Реаниматор

А потом они с парализованным старым французом долгих полминуты наблюдали, как Руслан с помощью ключа освобождается от пристегнутого к запястью сверкающего «браслета», как неторопливо направляется к машине, как открывает боковую дверь салона, как молча протягивает Флоренскому обтянутый черной кожей тяжелый чемоданчик, как снова закрывает дверь и возвращается к «мерседесу», где топчутся два амбала в расстегнутых кожаных куртках и мужчина лет пятидесяти в длинном кожаном плаще.

Леонид Александрович положил «дипломат» на колени, набрал комбинации цифр на каждом из замков, откинул крышку и нежно, как младенца, извлек из бархатного нутра икону. Копию, написанную на дубовой доске таежным самоучкой Прохором Варежкиным.

– Вот она, родимая, – благоговейным шепотом произнес Флоренский и искоса, из-под бровей, взглянул на встрепенувшегося, протянувшего к иконе свои мелко дрожащие руки коллекционера-фанатика, одной ногой уже давно стоящего в могиле. – Знаете, мне до сих пор не верится, что этот кусок дерева с потрескавшимися красками стоит два с половиной миллиона долларов…

«Увидеть Париж и умереть» – хозяин «Полярной звезды» почему-то не к месту вдруг вспомнил название одного отечественного фильма и непроизвольно осклабился. «Какой затюканный совком мудак мог придумать такое дебильное название? Плебеи, голытьба, быдло! При чем здесь Париж? Имея кучу денег и ум, прекрасно можно жить даже здесь, в России. И особенно приятно кидать вот таких пришибленных терпил, вроде этого до конца дней прикованного к коляске скелета… Чума болотная! Ишь ты, как тебя зацепило, аж пасть приоткрыл. Того и гляди, слюнки с губы закапают…»

– Мне кажется, вы кое-что забыли, уважаемый месье, – не скрывая превосходства над этим жалким инвалидом, ласково напомнил Леонид Александрович. – Как насчет оставшейся суммы? Прежде чем навсегда расстаться с этой драгоценнейшей реликвией, я хотел бы, знаете ли, получить обещанные восемьсот тысяч долларов…

Глаза старика остекленели. Долгие три секунды адвокат пристально смотрел на лыбящегося, крайне довольного собой русского мафиози. Бывшего рядового бандюгана, щенка с грязным пузом, которому он, великий Дидье Боярофф, великодушно помог вырваться из железных лап закона и стать тем, кем он стал сейчас! Сколько в нем сейчас надменности, демонстративного превосходства! А ведь он помнит его отощавшим, обритым наголо юнцом в мятом спортивном костюме, с провалившимися от недосыпания и страха затравленно бегающими глазами. Леня мог запросто схлопотать пожизненное заключение за убийство араба. Но его оправдали подчистую. Зря, наверное…

– Вы меня слышите? – видя, что со стариком творится нечто странное, и мгновенно сменив тон, осторожно спросил Треф. – Я сказал, неплохо бы вначале увидеть деньги…

– Я не глухой, господин Флоренский. Вот, возьмите. По нему вы без проблем получите наличные в любом банке к западу от польско-германской границы…

Вытянувшаяся было вперед, к чемоданчику, скрюченная артритом правая рука адвоката нехотя скользнула под клетчатый шерстяной плед и достала банковский чек, который немедленно был схвачен пухлыми пальцами Трефа.

– А теперь… дайте ее мне! – прошептала мумия.

– Вы, по-моему, забыли, что мы с Жаком вели разговор о наличных, – опытным взглядом изучив чек и убедившись, что он самый настоящий, отчеканил Леонид Александрович.

– К сожалению, я не знал, что ваши банки так сильно отличаются от банков в цивилизованных странах, – прошипел Боярофф, не сводя глаз с вожделенной иконы. – Наши попытки получить с европейского счета нужную сумму наличными свелись к очень похожей на допрос в полицейском участке беседе со службой безопасности! Мы побывали в трех солидных на вид банках и везде встретили отказ… Удивляюсь, как Гийому удалось в прошлый раз выдавить из этих идиотов хотя бы те двести тысяч. При такой организации финансовой системы вести бизнес невозможно… Простите, но я просто не мог везти сюда из Парижа кейс, набитый наличными!

– Невозможно только спать на потолке – одеяло падает! – хмыкнул хозяин казино, торопливо пряча чек во внутренний карман пиджака. – Мы, как видите, приспособились… Так уж и быть, в память об услуге, которую вы мне когда-то оказали, я войду в ваше положение и приму чек, хотя его обналичивание будет стоить мне солидных комиссионных. Возьмите вашу реликвию, месье Боярофф. Итак, сделку считаем завершенной?..

– Стойте! – что-то похожее на кошачью лапу с силой впилось в рукав пальто Флоренского.

Разве эта сушеная мумия может так громко кричать? И откуда у нее столько силы?

Леонид Александрович быстро глянул через тонированное стекло. Перед входом в «Прибалтийскую», в нескольких шагах от его кортежа и топчущихся возле него шестерых мужчин, остановился шикарный двухэтажный автобус, из которого шумной толпой высыпали иностранные туристы.

Похоже, истошный вопль старика снаружи никем не был услышан. «Ч-черт, неужели влип? Неужели этот мухомор сумел за две секунды отличить копию от оригинала? Этого еще не хватало. Но не отдавать же ему обратно чек. Надо срочно что-то делать!..»

– В чем дело?! – не без усилий сбросив с себя корявую клешню с деланым недоумением спросил Леонид Александрович.

– Это… это не Тихвинская икона! – хлопая дряблыми губами и тупо вращая вылезшими из орбит зенками, взвизгнул Боярофф. – Это жалкая подделка! – Адвокат смотрел на доску с таким ужасом, словно у него на коленях лежала ядовитая болотная гадюка.

– Неужели? – тихо прохрипел Треф и, подавшись вперед, схватил адвоката за грудки. Рывком дернул, едва не выдернув податливое невесомое тело старика из инвалидной коляски. Лица коллекционера и бывшего бандита находились так близко друг от друга, что дыхание Флоренского касалось лица обманутого терпилы. – Вам почудилось, уважаемый. Икона подлинная. Убив двух ментов и священника, ее три дня назад похитили из Троицкого храма мои люди. Она висела за бронированным стеклом, под сигнализацией. Неужели вы думаете, что наши попы решили сшельмовать и вместо драгоценного оригинала подсунуть прихожанам туфту?! Видимо, у вас, месье, просто плохо со зрением. Старость, знаете ли…

– Я неоднократно бывал на вилле у графа Гаева, в Марселе, и не раз держал образ в руках! Здесь, с обратной стороны доски, должна быть старая царапина! Ее нет! – еще громче крикнул адвокат.

– Послушайте, месье Боярофф, – с угрозой в голосе прорычал Флоренский, одной рукой удерживая старика в кресле, а другой берясь за дверную ручку минивэна. – Я не эксперт по иконам. Я коммерсант. И устанавливать подлинность иконы – ваша, а не моя головная боль. Я даже больше скажу. Мне совершенно плевать, копия это или подлинник. Наша договоренность с вами предусматривала похищение доски из Троицкого храма! И если наши многомудрые и дальновидные попы действительно решили блефануть по-крупному и выдать копию за оригинал, то знать об этом не мог ни я, ни вы! Я полностью выполнил взятые на себя обязательства! Какие могут быть претензии?!

– Вы… вы мошенник! – Боярофф чуть не плакал. Лицо его, и без того далекое от привлекательности, перекосило судорогой, все тело тряслось, словно в эпилептическом припадке. Адвокат снова вцепился руками в пальто русского мафиози и торопливо зашептал: – Верните мой чек! Или, клянусь Господом, вы очень скоро сильно пожалеете о том, что поступили со мной, человеком, однажды спасшим вам жизнь, так жестоко!!

– А вот пугать меня не советую, – выплюнул в лицо старику начавший терять терпение Флоренский. Единственным его желанием было как можно скорее покинуть этот проклятый «фольксваген», сесть в свой уютный лимузин и рвануть куда подальше. Однако Леонид Александрович отдавал себе отчет, что доведенный до крайности коллекционер в ярости может наломать дров. Например, капнуть в ФСБ. Флоренский снова стряхнул с себя слабосильные клешни адвоката и рявкнул:

– Кто ты такой, чтобы угрожать мне на моей территории?! Ты, майонез провансальский, хотя бы знаешь, кто я в Петербурге?! Я здесь хозяин! А ты – говно!