Его апатия

«Что это значит?» Дронго нахмурился. Если за ним следят, то почему послали такую дилетантку? Она даже не пытается скрыть свой к нему интерес. Ни одна спецслужба мира не позволит своей сотруднице столь явно демонстрировать заинтересованность объектом. Впрочем, какие уж тут спецслужбы. Женщина имела испуганный вид, чувствовалось, что она нервничает.

«Почему она так волнуется?» — подумал Дронго, еще раз полуобернувшись к преследовательнице. Чтобы увидеть незнакомку, ему не было нужды поворачиваться к ней — она шла чуть правее, отставая метров на десять. На роль киллера она годилась еще меньше. Он чуть замедлил шаг, давая ей возможность догнать себя. Но она продолжала сохранять дистанцию.

«Что ей нужно? — с нарастающим раздражением думал Дронго. — Почему она так упрямо меня преследует? Нужно обернуться и спросить ее, чего она хочет. Может быть, это обычная побирушка, которая хочет выждать удобный момент, чтобы попросить милостыню? Нет, для этого она одета слишком прилично».

Дронго решительно свернул за угол и замедлил шаг. Расчет оказался верным: незнакомка выбежала из-за угла и едва не налетела на него.

— Извините, — пробормотала она.

— Ничего страшного, мадам. Вы куда-то торопитесь?

— Да… нет… — Она явно смутилась.

Он присмотрелся к ней. Миловидное лицо, красивые темные глаза. Одета скромно — темный плащ, полусапожки, в руках небольшая сумочка. Женщина чем-то неуловимо напоминала Джил. Может, потому, что у нее такие же правильные черты лица. И похожие миндалевидные глаза.

— Зачем вы идете за мной? — спросил Дронго.

— Я хотела с вами встретиться… поговорить… — поправилась она. — Мне сказали, где вас можно найти. — По-русски незнакомка говорила с характерным гортанным акцентом уроженцев Дагестана. Она нервно теребила в руках сумочку. — Вы ведь господин Дронго? — Женщина произнесла это слово с некоторой нерешительностью. — Извините меня, но мне говорили, что к вам можно так обращаться.

— Меня обычно так называют, — кивнул он, — в этом нет ничего обидного. Не волнуйтесь. Объясните, почему вы хотели меня видеть. Давайте выйдем на набережную, там есть скамейки. Вы не местная?

— Нет, я из Махачкалы. Искала вас в Москве, но узнала, что вы улетели в Баку, вот я и приехала сюда.

— Как вас зовут?

— Фатима, — ответила женщина, — Фатима Магомедова. Показать вам паспорт?

— Нет, — улыбнулся Дронго, — я же не из милиции. Пойдемте, и не нужно так нервничать. Я уже понял, что вы приехали сюда, чтобы со мной встретиться.

Они вышли к набережному приморскому бульвару. Дронго придержал женщину за руку, пропуская проходившие автомобили. На набережной стояли скамейки. Они сели. Дронго посмотрел на небо, подумав, что может начаться дождь.

— Так почему вы хотели меня увидеть? — спросил он. — У вас ко мне какое-то дело?

— Да, — кивнула она. — Извините, что подошла к вам на улице, но… В Москве никто не давал вашего телефона. Я узнала, где вы там живете, и все ходила вокруг вашего дома. А потом решила приехать сюда.

— У вас ко мне что-то важное?

— Да, очень. — Фатима вздохнула: — Дело в том, что моего младшего брата могут убить. Я очень за него боюсь. Он невиновен, а они…

— Подождите. Не волнуйтесь и расскажите все по порядку. Кто его может убить? Где он находится?

— В ростовской тюрьме, — пояснила женщина. — Сейчас в Ростове идет суд.

Я очень за него боюсь. Адвокат сказал, что моему брату грозит высшая мера наказания. А я знаю, что он невиновен…

— Мне трудно понять суть дела. Вы говорите очень сумбурно, — перебил ее Дронго. — Если он в тюрьме, то почему ему угрожает такая опасность? Кто его может убить и почему? Если вы думаете, что высшая мера наказания — это расстрел, то ошибаетесь. В России расстрел отменен, и теперь высшая мера наказания — пожизненное заключение.

— Вот этого я и боюсь, — сказала она с тяжелым вздохам. — Брата так страшно бьют в тюрьме. Я его видела на суде. У него все лицо — один сплошной синяк. Он уже лежал в тюремной больнице со сломанными ребрами. Как только его сажают к матерым уголовникам, те сразу его избивают до полусмерти. А следователи нарочно сажают его именно в такие камеры, чтобы брат подписал все признания.

— Стало яснее, но не до конца. Давайте с самого начала. Кто такой ваш брат? Почему он попал в тюрьму? Почему его хотят приговорить к высшей мере наказания? В общем, постарайтесь рассказать все спокойно и по порядку.

— Да, конечно. Извините, я действительно говорю невпопад. Это мой младший брат Омар, у нас разница в два года. Наша мама умерла, когда мне было десять, а ему восемь, и я с тех пор относилась к нему не только как старшая сестра, но и пыталась заменить Омару мать. Он закончил школу с золотой медалью, поехал поступать в Московский авиационный институт — и сразу поступил, представляете? И учился отлично, получил красный диплом. Потом попал по распределению в Воронеж, на авиационный завод. Все было так хорошо! Он там и женился, а в восемьдесят девятом у него родился сын. Я так радовалась за Омара, — она с трудом сдерживала слезы, — а потом все изменилось…

Дронго молча слушал, не решаясь перебить Фатиму. Та немного помолчала, собираясь с силами, и продолжила:

— Он вступил в какой-то кооператив, думал, что сможет заработать, но дело у них не пошло. В девяностом они закрылись. Потом, в девяносто втором, его уволили с завода, там тогда остановили производство, многих инженеров увольняли. Омар еще раз попробовал начать свое дело, и опять ничего не вышло. Не все люди могут заниматься финансовыми операциями. А другие могут, раньше мы таких называли спекулянтами, фарцовщиками, Омар всегда над ними смеялся. И вот теперь попытался торговать, но не смог. Его друзья привозили товары из Турции и продавали в Воронеже, а у него не получалось. Один раз поехал за товаром и ничего не купил. А во второй раз купил, привез, однако оказалось, что вся партия кожи никуда не годится. Гнилая была, его посредники обманули в Стамбуле. Потом какой-то поляк появился, кооператив создал — и тоже всех обманул.

Она достала платок и вытерла слезы. Дронго не торопил Фатиму — пусть соберется с силами.

— В конце восьмидесятых Омар тему взял, хотел диссертацию защищать, — продолжила рассказ Фатима. — Если бы все так не повернулось, он бы хорошим специалистом стал. Да и жена у него оказалась… В общем, они не очень ладили в последние годы. Сначала продали квартиру, решили переехать в Махачкалу. Потом передумали. Она сама с Украины была, вот и решила, что им нужно в Киев уезжать. Но у них что-то не заладилось. А потом началось это страшное дело. Я даже не поверила, когда мне сообщили…

У женщины дрожали руки, она не могла больше говорить. Дронго терпеливо ждал, когда она успокоится.

— Извините, я очень волнуюсь, — наконец сказала она. — Несколько месяцев назад Омара арестовали. Сотрудники милиции и прокуратуры приехали за ним к нам, Омар тогда у меня гостил. Вы даже не можете себе представить, что с нами было! Со мной, с мужем, с детьми. У меня две девочки, и они потом несколько дней не могли нормально спать. В общем, арестовали его. Он был такой бледный и все пытался нас успокоить. Я чуть с ума не сошла, когда узнала, что его обвиняют в убийстве. Утром мы с мужем поехали в прокуратуру. Когда нам сообщили, в чем обвиняют Омара, я немного успокоилась. Мне казалось, что это чудовищное недоразумение, что все разъяснится. Ведь брата обвиняли не просто в убийстве, следователь сказал, что мой брат убил целую семью. Мужчину, его жену и их девочку. Девятилетнюю девочку. Я знала, как Омар любит детей, он обожал сына и моих дочерей. Чтобы он убил ребенка? Никогда в жизни в это не поверю! Нужно знать моего брата, он на такое не способен, я в этом абсолютно убеждена.

Но через две недели следователь сказал нам, что брат подписал признание в этих чудовищных убийствах. А затем я узнала, что он в больнице с переломанными ребрами. Следователь рассказал, что его избили другие заключенные, но я сразу поняла, что из брата выбивали признание. Нам разрешили с ним увидеться. Он был в таком состоянии, я не поверила, что это мой Омар! Потом начался весь этот кошмар. Омара этапировали в Ростов, где он, оказывается, убил сразу троих. Начался суд, и брат снова попал в больницу. На этот раз ему проломили голову, и врачи боялись, что он не выживет. Следователь сказал, что осужденные не любят убийц и насильников детей. Но мой брат не убийца. И не насильник. Я не могу забыть его лица там, в махачкалинской больнице. У него было такое страшное выражение!