранд-опера, он покачал головой. Как давно все это было! Он снова взглянул на часы. Они должны уже закончить. Он осторожно приоткрыл дверь. Вышел в коридор. Да. Так и есть. Слышны заключительные аккорды. Финал. Последние звуки. Он замер, прислонившись к стене.

Все. Музыка кончилась. Мгновение, еще одно мгновение. Третье мгновение. Все тихо. Господи, испугался он, задыхаясь от ужаса и собственной неуверенности. Неужели провал? Нет. Сначала отдельные хлопки, а потом шквал аплодисментов, восторженные крики почитателей. Зал содрогался от аплодисментов благодарных зрителей. Господи, подумал он снова, закрывая глаза, кажется, и на этот раз все хорошо.

– По-моему, вам нужно выйти к зрителям, Джордж, – услышал он хорошо знакомый голос и, не открывая глаз, кивнул головой. Он знал, кому именно мог принадлежать этот голос. Открыл глаза. Перед ним стоял Песах Якобсон.

– Идите, – ласково повторил он, – там такой грандиозный успех.

И этими словами испортил Осинскому настроение.

Глава 4

Эта зима в Москве была особенно холодной. Морозы иногда доходили до двадцати пяти – тридцати градусов, и даже ярко освещенные центральные улицы города, где многие магазины работали до восьми-девяти часов вечера, выглядели обезлюдевшими, словно в период введения комендантского часа.

Дронго не любил приезжать в Москву в это время года. Он вообще не переносил сильных холодов, предпочитая зимой находиться далеко отсюда, на юге. Но в этот раз в Москву он был вынужден прилететь именно в середине февраля, когда ударили особенно сильные морозы.

Он с огорчением обнаружил, что забыл перчатки, и теперь ходил по улицам, засунув руки глубоко в карманы пальто. Но это не очень спасало, и руки все равно мерзли.

Телефонный звонок был, как всегда, неожиданным и поэтому особенно неприятным. Он прозвучал в десять часов утра, когда Дронго, читавший ночью одного из любимых американских фантастов Рея Брэдбери и заснувший по привычке очень поздно, еще спал. Звонок был громким и требовательным, и он, поднявшись с постели, вынужден был подойти к телефону.

– Слушаю вас, – пробормотал Дронго, взглянув на часы. «Какой идиот звонит чуть свет?» – подумал он.

– Простите, что беспокоим вас так рано утром, – раздался голос. Дронго поморщился. Говоривший явно был янки: он проглатывал слова.

– Вы не туда попали, – сказал он по-русски и уже хотел положить трубку, когда услышал:

– Простите еще раз, мистер… – И неизвестный назвал его по имени и фамилии. – Я думаю, мы позвонили правильно.

– Что вам нужно? – Он принципиально говорил по-русски. А его собеседник так же принципиально говорил только на английском, но почему-то отвечая на вопросы, заданные на совсем другом языке.

– Нам нужно с вами встретиться, – предложил незнакомец, – сегодня в три часа дня вас устроит?

– Почему я должен с вами встречаться?

Стоять на полу было холодно, и он даже пожалел, что вылез из постели.

– Мы могли бы сделать вам весьма интересное предложение, – произнес этот неприятный тип, по-прежнему говоривший исключительно на английском языке.

– Я не женщина, чтобы мне делать предложение, – зло пробормотал Дронго, переведя с английского на русский и используя двусмысленность в слове «предложение». Его собеседник тем не менее все отлично понял.

– Конечно, – согласился он на этот раз на русском языке, но с некоторым характерным акцентом человека, долго говорившего по-английски за океаном, – вы можете отказаться. Но нам казалось, что вам будет интересно.

– Вы приглашаете меня в Диснейленд? – Было уже совсем холодно, но он продолжал говорить. Каждое слово, вытянутое из незнакомца, послужит хорошим материалом для предварительной подготовки. Если знать психологию, то простой телефонный разговор может дать массу информации. А Дронго знал психологию. Тембр голоса, интонации, знание языков, интеллект, эмоциональность, манеру подачи информации, толерантность, коммуникабельность, характер, даже профессию говорившего можно определить в результате обычного телефонного разговора. И здесь важно получить как можно больше информации.

– Можно сказать, да. Мы увидимся с вами в три часа дня и все обговорим. Если захотите, можете отказаться сразу во время беседы.

– Отказаться от чего?

– От нашей дальнейшей беседы. В три часа дня в холле отеля «Москва». На первом этаже.

– Как я вас узнаю?

– Достаточно того, что я вас узнаю.

– Хорошо, – пробормотал Дронго, – будем считать, что договорились.

– До свидания. – Незнакомец положил трубку.

Дронго пошел к своей постели. Почему-то спать уже не хотелось. Он отправился в ванную. Стоя под горячими струями, анализировал телефонный разговор. Звонивший был уверен в том, что их разговор не прослушивается, значит, сумел подключить к своему аппарату какое-то техническое устройство.

Говоривший явно знал оба языка. И знал хорошо. Это был не американец. Это был бывший гражданин СССР, достаточно давно переехавший в Америку. В меру интеллигентен, но не слишком. Достаточно спокоен, не вспыльчив, имеет относительно устойчивый характер. Умеет вести беседу, выдержан, коммуникабельность выше средней нормы.

Видимо, это тот самый представитель, о котором ему говорили представители МОССАДа. Дронго в который раз подивился их безупречной работе. Ему еще не сделали предложения, а они уже знали, что именно ему будет предложено нечто. И сумели опередить своих потенциальных противников. Интересно, подумал Дронго, выходя из ванной комнаты, кто еще слушал их беседу? И сумели ли подключиться к его аппарату представители СВР или МОССАДа? Впрочем, это не столь важно, он все равно должен сразу информировать о состоявшейся беседе Александра Петровича. А заодно позвонить и в СВР, которых не меньше, чем его, интересует – чем вызван такой повышенный интерес МОССАДа именно к его персоне.

Впрочем, очень может быть, что его звонки не понадобятся. Обе разведки вполне могли за это время «пристроиться» к его телефонному аппарату и записать разговор с неизвестным от начала до конца. И этим, кстати, выяснить потенциал искренности самого Дронго, который должен будет рассказать обо всем. Все точно просчитано, если не учитывать то обстоятельство, что позвонившие также могли взять его под свой жесткий контроль и в таком случае его дальнейшие звонки кому-либо окажутся ненужными и малопродуктивными.

Ровно в три часа дня Дронго сидел за столиком в бельэтаже гостиницы, где был небольшой бар, справа от входа со стороны Тверской, и наблюдал за движением в холле отеля. Суетились люди, спешили гости, командированные и просто отдыхающие. Причем последние выделялись на фоне остальных своей расслабленной походкой, обилием бумажных и целлофановых пакетов, с которыми они возвращались в гостиницу.

Еще несколько лет назад больше всего сумок и сеток было в руках командированных, которые, пользуясь моментом, добывали те или иные дефицитные товары, недоступные в их родном городе. Москва была в те годы одним большим универсальным магазином, куда летали и ездили миллионы людей за одеждой, продуктами, бытовыми товарами. Столица первого в мире социалистического государства обязана была иметь полный достаток, служивший витриной достижений социалистического хозяйства для иностранцев. И потому огромные очереди, в основном из приезжих, заполняли магазины.