Страница 13 из 14
— Это наш долг, тетушка Лизавета.
А мош Дионис все глядел на брюки, которые уже принадлежали не ему, а истории…
Хари гонял на мотоцикле по бездорожью, рискуя сломать сразу две шеи, свою и Зинину. Крепко прижавшись к его спине, девушка слушала серенаду, которую Хари не столько пел, сколько выкрикивал нарочито хриплым голосом:
Потом они ходили по старому кладбищу и целовались в укромных местах.
— А может, и вправду вернуться в село? — прижимая к себе девушку, сказал Хари. — Возвращение блудного сына! Звучит? Буду землю пахать! Хлеборобом буду! Скотоводом!
— Никем ты не будешь, Хари, — тихо сказала девушка.
Возможно, он не услышал ее приговора или сделал вид, что* не слышит. Отпустив девушку, он поднялся, расправил плечи.
Впереди, у ворот кладбища, их поджидало трио гитаристов, правда, без инструментов.
— Иди домой, Зиночка, тебя папа дожидается, — сказал Хари и галантно поцеловал ей руку.
Опасливо оглядываясь, девушка скрылась за оградой.
— Як вашим услугам, господа, — сказал Хари, аккуратно вешая куртку на дерево. — Но учтите, у меня мотоцикл без коляски, поэтому в больницу я смогу доставить только одного. Кто желающий?
В его зубах дымилась сигарета.
Все трое медленно двинулись на Хари. Бузилэ добродушно улыбался, растопырив руки, словно для дружеского объятия. Сеня еще издали принял левостороннюю стойку. Бульдозерист делал быстрые хватательные движения, сжимая и разжимая кулаки.
— Ну что ж, начнем с виновника торжества, — сказал Хари, выплюнув окурок под ноги Сене.
Он бросился к Сене, но в последний момент изменил направление, метнулся к Бузилэ, нанес ему два коротких гулких удара в живот и отскочил в сторону. Бузилэ замер, широко открыв рот.
Сеня ринулся на Хари. Тот увернулся, и Сеня проскочил мимо. Бежавший вслед за Сеней бульдозерист тоже хотел увернуться, но его подбородок вошел в жесткую стыковку с кулаком Хари. Продолжая делать пальцами хватательные движения, бульдозерист взлетел в воздух.
Сеня рванулся к Хари. Тот легко ушел от удара, подскочил к Бузилэ, который уже почти отдышался, и нанес ему еще одну серию по корпусу, завершив ее эффектным щелчком в нос. Бузилэ снова застыл с открытым ртом.
Бульдозерист вскочил на ноги, но оказавшийся рядом Хари прямым ударом в лицо свалил его обратно, успев увернуться от набросившегося со спины Сени, который, получив подножку, упал на бульдозериста.
— Первый раунд окончен, — объявил Хари, потирая правый кулак. Затем вежливо обратился к Бузилэ, который продолжал стоять с открытым ртом. — Если вам плохо, вы тоже ложитесь. Все равно сейчас перерыв…Когда все трое снова двинулись на Хари, он напряженно смотрел на их руки: Сеня и бульдозерист сжимали по кирпичу, Бузилэ прикрывал свой торс листом шифера.
— Самое смешное, что он боксер, — как бы оправдываясь, сказал Бузилэ.
— Еще лучше владею карате, — процедил Хари, — а это, мальчики, уже не смешно.
Федор и Георге сидели в каса маре. На столе лежали фрукты, виноград и связка ключей, торжественно положенных отцом.
— Послушай, Федя, но почему ты не хочешь? — сказал Георге. — Ведь основная доля здесь твоя. И потом столько лет в этой тундре, сколько можно?
Неторопливо щипая виноград, Федор сказал: — Привык я там, Гицэ, прижился. И потом… вольготно там очень, на сотни верст сам себе хозяин, хошь живи, хошь помирай. После такой воли, браток, тесновато тут больно.
Вошел Хари. Лицо у него было в кровоподтеках, один глаз заплыл, в руке он держал какой-то предмет, завернутый в клок сениной рубахи:
— А еще говорят, что у нас любительский спорт! В каком-то захудалом селе встретил сразу трех профессионалов.
— На боксеров, что ли, напоролся? — спросил Федор.
— На каменщиков.
Из свертка на стол вывалился кусок кирпича. Федор взвесил его на ладони:
— Значит, сунул свой нос куда не надо. Хари размял нос, поморщился:
— Надо, Федя, надо. Жизнь — это борьба и остальные сорок восемь видов спортлото. — Он подцепил пальцем связку ключей, встряхнул. — Так кому достались ключи от счастья? Архип уже не в счет, я тоже.
Братья молчали. Играя ключами, Хари растянулся на; лавке, закрыл глаза:
— Отгадайте загадку, братья мои. Что будет, если ключи от счастья запустить в массовое производство?
Братья молчали.
— На счастье… появится… другой… замок, — засыпая, проговорил Хари.
— Может, оженим его на председательской дочке? — сказал Федор. — Приведет ее сюда и дело с концом.
— Его оженишь!… Он скорее голову в петлю сунет, чем палец в обручальное кольцо.
— Тогда давай ты сюда.
— Не смогу я, Федя, не выдержу, — признался Георге, — тебе здесь тесновато, а мне, — он усмехнулся, — глуховато…
Федор почесал грудь, зевнул:
— В любом случае дом — это надежное вложение капитала. Так что пусть стоит себе, не развалится. Квартирантов пустят, если что.
— Верно, сынок, он нас всех перестоит. — К столу подходил отец, обводя комнату довольным взглядом. — И жилец для него славный нашелся.
Братья переглянулись. Отец заметил спящего Хари:
— Небось, со своей коняки свалился? Кобыла, она что баба, сразу не обуздаешь, всю дорогу брыкаться будет.
Он снял с пальца Хари связку ключей:
— А вы чего не ложитесь? Поздно уже. И пошел к выходу.
— Какой жилец, батя? — спросил Федор.
Отец остановился, взглянул на него ясным взором:
— Архип, какой же еще? Он с фронта так и писал в последнем письме: вернусь, такой домище отгрохаем, не дом, а настоящий храм… Вот он и вернулся, брат ваш…
Гремя ключами, отец скрылся за дверью. Георге настороженно взглянул на брата:
— Что это с ним?
— Ну и ну, — протянул Федор, по-бычьи наклонил голову и направил на нее струю сифона.
Утром в председательском кабинете было полно народу: Апостол подписывал наряды. Между бригадирами протиснулся мош Дионис, протянул председателю листок:
— Подпиши и мне, Гриша. Апостол прочел:
«Заявление
Прошу назначить меня сторожем, а мою жену Лизавету уборщицей музея истории села.
Дионис Калалб».
Председатель закатил глаза, показывая этим, что говорить со стариком выше его сил. Все же он собрался с силами и простонал:
— Но ведь помещения для музея нету! И, по твоей милости, еще долго не будет!