Двойник

Оружие немедленно перекочевало в руки бородача, который без колебания развернулся на девяносто градусов вправо и срезал короткой очередью двух омоновцев в камуфляже, охраняющих дверь в зал заседаний, а потом прошелся еще одной над головами судей, усыпав их осколками штукатурки.

На все ушли считанные секунды.

– Никому не двигаться, руки за голову, быстро! – напористым, пробирающим буквально до костей хриплым голосом приказал «оператор», доставая из кармана гранату. – Мы не хотим лишних жертв…

Под ногами сидящего в первом ряду толстого делового парня в двубортном костюме, белой рубашке и галстуке вдруг начала расползаться мокрая лужа, пополняемая стекающей из штанины теплой струйкой. В душном и без того воздухе зала отчетливо запахло свежим дерьмом.

Алтаец со смешанным чувством радости и удивления молча наблюдал, как Лана, грациозно, словно кошка, перепрыгнув скамейку в первом ряду, бросилась через зал, протянула ему между прутьями решетки один из пистолетов. Потом метнулась вправо, склонилась возле одного из убитых милиционеров и, быстро достав ключ от клетки, двумя поворотами открыла замок и распахнула дверь, преграждающую путь к свободе.

– Вот здорово, а?! – где-то за спиной Алтайца, разом позабыв позорный инцидент и глубоко запавшую в душу обиду, воспрянул духом Фрол. Лану он, естественно, не узнал. – А мне пистолетика не найдется, бикса?

Не обращая внимания на ошалевшего от радости идиота, Бронский выскочил из клетки и, повинуясь понятному без слов кивку Ланы, метнулся к окну, которое уже успел распахнуть бородатый. Держа на мушке «беретты» трясущихся от страха, стоящих и лежащих на полу лохов, пришедших поглазеть, как закон покарает очередного преступного босса, Степан приблизился к подоконнику. Он хотел уже перемахнуть через него, благо низкий второй этаж позволял благополучно приземлиться на расположенную внизу цветочную клумбу, но, услышав очередной пистолетный хлопок, резко обернулся.

Фрол так и застыл – с глумливой улыбочкой на роже. Между бровей у него появилось маленькое красное отверстие. Затылочная кость бригадира разлетелась на куски. Сгустки похожих на холодец мозгов брызнули по сторонам, обдав испуганные лица стоящих рядом людей, в том числе и парня в костюме с мокрыми брюками.

Смерть подвинувшегося крышей Фрола, которого даже без последних роковых событий уже давно следовало пустить в расход, не вызвала у авторитета практически никаких эмоций, кроме небольшого мимолетного удивления поступком Ланы. Хотя, если разобраться… Но для этого еще будет время, а сейчас надо линять, пока вокруг не начался большой шухер с пальбой и танцами.

Повернувшись к окну, Степан резво запрыгнул на подоконник, примерился к расстоянию, отделяющему его от земли, и, набрав полные легкие воздуха, сиганул вниз.

Приземление на клумбу с желтыми цветами прошло не так гладко, как хотелось бы. Подвернув ногу, он упал на бок, взвыв от острой боли, и выронил пистолет…

Ворон

Он запарковал свою «восьмерку» под тенью раскидистого тополя и стал ждать танцовщицу.

Обычно девушка заканчивала свой эффектный порнографический номер со стулом, клубникой и розовым искусственным фаллосом где-то в половине третьего, после чего в течение минут сорока-пятидесяти переодевалась, принимала душ и покидала клуб через служебный ход.

Садилась в малышку «Оку» и довольно резво для дамы трогала с места, отправляясь через весь пустынный город к старинному петровскому дому неподалеку от Дворцовой площади, где снимала в огромной коммуналке две комнаты, окнами выходящие на канал.

Родом недавняя выпускница педучилища Диана была из далекого Североморска, так что ни собственной квартиры, ни близких людей, ни родственников у нее в Питере не имелось. Только сумасшедший влюбленный романтик Герман Иванько, ради нее готовый даже на преступление. И – ведь действительно совершивший его! С одной лишь целью – добыть кучу денег, увезти красавицу-лимитчицу в благословенную Европу, купить там дом и сделать все, чтобы Диана до конца своей жизни больше ни, в чем не нуждалась…

Зная печальный опыт рухнувших финансовых пирамид, вроде «Эвереста» Макса Денисова, Иванько придумал кое-что пооригинальней. А именно – подобие страхового накопительного полиса, которым родственники умершего или он сам (разумеется заочно) могут оплатить достойные похороны, стоящие нынче едва ли не столько, сколько приличная свадьба.

Купить полис мог любой, и его цена колебалась от возраста владельца. Если тебе двадцать пять, то на оплату сопутствующих твоей неизбежной кончине ритуальных услуг, до которой еще как до луны пешком, требовалось выложить за цветную бумажку с номером, фамилией и солидной печатью всего двадцать баксов. И можно быть уверенным – отпоют и закопают не хуже, чем криминального авторитета!

С попом, ксендзом, раввином или муллой-кого сам уважаемый клиент закажет.

Если же вам, любезный лох, уже сорок пять – тогда платите аж целый полтинник.

Ну а если повезло, несмотря на суровое сталинско-ленинское прошлое и варварское демократическое настоящее, дожить аж до шестидесяти лет или старше, – тогда, мил человек, выкладывайте все сто! Причем отказа не будет, даже если вы имеете рак в четвертой стадии и собрались отдать богу душу уже завтра поутру.

Вот такая нехитрая (хотя как посмотреть) бухгалтерия была придумана господином Иванько.

Этот «бизнесмен» практически вынудил несчастных, десятикратно ограбленных и родным государством, и «депозитчиками» бабушек и дедушек – а основными клиентами фонда «Наследие» были, естественно, люди пожилые – достать бережно завернутые в чистый платочек и спрятанные на самый черный день деньги. Особенно это касается одиноких, несчастных стариков, для которых скромные сбережения от крошечной пенсии – последний и единственный шанс по-человечески отойти в лучший мир, а не быть вместе с бомжами-сифилитиками закопанными за государственный счет на задворках кладбища, в могиле без креста и гроба.

В глазах Ворона Герман Иванько являлся едва ли не худшим из всех тех подонков, с которыми ему раньше приходилось иметь дело. Он был сравним разве что с Пегасом, лишившим Сергея жены и дочери и окончательно поломавшим представление об окружающем мире и стране. Ибо Иванько самым жестоким образом отнимал последнюю надежду у тех, кто был бессилен даже отомстить ему за эту низость.

Затушив сигарету. Ворон затолкал фильтр в пепельницу. Он думал над тем, каким именно способом, соразмерно сотворенному злу, наказать Иванько и как вернуть украденные им деньги несчастным старикам.

Это дело он затеял сам, без всякого заказчика, не рассчитывая на вознаграждение за работу, и только во имя справедливости.

…Шум двигателя Дианиной малолитражки, приближающейся к окутанной густой тенью арке старинного дома, он узнал сразу. Глубоко вздохнул, повернул ключ в замке зажигания, запуская форсированный мотор «восьмерки», и, включив первую передачу, стал терпеливо ждать момента, когда пластмассовая коробочка танцовщицы из пип-клуба полностью повернет в арку с набережной канала.

И только тогда Ворон отпустил педаль сцепления и, не включая фары, бросил машину вперед, навстречу неизбежному, точно просчитанному столкновению.

Алтаец

Подвернув ногу, он упал на бок, взвыв от острой боли, и выронил пистолет…

Серьезность момента, однако, не позволяла давать волю эмоциям. Быстро взяв себя в руки. Алтаец, скрипя зубами и чувствуя, как из глаз брызнули предательские слезы, неуклюже приподнялся на одно колено, отыскав глазами ствол.

Сжал в ладони рифленую ручку, попробовал принять вертикальное положение, но не смог. Нога не слушалась…

Рухнувший сверху бородач цепко схватил его за плечо, рывком вздернул вверх и с несокрушимостью бульдозера поволок к только что визгливо скрипнувшей тормозами возле дороги синей «БМВ».

Алтаец через распахнутую настежь дверь лицом вперед взлетел на заднее сиденье просторной машины и больно ударился лбом о ручку двери напротив.