Страница 8 из 11
Она резким движением потушила сигарету.
— С тех пор я не меняла фамилию. Это случилось так давно. Через шесть лет я встретила другого человека. Он работал заместителем директора института. Уже тогда это был достаточно состоятельный человек. Я переехала к нему, а сын с матерью остались в моей прежней квартире. Потом у нас родилась дочь, после девяностого года муж стал директором института, у них появились большие деньги — они начали сдавать в аренду свои помещения. Муж удачно вложил их в бизнес. Мы стали жить гораздо лучше. Даже позволили себе послать дочь учиться в Англию. А про историю с моим первым мужем я никому не рассказывала. Это было очень больно. На похоронах мужа я плюнула в лицо этому секретарю райкома. Меня чуть не посадили в тюрьму, в КГБ считали, что это был антисоветский жест. Но вступилась первый секретарь, она была мудрая женщина. Сейчас смешно вспоминать. Когда мы вышли из состава Советского Союза, нашим главным националистом стал тот самый секретарь райкома. Он сразу выбросил свой партийный билет и начал агитировать за независимость. Недавно я его встретила. Раньше он продавал лес, потом разорился. Сейчас у него небольшой продуктовый магазин. Такой жалкий стал, всем улыбается, старается угодить. Вот такая у меня история. Только вы ничего не рассказывайте Эдику, он будет переживать, нервничать. Зачем ему об этом знать? Он ведь ни в чем не виноват.
Дронго молчал, давая ей возможность собраться с мыслями. Затем уточнил:
— Когда вы были у него дома, кто-нибудь еще был в квартире?
— Нет, никого.
— Вы пили шампанское?
— Кажется, да. Мы немного посидели, побеседовали. Эдик очень изменился. Стал нервным, суетливым. Постарел, — грустно улыбнулась она, — наверное, я тоже сильно постарела, только не замечаю этого. Представляю, с каким ужасом он на меня смотрел. Через столько лет.
— Вы не заходили на кухню?
— Конечно, заходила. Мне было интересно посмотреть, как Эдик живет. Кухня у него хорошая. И квартира в центре. Я не думала, что он останется холостым столько лет.
— Это он вам сказал?
— Да. Сказал, что живет в этой квартире один.
— Кроме шампанского, вы что-нибудь пили?
— Кажется, кофе. Он приготовил чудесной кофе, у него есть кофеварка. Мы выпили кофе, и я предложила помыть чашечки. Но он не разрешил. После этого я уехала, и он сказал мне, что позвонит. Теперь я понимаю, почему он был так занят вчера и сегодня.
— Вы знали, что к нему кто-то должен прийти?
— Нет, не знала. Но почувствовала. Женщина всегда чувствует такие вещи. Он два раза незаметно посмотрел на часы. Наверно, торопился с кем-то встретиться. И на кухне было несколько одинаковых бутылок шампанского. Я поняла, что у него часто бывают женщины. Но я не ревновала. К чему ревновать спустя столько лет…
— А ваш муж? Он не спросил вас, почему вы решили поехать в Москву?
— Мы женаты уже много лет, и он мне вполне доверяет, — пояснила Элга, — и потом, я давно собиралась посетить Москву. Я объяснила мужу, что вызов прислал мой давний знакомый, и он меня отпустил.
— Когда вы уезжаете обратно?
— Через два дня.
— Последний вопрос. Вы знаете номер его мобильного телефона?
— Знаю, — кивнула Элга, — он дал номер личного мобильного телефона, и я запомнила его. Вы хотите, чтобы я ему позвонила?
— Нет, спасибо. У меня нет больше вопросов. Извините, что побеспокоил.
— Мне было приятно с вами разговаривать, — ответила Элга.
— Еще раз спасибо, — он поднялся с кресла. — Я хочу извиниться за свои вопросы, Элга. Понимаю, что невольно причинил вам боль.
— Ничего, — она кивнула ему в знак прощения, — как это говорят англичане, у каждого есть свой «скелет в шкафу».
Поцеловав ей руку, он вышел из номера и спустился вниз. В холле отеля нервно прохаживался Эдуард Леонидович. Увидев Дронго, он шагнул к нему.
— Наконец-то! Почему так долго? Что она вам говорила?
— О вашей прежней встрече, ей было приятно вспомнить ваши отношения.
— Конечно, — широко улыбнулся Халупович, — нам было очень хорошо. Поедем быстрее, в «Метрополе» нас ждет Фариза.
— Как вы сами считаете, кто мог позвонить вам, чтобы предупредить? Я имею в виду, кто из трех ваших женщин?
— Не знаю, — нахмурился Эдуард Леонидович. — Может быть, Элга? Хотя я не уверен. Голоса я не узнал.
Уже в салоне автомобиля, когда они отъехали от «Националя», Дронго неожиданно спросил:
— Скажите, Эдуард Леонидович, у вас бывают приступы депрессии?
— Нет, — усмехнулся Халупович, держа в руках сигару, — никогда. Иногда я нервничаю, срываюсь, но стараюсь брать себя в руки. А почему вы спрашиваете?
— Для себя, чтобы лучше понять ваш характер.
Глава четвертая
К гостинице «Метрополь» они подъехали через пять минут. Поздно вечером перед зданием Государственной Думы было не так много автомобилей и не было привычных заторов. Им пришлось пройти к метрдотелю и объяснить, куда именно они собираются идти. Метрдотель позвонил в номер Мамаджановой и, получив ее согласие, разрешил им пройти к лифту, чтобы подняться в номер. Они прошли по коридору. Дверь была уже открыта. На пороге стояла женщина. Она не была молода, но ее нельзя было назвать и пожилой. Очевидно, она следила за собой, так как была очень подтянутой, стройной. Если вспомнить рассказ Халуповича, то ей должно было быть под сорок. Однако в темных брюках и светлом джемпере она выглядела неплохо. На лице почти не было заметных следов макияжа, волосы собраны на затылке. Очевидно, она их ждала.
Женщина приветливо улыбнулась Дронго и угловато поцеловалась с Халуповичем. Для него подобный поцелуй был привычным приветствием, для нее, очевидно, несколько экстравагантным поступком. Но она ничего не сказала, лишь улыбнулась и пропустила гостей в номер. Халупович вошел первым и по-хозяйски устроился на диване. Дронго сел в кресло, она — напротив. У нее были бархатно-мягкие, светло-карие глаза, красивая посадка головы, длинная шея. Тонкие губы, плавная линия подбородка.
— Извини меня, Фариза, — начал Халупович, — уже поздно, но нам нужно поговорить. Мы приехали сюда с моим другом, который хочет с тобой побеседовать. У него необычное имя. Его зовут мистер Дронго.
— Очень приятно, — она не удивилась и ничего не спросила. Просто кивнула, словно Халупович все прошедшие годы только и делал, что находил ее и привозил к ней так поздно своих друзей.
— Дело в том, что у меня неприятности, — пояснил Эдуард Леонидович, — понимаешь, у меня погибла домработница. Как раз в том доме, где ты была.
Она внимательно слушала. Дронго нравилось ее спокойствие. Она не удивилась, не всплеснула руками, не начала перебивать говорившего. Она слушала старого друга, пытаясь понять, почему именно к ней пришли с подобным вопросом. Или ей уже была известна причина их внезапного появления?
— В милиции говорят, что она отравилась. Перепутала и выпила какую-то жидкость, — соврал Халупович, явно нервничая от ее долгого молчания. — Я не знаю, как объяснить ее смерть, поэтому привез частного эксперта. Он беседует со всеми, кто был в тот день у меня дома.
Она все еще молчала.
— Тебя, конечно, никто не обвиняет, — быстро добавил Эдуард Леонидович, — но рано или поздно придется перечислить следователю всех, кто был в тот день в моем доме. И поэтому я хочу, чтобы ты была готова.
— У тебя было много людей в тот день? — наконец спросила она.
— Что? Нет, конечно. Но мой помощник, водитель, домработница — они ко мне приезжали. Поэтому я и взял с собой частного эксперта, чтобы он со всеми поговорил.
— Пожалуйста, — она взглянула на Дронго, — вы и есть частный эксперт?
— Да, — кивнул Дронго, — если разрешите, я задам вам несколько вопросов.
— Конечно, — кивнула она, — можете спрашивать. Я в Москве не была уж лет десять и поэтому помню каждый свой шаг.
Дронго взглянул на Халуповича. Тот понял его взгляд.